Евгений Сартинов - Гороскопы всегда врут [СИ] Страница 6

— В нашей области, Витя, такие заводы-монстры стоят, и с космосом связанные, и с той же оборонкой. А ты думаешь, что мы сможем заинтересовать корейцев наши задрипанным механическим заводиком…

Говорил он долго, не торопясь, разбивал одну идею Спирина за другой. Каждому его доводу Виктор мог противопоставить два своих, но он молчал. За аргументами мэра сквозило явное нежелание Гринева заниматься всем этим. Спирин, конечно, мог все продумать, разработать план, но далее дело зависело от заинтересованности Гринева. К концу монолога мэра Виктор убедился в том, о чем догадывался уже давно: Анатолий Петрович Гринев как руководитель выдохся, умер. И возраст не был главной причиной. Удачно подобрав кадры, он, подобно английской королеве, был огражден от суетных, каждодневных проблем. Так что до Гринева все доходило в «разжеванном» виде, готовым постановлением или распоряжением, ему оставалось лишь поставить свою подпись. Еще Виктор думал, что во многом виновата еще и водка. Привыкнув в свое время снимать стресс после окончания трудового дня "русским лекарством", Гринев и теперь засиживался в своем кабинете часов до восьми вечера в компании своих многолетних друзей, которых он давно перетащил ради этого в администрацию. Пил Гринев много, но всегда крепко держался на ногах, глаза оставались ясными, и только то, что он не мог говорить, а лишь улыбался, подсказывало знающим людям, что мэр смертельно пьян. Так было пять дней на рабочем месте, и продолжалось в выходные дома, или на рыбалке или охоте, в зависимости от сезона.

Размышления Спирина прервал сам мэр. Остановившись сзади, он положил руки на плечи Виктору и сказал своим глубоким, бархатным голосом:- Я вообще-то чувствую, Витя, что засиделся ты в заместителях. На волю тебя пора отпускать, на простор. Ты в курсе, что Деркач умирает?

— Конечно, — удивился Спирин. Директору бетонного комбината Деркачу три дня назад сделали бесполезную операцию по удалению раковой опухоли.

— Вот он умрет, я тебя на это место порекомендую. Сам приеду, представлю тебя коллективу.

Виктор не шелохнулся, но хорошо, что Гринев не видел его лица. Бетонный завод находился на последнем издыхании. Оборудование крайне износилось, зарплату не давали уже полгода, народ бежал оттуда, и работали только совсем уж горькие пропойцы, знавшие, что больше их никуда не возьмут.

— Конечно, тяжело будет на первых порах, но поможем. Это я тебе гарантирую, — продолжал Гринев, все так же держа руки на плечах своего молодого заместителя. — Надо, Витя, надо! А представляешь, как это будет здорово, взять и возродить завод, как эту, как его… а, птицу Феникс! Я тебе в чем-то даже и завидую. Был бы помоложе, может, и сам бы решился. Но, годы уже не те…

"Он что, издевается?!" — подумал Виктор, чувствуя, как подкатывает к горлу упругий комок ненависти. Такое повышение было подобно ссылке, оно отодвигало кресло мэра от Спирина как минимум лет на десять. Но голос Гринева казался искренним, а взгляд, когда он прошел к своему креслу и сел, чист и ясен.

Через час, обдумав все, Спирин сам позвонил Нечаю.

ГЛАВА 9

Нечай понимал, что первый заместитель мэра города Виктор Спирин птица не его полета, но не закинуть удочку в ту встречу в мэрии было бы просто грешно. И вот теперь "астрологический брат" позвонил сам! Нечай сразу почувствовал грядущую удачу. Собираясь на встречу со Спириным, он на минутку заехал к сооружаемому под присмотром его ребят бару на улице Пархоменко. Быстро решив все накопившиеся на стройке проблемы, Нечай собрался ехать, но вспомнил, что у него кончились сигареты, и отошел к расположенному рядом мини-рынку. На небольшом пятачке асфальта стояли десятка два крытых прилавка, где торговали дешевым импортным барахлом, да самыми ходовыми продуктами питания. Уже купив пачку «Бонда», Геннадий стал свидетелем любопытной сцены. К пожилой бабе крестьянской наружности, скромно пристроившей прямо на асфальте пирамиду из двух десятков кочанов молодой капусты, пристали два парня, требуя с нее деньги за право торговать своим нехитрым товаром. Оба парня явно сидели на «игле». Одного, рыжего верзилу, Нечай знал, сталкивался в свое время еще в зоне для малолеток. Теперь Геннадий поразился, насколько «дурь» высосала из того все силы. Ража, так звали парня, словно высох, ссутулился, ходил на полусогнутых ногах. Бабка между тем отчаянно защищалась, не желая расставаться с честно заработанным рублем. Она, даже, крикнула мужа, дремавшего в стареньком «Москвиче» и дедок, еще крепкий на вид, поспешил ей на помощь.

— Ну-ка, пошли отсюда, оглоеды! — прикрикнул на них старик и грудью оттер обоих мазуриков от бабки и от своего товара.

— Михай! — отчаянно взвыл один из рэкетиров, обратив мутные глаза наркомана вверх, на один из балконов четвертого этажа ближайшего дома, где покуривал сидящий на табуретке худощавый мужик в белой майке и трико. — Деревня тебя не слушается, хвостом бьёт. Бабки не хочет отстегивать.

— Скажи, я сейчас спущусь, — хрипло крикнул тот со своего балкона и, повернувшись, скрылся в квартире.

— Слышь, дед, щас ведь хуже будет! — снова обратился Ража к неуступчивым крестьянам. — Счас сам Михай с тобой базарить будет. А у него так просто хвостом не шваркнешь.

— Да заплатите вы им, и пусть подавятся, — дернула бабку за рукав ближайшая торговка. — С этим Михаем и милиция не связывается, убивец, пятнадцать лет отсидел в тюрьме.

Нечай усмехнулся. Да, Михай в свое время действительно получил пятнадцать лет, хотя мог бы заработать и вышку, застрелив из ружья двоих своих врагов. Кривов и до перестройки считался городом неблагополучным в криминальном отношении. Каждый десятый его житель хоть раз, да сидел в тюрьме, две трети из этого числа считались рецидивистами. Этот своеобразный криминальный мир жил ещё по старым воровским законам, свято чтил своих «героев», и вернувшийся с отсидки инвалидом Михай вскоре занял «королевский» трон в своем небольшом районе. Правда была и в том, что милиция старалась не связываться со стариком. Все его нынешние «подвиги» тянули максимум на пятнадцать суток, а так хоть какой-то «пастух» необузданного воровского стада. К нему шли, если возникал какой-то спор, в других случаях дело кончалось бы поножовщиной, а с его мнением считались.

Неясная мысль, крутанувшаяся в голове Нечая, показалась ему забавной, и он глянул на часы, засекая время, за которое Михай спустится со своего «скворечника». С полгода назад у Михая обострилась старая болезнь кишечника, он чуть было не отдал концы. Его подручные тогда таскали в квартиру не водку и анашу, а одно крестьянское молоко, попросту отбирая его у дорожных молочниц. Те сначала сильно ругались, потом плюнули. Одна банка молока в день на десятерых не стоила таких тревог, а только просили вернуть дефицитную тару. И выжил, выкарабкался "старый волчара". Только ослаб сильно. По весне начал выходить, но, упав на лестнице, вскоре сломал руку.

Из-за угла дома Михай показался минут через десять. Шел он тяжело, опираясь на палку с красивой ручкой из наборного цветного плексигласа. На не слишком свежую майку старый уголовник накинул легкую спортивную куртку, но застегивать ее не стал, так что впалая его грудь и морщинистая шея как-то по особенному бросились в глаза Нечаю.

"А ведь ему еще нет пятидесяти, — мелькнуло в голове у Геннадия. — Хотя почему пятидесяти? Сел он в двадцать пять, это я точно помню, Михай сам в зоне говорил. Отсидел он пятнашку и уже пару лет на свободе. Боже ж мой! Ему же вот только-только перевалило за сорок!"

Между тем действие на базарчике развивалось своим чередом. Бабка, уже изрядно «прокачанная» соседками, испуганно смотрела на приближающегося варнака. Остыл немного и ее дед, хотя по инерции продолжал хорохориться.

— Ну, так что, деревня, хвостом бьем, на дурика прокатить желаем? — не торопясь, начал свою речь Михай.

— А чего это мы ещё и тебе должны платить? — заерепенился дед, выпячивая грудь, туго обтянутую зеленой солдатской рубашкой. — За место мы заплатили, а тебе, с какого рожна еще платить?!

— Вань, может, заплатим? — начала дергать старика за рукав жена.

Морщинистое лицо старого уркагана не выражало никаких эмоций. Глаза из-под кустистых бровей казались блеклыми, словно голубизна их повыцвела от времени и лишений. Но промелькнуло в них что-то вроде молнии, передернулось судорогой лицо, и с неожиданной яростью Михай обрушился на зеленую пирамидку нехитрого урожая старых крестьян. В несколько пинков старый зэк раскидал вилки под ноги прохожим, в небольшую лужу, оставшуюся после ночного дождя, под колеса стоящих за прилавками автомашин.

— Ты что, сволочь, делаешь?! — кинулся на Михая дедок, но, получив от того неожиданно сильный толчок в грудь, отлетел назад и, споткнувшись, обрушился задом на собственные овощи, окончательно завершив этим полный разгром своего торгового места.