Алексей Макеев - Сынок министра Страница 6

– Хорошо тут у вас! – невольно вырвалось у него.

Референт внимательно посмотрел на него и сказал с некоторой обидой:

– У кого это «у вас»? Мне приходится тут бывать почаще, конечно, чем вам, но только по служебной необходимости. Так что «у вас» – это не ко мне. Рылом не вышел!

– Ну, у вас все еще впереди, – добродушно заметил Гуров. – Кто знает, может, вас ждет блестящая карьера? И потом, все-таки вы здесь свой человек. Это я незваный гость.

– Почему незваный? – не принял шутки Забуруев. – О вас позаботились. Незваным гостям пропуска не выписывают.

Пока они беседовали подобным образом, ворота открылись – совершенно бесшумно, – и посетителей встретил человек в строгом костюме, при галстуке, с ослепительно белоснежными манжетами, выглядывавшими из рукавов. Гуров сам предпочитал строгий стиль в одежде, но вынужден был признать, что здесь, вне столичной суеты, на фоне густых сосен, дачной тишины и голубого неба, наряд этого человека выглядит неоправданно официально. Видимо, министр был строг и держал свою обслугу в ежовых рукавицах.

Их провели через широкий двор мимо цветущих кустов роз, серебрящегося фонтана, яркого шезлонга, забытого кем-то на зеленой лужайке, и впустили в дом. Здесь человек в галстуке оставил их в комнате с окнами во всю стену, попросил немного подождать, а сам куда-то удалился. Впрочем, Гуров не успел обменяться с Забуруевым даже словом, как человек возвратился в компании мужчины, по небрежному виду которого можно было смело утверждать, что он к обслуге никакого отношения не имеет. Гуров догадался, что это и есть младший Панченко собственной персоной.

Панченко можно было дать лет сорок. У него было одутловатое бледноватое лицо с крупными чертами. Мягкая линия подбородка свидетельствовала о недостатке характера. Панченко был небрит и заметно нервничал. Одет он был в домашний халат и шлепанцы. Редкие волосы на голове были мокры и тщательно расчесаны. Видимо, сил у него хватило на единственную уступку правилам хорошего тона – причесаться, прежде чем встретиться с гостем.

Он поздоровался с Гуровым, стараясь держаться по-хозяйски, с видом барина, но в глазах его таилась тревога, и это от Гурова никак не могло укрыться.

– Здравствуйте, – сказал Гуров. – Если не ошибаюсь, Виталий Андреевич? Моя фамилия Гуров. Лев Иванович. Старший оперуполномоченный по особо важным делам. Звание мое – полковник. Говорю это потому, что вижу в ваших глазах сомнение. Хочу, чтобы вы поняли – к вам прислали не лейтенанта из районного отделения милиции. Отношение к вам самое серьезное, поэтому я надеюсь на такую же серьезность с вашей стороны.

– Постараюсь, – пробормотал Панченко. – Вы, кстати, производите впечатление вполне порядочного человека. Когда отец сообщил мне, что сюда пришлют милиционера, я, каюсь, и в самом деле вообразил себе эдакого сутулого лейтенанта в нагуталиненных сапогах…

– Спасибо за комплимент, – иронически произнес Гуров. – Мне уже давно никто не говорил, что я похож на порядочного человека. А вы, похоже, действительно готовились ко встрече с каким-то крайне неприятным человеком. Откуда у вас такая неприязнь к лейтенантам милиции? Какие-то воспоминания юности?

– У меня была вполне благополучная юность, – с вызовом ответил Панченко. Он хотел добавить что-то резкое, но, поймав глазами ледяной взгляд Гурова, передумал. – Мне сейчас не до дискуссий о лейтенантах. Вы не представляете, в каком дерьме я оказался!

Тут он вдруг запнулся и с подозрением посмотрел на Гурова снизу вверх. «Наверное, сработал все-таки предохранительный клапан, – подумал Гуров весело, – свою подноготную выкладывать, – это не то что милицию ругать! Как дошло дело до откровенного разговора, так его и заклинило».

– Где мы могли бы спокойно поговорить, Виталий Андреевич? – спросил Гуров.

Панченко озабоченно оглянулся, словно попал в это место впервые и ничего тут не знал. Потом махнул рукой и раздраженно сказал:

– Роман Дмитриевич! Владимир Сергеевич! Вы можете быть свободны!

Забуруев и второй мужчина покорно вышли. Панченко посмотрел им вслед, потер ладонью лоб, словно соображая, что теперь делать, и неожиданно предложил:

– Лев Иванович, может быть, выйдем наружу? Не возражаете?

– Как вам будет угодно, – ответил Гуров. – В принципе, не имеет значения, где задавать вопросы. А также отвечать на них. Лишь бы толк был.

Через какую-то боковую дверь Панченко вывел Гурова из дома и повел по аккуратной, выложенной каменной плиткой аллее к старым соснам, росшим на большей части территории, прилегающей к особняку. Земля под соснами была чисто выметена и освобождена от сухих веток и прочего мусора.

– Итак, я должен ответить на вопросы, – начал Панченко. – А знаете, вы были правы – это совсем нелегко. Пожалуй, я чувствую себя не в своей тарелке. Все это так сложно, так трудно объяснить… Боюсь, вы можете меня неправильно понять, а мне этого очень не хотелось бы…

– Это не в моих интересах – понимать вас неправильно, – заметил Гуров. – Мне нужна правдивая информация. Мне не нужны домыслы. А как раз там, где отсутствует информация, там появляются всякого рода домыслы, слухи. А это уже не в ваших интересах. Давайте действовать так, чтобы наши интересы совпадали. Я не стану вторгаться в ваши интимные проблемы, но картину происшедшего мне придется восстановить. Итак, что же произошло двадцатого мая? Референт вашего батюшки кое-что рассказал мне. Но это лишь эскиз, так сказать. Мне хотелось бы иметь картину очевидца.

– Очевидца, да… – пробормотал Панченко. – Хотел бы я быть очевидцем. Увы, я был самым непосредственным участником! Но, впрочем, это все лирика… Что произошло? Так кинули меня! Грубо и вульгарно кинули. Как последнего лоха.

– Это тоже лирика, Виталий Андреевич, – заметил Гуров. – Не отвлекайтесь. Чем конкретнее будут ваши сведения, тем вам самому будет легче их излагать. Я намеренно назвал вас очевидцем. Рассказывайте так, будто вы были очевидцем событий, и ничего более.

– Ладно, попробую. В общем, двадцатого мая мы решили немного выпить. Несколько приятелей, общение с которыми ни к чему не обязывает. Мой двоюродный брат-журналист, мой коллега по работе, мой бывший одноклассник. Называть фамилии?

– Фамилии мне известны. Можете упоминать их в ходе повествования – я не ошибусь.

– Прекрасно. Итак, мы немного выпили. Знаете, у меня скоро свадьба. Наверное, вам уже известно социальное положение моей невесты… Строго между нами – этот брак отнюдь не по любви. Можете относиться к этому как угодно, но это союз двух кланов, извините за пафос! Все оформлялось так же долго и торжественно, как если бы вступали в союз два государства. Вряд ли вы способны представить себе всю эту процедуру. Короче говоря, что касается лично меня, ощущение такое, будто тебя отправляют послом в страну, где всегда жара и нужно постоянно носить галстук. Перед такой командировкой я позволил себе расслабиться, – Панченко криво усмехнулся.

– Я понял. Дальше.

– Мы были у Курносова, потом заехали на минуту ко мне, потом отправились в клуб «Палитра». Все было прекрасно. Нам ничто не угрожало. В «Палитре» с нами тем более ничего не могло случиться. Но, должен сказать, настроение у меня в тот вечер было не самое лучшее. Если вы вспомните, что я говорил насчет предстоящего брака, вы меня поймете.

– Уже понял, – сказал Гуров. – Прошу вас не отвлекаться. Что же было дальше?

– В момент, когда мы заходили в клуб, я был немного в эйфории, – признался Панченко. – В эдакой меланхолической эйфории. Боюсь, этот момент испарился из моей памяти. Но когда мы пришли в ресторан и сели за столик, появился Курносов и привел с собой женщину.

– Кто такая? Курносов объяснил, откуда она?

– В том-то и дело, что ничего не объяснил. Да мне показалось, что он сам ее только что подцепил. Толька Курносов вообще-то мимо красивой бабы просто так пройти не может. Ну, и эту, видно, где-то тут же в клубе подцепил. Скорее всего. Назвалась она Аленой. Больше, разумеется, никаких паспортных данных у нее никто не спрашивал. По-моему, кто-то интересовался, где она работает, но она как-то ловко уклонилась от ответа. А меня, признаться, в тот момент все это не очень интересовало.

– А что вас интересовало, Виталий Андреевич?

– Ну, сами понимаете, – замялся Панченко. – Бывают такие женщины – как озарение. Вот смотришь на нее и думаешь – эх, черт подери, где же ты был раньше? Что-то было у нее в лице, в глазах – такая чертовщинка…

– Понятно, – сказал Гуров. – Чья была идея поехать к вам домой – ваша или этой женщины?

Панченко пожал плечами.

– Знаете, идеи как таковой не было. После того как она появилась за нашим столиком, мы еще немного выпили, и мы с Курносовым слегка поцапались. У меня вообще настроение стало ни к черту.

– Почему? – поинтересовался Гуров.

– Ну-у, не знаю, как это объяснить. Наверное, сильно нервничал в связи с женитьбой. А тут эта женщина. В конце концов, может у меня испортиться настроение? Короче, я вспылил и ушел из ресторана. Я просто не видел смысла в таком состоянии продолжать веселье. Это уже не веселье, а фарс получался… Ну, а на улице меня неожиданно нагнала Алена и принялась сочувствие выражать. Не помню точно, что она говорила, что я говорил… В общем, как-то так получилось, что мы сели в мою машину и поехали ко мне домой.