Хеннинг Манкелль - Неугомонный Страница 62

— А для меня всегда было пыткой просыпаться в одиночестве, — сказал Валландер и быстро подумал, а правда ли это.

Байба рассмеялась:

— Я жила одна, не считая короткого периода с тем врачом. Но это отнюдь не означает, что я всегда просыпалась в одиночестве. Не обязательно блюсти целибат, оттого что не имеешь постоянного друга.

Валландер ощутил укол ревности, представив себе чужих мужчин рядом с Байбой в постели. Но, разумеется, ничего не сказал.

Неожиданно Байба заговорила о своей болезни. Как всегда, когда речь шла о серьезных вещах, сухо и по-деловому:

— Все началось с внезапной усталости. Но очень скоро я заподозрила, что за усталостью таится какая-то угроза. Поначалу врачи ничего не находили. Истощение, возраст — правильного ответа никто, как мне казалось, не давал. В конце концов я обратилась к боннскому специалисту, о котором много слышала, он занимался случаями, когда другим врачам не удавалось поставить диагноз. Несколько дней спустя, после разных тестов и анализов, он сообщил, что у меня редкая раковая опухоль в печени. Я вернулась в Ригу со смертным приговором, с незримым штемпелем в паспорте. Конечно же я задействовала все свои связи, и очень скоро мне назначили время операции. Но оказалось слишком поздно, опухоль дала метастазы. Несколько недель назад я узнала, что метастазы затронули и мозг. Меньше года прошло. До следующего Рождества я не доживу, осенью умру. И оставшийся срок стараюсь использовать так, как мне хочется. На свете есть несколько мест, где я хотела побывать, есть люди, с которыми хотела повидаться. Ты — один из них, может быть, тот, кого мне хотелось увидеть больше всего.

Валландер вдруг разрыдался. Она взяла его за руку, а от этого ему стало совершенно невмоготу. Он встал, ушел за дом. В конце концов сумел взять себя в руки и только тогда вернулся к Байбе.

— Не надо горевать, — сказала она. — Надеюсь, ты понимаешь, почему я не могла не приехать.

— Я не забыл то время, — сказал он. — И часто мечтал, чтобы оно вернулось. И раз ты сейчас здесь, я должен задать тебе один вопрос. Ты когда-нибудь сожалела?

— Что не согласилась выйти за тебя?

— Этот вопрос не дает мне покоя.

— Нет, не сожалела. Тогда решение было правильным и пусть останется таким после стольких лет.

Валландер молчал. Он понял. Зачем ей вообще было думать о браке с иностранным полицейским, когда она совсем недавно потеряла мужа, тоже полицейского? Валландер помнил, как пытался уговорить ее. Но, если б они поменялись ролями, как бы поступил он сам? Какой сделал бы выбор?

Они долго сидели, не говоря ни слова. В конце концов Байба встала, погладила Валландера по волосам и исчезла в доме. Он заметил, что боли вернулись, и решил, что она пошла сделать укол. Но она не возвращалась, и он тоже пошел в дом. Байба уснула на его кровати. Проснулась она уже к вечеру и, когда сообразила, где находится, спросила, нельзя ли ей остаться на ночь, чтобы утром переправиться на пароме в Польшу, а оттуда продолжить путь домой, в Ригу.

— Слишком далеко для тебя, столько времени за рулем, — разволновался Валландер. — Давай я отвезу тебя в Ригу. А потом вернусь самолетом.

Она покачала головой, ответила, что приехала одна и обратно поедет тоже одна. Валландер настаивал, и она вдруг рассердилась, накричала на него. Но быстро осеклась, попросила прощения. Он присел на край кровати, взял ее за руку.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказала она. — Как долго еще? Когда Байба умрет? Будь у меня хоть малейшее предчувствие, что время пришло, я бы не осталась. Даже не приехала бы. Но мне еще остался месяц-другой. Как только почувствую близость абсолютного, безвозвратного конца, я не стану продлевать мучения. Могу прибегнуть к таблеткам или к инъекциям. Я рассчитываю умереть с бутылкой шампанского у постели. Выпью за то, что так или иначе изведала это странное приключение — родилась, жила и снова исчезну во мраке.

— Тебе не страшно?

Валландер тотчас прикусил язык. Как он мог задать такой вопрос обреченному человеку? Однако она не рассердилась. И он со смесью отчаяния и замешательства подумал, что она еще тогда, давным-давно, привыкла к его бестактной неуклюжести, которая крайне редко была преднамеренной.

— Нет, — ответила Байба. — Не страшно. У меня слишком мало времени. Не могу я растрачивать его на то, от чего все станет только хуже.

Она встала с постели, прошлась по дому. Внезапно остановилась у книжного шкафа. Увидела книгу о Латвии, свой давний подарок. С улыбкой спросила:

— Ты ее когда-нибудь открывал?

— Много раз, — ответил Валландер.

Он не погрешил против истины.

Впоследствии эти сутки с Байбой будут вспоминаться Валландеру как некое замкнутое пространство, где все часы словно бы остановились, а всякое движение замерло. Ела она очень мало, большей частью лежала в постели, укрывшись простыней, время от времени делала себе уколы и хотела, чтобы он оставался при ней. Они лежали в постели, без сна, порой разговаривали, а не то молчали, когда у нее не было сил говорить или она просто засыпала. Валландер тоже нет-нет засыпал, но уже через несколько минут рывком просыпался — отвык, что кто-то находится совсем рядом.

Она рассказывала о минувших годах, о разительных переменах на ее родине.

— В ту пору мы ничего не знали, — говорила она. — Помнишь советские «черные береты», которые несколько раз устраивали в Риге жуткую пальбу? Теперь могу признаться: я не верила тогда, что Советы нас отпустят. Думала, прижмут еще сильнее. Хуже всего, что никто не знал, на кого можно положиться. Выгодна ли наша свобода ближайшим соседям или, наоборот, внушает страх? Кто доносил вездесущему КГБ, этому исполинскому уху, от которого ничего не утаишь? Теперь я знаю, что ошибалась, и рада этому. С другой стороны, никому не ведомо, куда идет Латвия. Капитализм не есть решение проблем социализма и планового хозяйства, как и демократия не есть выход из всех кризисов в экономике. Вот сейчас мне кажется, мы живем не по средствам.

— Разве же не говорят о балтийских тиграх? — спросил Валландер. — О государствах, развивающихся столь же успешно, как страны Азии?

Байба хмуро покачала головой.

— Мы живем на заемные деньги. В особенности на шведские. Я, конечно, не очень-то сведуща в экономике. Но уверена, шведские банки предоставляют моей стране большие кредиты под слишком уж ненадежные гарантии. И конец тут может быть только один.

— Плохой?

— Очень плохой. В особенности для шведских банков.

Валландеру вспомнилось начало девяностых, годы их любви. Вспомнился страх, который обуревал, кажется, всех и каждого. Многое из происходившего тогда, по сути, осталось для него непонятно. Огромное политическое событие внешне драматически изменило Европу, а тем самым соотношение сил между США и Советским Союзом. До той поездки в Ригу, предпринятой, чтобы разобраться в деле о двух мертвецах на прибитом к берегу плоту, Валландер совершенно не задумывался о том, что ближайшие соседи Швеции оккупированы чужой державой. Как получилось, что очень многие из его поколения, рожденные в конце 1940-х, после Второй мировой, никогда по-настоящему не осознавали, что холодная война действительно была войной, приведшей к оккупации и угнетению целых народов? В 1960-е могло показаться, что далекий Вьетнам куда ближе к шведской границе, нежели страны Балтии.

— Нам и самим было трудно разобраться, — сказала Байба поздно ночью, когда на востоке уже брезжил рассвет. — За каждым латышом стоит русский, так мы говорили. Но и за каждым русским тоже кто-то стоял.

— Кто?

— Даже в балтийских странах отношение к русским формировалось американцами, которые действовали по всему миру.

— То есть за каждым русским стоял американец?

— Разумеется, можно сказать и так. Но чтобы точно знать, русские историки должны рассказать правду о том, что тогда происходило.

В какой-то момент этого извилистого разговора о давно минувших временах закончилась и их внезапная встреча. Валландер уснул, последний раз, когда он смотрел на часы, было пять утра. Когда же примерно через он час он проснулся, Байба исчезла. Он выбежал во двор — ее машины не было. На садовый стол она положила фотографию, придавив ее камешком. Снимок, сделанный в 1991-м, в мае, у Монумента свободы в Риге. Валландер помнил ту минуту. Щелкнул их случайный прохожий. Они оба смеялись, прижавшись друг к другу, Байба положила голову ему на плечо. Рядом с фотографией лежал листок, видимо вырванный из ежедневника. Она ничего не написала, только нарисовала сердечко.

Валландер сразу же решил ехать в Истад, к польскому парому. Уже сел за руль и включил мотор, но вдруг понял, что именно этого она хотела меньше всего. Вернулся в дом, лег на кровать, еще хранившую запах ее тела.

От усталости его сморил сон. Проснулся он через несколько часов и вдруг вспомнил слова Байбы. За каждый русским стоял кто-то еще. Она как бы подбросила ему идею, которая имела касательство к Хокану и Луизе фон Энке. За каждым русским стоял кто-то еще.