Хеннинг Манкелль - Неугомонный Страница 64

Не говоря более ни слова, Линда выхватила у него рюкзак и вошла в дом. Валландер прикинул, не сесть ли в машину и не рвануть ли куда глаза глядят. Линда ведь так и будет без конца корить его за вранье и за немыслимую халатность. Так и будет возмущаться, и в итоге он тоже разозлится. Уже ведь начал. Что там у нее в рюкзаке, он не знал. Но рюкзак тяжелый, плечо болит. С растущим возмущением он думал, что она впервые применила против него то, что можно назвать физической силой.

Линда снова вышла во двор.

— Помнишь, о чем мы говорили несколько недель назад? В тот день, когда моросил дождь и я была здесь с Кларой?

— Разве упомнишь все, о чем мы говорили?

— Мы говорили, что она, как только подрастет, сможет жить у тебя.

— Давай поговорим спокойно, — сказал Валландер. — Ты установила пожарную сигнализацию. Теперь мы знаем, что она работает. Дом не сгорел. Я забыл выключить конфорку. С тобой такого никогда не случалось?

Дочь ответила не раздумывая:

— После рождения Клары ни разу.

— Думаю, когда ты была маленькая, со мной тоже такого не случалось.

Перепалка утихла. Схватка шла на равных, ни одному не удалось по-настоящему уязвить противника. Линда села в садовое кресло, Валландер стоял все еще настороже — вдруг ее гнев вспыхнет с новой силой. Она смотрела на него с тревогой во взгляде:

— Ты стал забывчив?

— Я всегда был такой. В определенных пределах. Наверно, правильнее сказать, я рассеян.

— Я имею в виду, больше, чем раньше?

Он сел, вдруг устал от слишком частого вранья.

— Пожалуй, да. Иногда целые периоды времени исчезают из памяти. Как растаявший лед.

— Ты о чем?

Валландер рассказал о поездке в Хёэр. Только про попутчицу умолчал.

— Я вдруг потерял представление о том, зачем туда приехал. Словно был в ярко освещенной комнате и вдруг свет без предупреждения выключили. Сколько я пробыл впотьмах, не знаю. Я вроде как даже не знал, кто я такой.

— Раньше такое случалось?

— Не настолько сильно. Но я ходил к врачу, к мальмёскому специалисту. Она считает, я просто переутомился. Мол, думаю, будто я все еще шустрый тридцатилетний парень и могу сейчас не меньше, чем тогда.

— Не нравится мне это. Сходи к другому врачу.

Он кивнул, но не ответил. Линда встала, ушла в дом и вернулась с двумя стаканами воды. Валландер осторожно, как бы невзначай, поинтересовался, нашли ли ту женщину из Мальмё, которая убила своих родителей.

— Я слышала, ее взяли в Векшё. Кто-то ее подвозил, и она внушила ему подозрения. Он угостил ее кофе в придорожном кафе и вызвал полицию. У нее был нож, и она попыталась покончить с собой. Но неудачно.

— У тебя никогда не возникало желания убить меня? — спросил он, облегченно вздохнув, поскольку его помощь беглой преступнице осталась в секрете. Мартинссон молчал, сдержал слово.

— Конечно! — Линда рассмеялась. — Сколько раз. В том числе совсем недавно. Надеюсь, старикан не доживет до тех времен, когда вконец одряхлеет и впадет в маразм, вот как я подумала. Все дети порой желают родителям смерти. А ты часто хотел, чтобы я умерла?

— Никогда.

— Правда?

— Правда.

— Утешу тебя: значительно чаще у меня перед глазами была Мона. Но конечно же я со страхом думаю о времени, когда вас не станет. Кстати, мы с Хансом сумели уговорить Мону лечь в клинику на лечение.

Юсси углядел в поле зайца и залаял. Они молча наблюдали за его упорными попытками выбраться из загона. Заяц убежал, и Юсси утих.

— Я приехала по другому поводу, — вдруг сказала Линда.

— Что-то с Кларой?

— Нет. С Кларой все хорошо. Ханс сегодня дома, при ней. Я приучаю его к ответственности. И по-моему, он это ценит. Клара в самом деле невероятно далеко от задерганного банковского мира.

— Но что-то все-таки произошло?

— Вчера вечером я ездила в Копенгаген. Вместе с двумя подругами. На концерт. Выступала Мадонна, кумир моей юности. Огромное впечатление. Потом мы вместе поужинали и распрощались. Я остановилась в роскошной гостинице, в «Англетере». Хансова фирма имеет там скидку. Настроение у меня было прекрасное, спать не хотелось, и я прогулялась по Стрёйет.[21] Кругом толпы народу, я села на лавочку и тут увидела его.

— Кого?

— Хокана.

Валландер смотрел на дочь, не в силах вымолвить ни слова. Она нисколько не сомневалась, была твердо уверена.

— Ты совершенно уверена?

— На миг я увидела не только фигуру и лицо. Манера двигаться тоже его — плечи чуть приподняты, шаги быстрые, короткие.

— И что же, собственно, ты видела?

— Я сидела на скамейке у небольшой площади на Стрёйет, как площадь называется, не знаю. Он шел со стороны Нюхавна,[22] вверх по улице. И заметила я его, когда он уже прошел мимо. Сперва узнала волосы на затылке, потом походку и, наконец, плащ.

— Плащ?

— Я узнала его.

— Существуют тысячи одинаковых плащей, верно?

— Но не весенний плащ Хокана. Тонкий, темно-синий, похожий на дождевики моряков. Лучше описать не могу. Но это был его плащ.

— Что ты сделала?

— Подумай сам! Концерт Мадонны, подруги, ужин, летняя ночь, без детского рева, без мужа. И вдруг мимо мелькает Хокан. Секунд пятнадцать я еще сидела. Потом поспешила за ним. Но опоздала. Он исчез. Слишком много народу, масса переулков, такси, пивные, ресторанчики. По Стрёйет я дошла до Ратушной площади, потом обратно. Но его не нашла.

Валландер залпом осушил свой стакан с водой. Услышанное казалось немыслимым, но он знал: глаз у Линды зоркий, и людей она путает крайне редко.

— Давай сделаем шаг назад, — сказал он. — Если я понял правильно, ты заметила его, когда он уже прошел мимо. Но ты сказала, что видела его лицо. Он что же, оглядывался?

— Да. Бросил взгляд через плечо.

— Почему он так сделал?

Она нахмурилась:

— Откуда мне знать?

— Вопрос очень простой и логичный. Он ожидал, что за спиной кто-то есть? Беспокоился? Оглянулся случайно или что-то услышал? Возможных ответов сколько угодно.

— Думаю, он проверял, нет ли «хвоста».

— Думаешь?

— Знать точно я не могу. Но да, думаю, он проверял, что за спиной нет нежелательного «хвоста».

— Он казался испуганным? Обеспокоенным?

— Не могу ответить.

Валландер обдумывал ее слова. Два-три вопроса остались пока без ответа.

— Он мог заметить тебя?

— Нет.

— Откуда такая уверенность?

— В этом случае он бы посмотрел на скамейку. Но не посмотрел.

— Ты рассказала Хансу?

— Рассказала. Он разволновался, сказал, что мне наверняка померещилось.

— Тебе хотелось убедиться, не встречался ли он втайне с отцом?

Линда молча кивнула.

Солнце скрылось за тучей, вдали зарокотал гром. Они вошли в дом. Валландер хотел, чтобы дочка осталась и пообедала с ним, но Линда торопилась домой. Она уже собралась выходить, когда хлынул ливень. Двор быстро превратился в сущее болото. Валландер решил прямо на этой неделе заказать несколько машин гравия, чтобы не вязнуть в глине каждый раз, когда портилась погода.

— Я уверена, — повторила Линда. — Я видела именно его. В Копенгагене, живого-здорового.

— Стало быть, теперь мы знаем: Хокан не разделил судьбу жены. Он жив. Это все меняет.

Линда кивнула. Оба понимали, что теперь нельзя исключать, что Хокан убил свою жену. Но торопиться не следует. Может быть, есть другая причина, по которой он сознательно скрылся? Страх или что-то другое, пока что неизвестное? Он в бегах? Почему затаился в тени?

Оба молчали, погруженные в свои мысли. Дождь перестал так же внезапно, как и налетел.

— Что он делал в Копенгагене? — проговорил Валландер. — По-моему, на этот вопрос есть лишь один разумный ответ.

— Хотел встретиться с Хансом. Так ты думаешь. Возможно, чтобы решить те или иные денежные проблемы? Но я уверена, Ханс мне не лжет.

— Я и не сомневаюсь. Но что говорит о том, что они уже установили контакт? Может быть, это произойдет завтра?

— Тогда он мне расскажет.

— Возможно, — задумчиво обронил Валландер.

— А почему нет?

— Лояльность — штука сложная. Как он поступит, если отец скажет, что он никому, даже тебе, не должен говорить об их встрече? И назовет причину, которую Ханс не посмеет подвергнуть сомнению?

— Я замечу, если он станет что-то скрывать.

— Одну вещь я усвоил твердо, — сказал Валландер, неуверенно ступая ногой на мокрую, раскисшую землю. — Никогда нельзя быть уверенным, будто очень уж много знаешь о мыслях и представлениях других людей.

— Так что же мне делать?

— Ничего пока не говори. И ни о чем не спрашивай. Мне надо обдумать, что все это значит. И тебе тоже. Но с Иттербергом я, конечно, потолкую.

Он проводил дочь до машины. Чтобы не поскользнуться, она держалась за его локоть.