Андрей Добров - Резня на Сухаревском рынке Страница 7

Карета дернулась и покатила вперед, переваливаясь на кочках. Было слышно, как фыркает старая кобыла Изольда и скрипят ржавые оси. По крыше тихо застучали капли дождя. Скопин потянул на себя занавеску окна: в темноте мимо проплывали редкие фонари.

– Дождь начался, – сообщил он своим спутникам, но они ничего не ответили.

Наконец, экипаж остановился перед калиткой.

– Приехали? – спросил Скопин девушку.

Маша молча кивнула. Они вышли из экипажа, и Архипов толкнул калитку рукой.

– Закрыто, – сказал он.

Скопин отломил тонкую веточку от яблони, склонившейся через забор, поддел крючок и открыл дверцу.

Он первым вошел во двор, вертя палочку в руке.

– Точно, не спят, – указал он на освещенное окно второго этажа.

Около двери они остановились, и Архипов несколько раз провернул рычажок звонка. Тот продребезжал внутри дома, но в ответ не донеслось ни звука.

– Не слышат? – спросил Архипов и снова покрутил рычажок.

Наконец за дверью раздались шаги и старческий голос произнес:

– Убирайтесь! У меня револьвер! Буду стрелять.

– Откройте, – громко сказал Архипов. – Полиция.

– Оставьте меня в покое! – истерически выкрикнул старик из-за двери. – Мало вам было? Опять пришли? Говорю же – у меня револьвер!

Скопин повернулся к девушке, которая безучастно стояла за его спиной.

– Правда есть револьвер?

Маша пожала плечами.

– Я следственный пристав Архипов. Со мной судебный следователь и ваша племянница. Откройте. Иначе позовем дворника и будем ломать дверь!

– У нас нет дворника, – сказала Маша.

– Я вас не знаю! – крикнул старик из-за двери. – И ваши имена мне не знакомы.

– Надо позвать квартального, – предложил Скопин. – Здесь квартальным Михеев. Он живет недалеко. А то и вправду придется ломать. Я схожу к карете, попрошу Чумыкина, чтобы съездил за квартальным. Подождем немного.

Пока Скопин ходил распоряжаться, Архипов еще несколько раз пытался уговорить вредного старика открыть. Грозил ему арестом и судом, но тот ни в какую не соглашался отворить дверь.

Скопин вернулся, сел на перевернутое ведро, стоявшее возле крыльца, вынул из кармана маленькую черную трубку и раскурил ее. Дождь моросил по-прежнему. Подошел Архипов.

– Я могу выстрелить в замок и сбить его, – сказал он.

– Зачем? – спросил Скопин. – Сам Трегубов пока ни в чем не обвиняется. Это мы пытаемся вломиться к нему в дом.

Архипов глазами указал на Машу. Скопин пожал плечами:

– У нас есть только ее показания. Мы не можем их проверить, пока не попадем внутрь и не поговорим со стариком.

Архипов досадливо скривился:

– Не предполагал, что вы окажетесь таким крючкотвором.

– Это моя профессия, – спокойно ответил Иван Федорович, выпуская клуб дыма. – Я судебный следователь. Вы же читали уложение о судебных следователях? Мы не делаем выводов, просто собирая доказательную базу. Выводы делает суд.

– А! – Архипов махнул рукой.

– Маша, хотите сесть? – спросил Скопин у девушки.

Маша отрицательно покачала головой.

– Как вы попали в полицию? – спросил Скопин молодого человека.

Архипов поднял воротник пальто.

– Можно сказать, что случайно. Готовился ехать на Балканы, но меня вместе с еще несколькими офицерами не отпустили в действующую армию, а отправили в столицу.

– Зачем?

Архипов отвел глаза.

– Я не могу этого говорить. Скажу только: на обучение.

– Понятно, – вздохнул Скопин. – Реформа?

Архипов промолчал. Скопин был совершенно прав, Захара Борисовича направили в Сыскной отдел Санкт-Петербурга, предупредив, что после реформы точно такой же появится и в Москве, а значит, там будут сразу же нужны подготовленные кадры. Но с Архипова и других офицеров было взято честное слово, что они не станут раньше времени рассказывать о предстоящей реформе. После усиленного обучения их распихали по участкам в должностях следственных приставов, чтобы они поближе познакомились со своим будущим «фронтом работы». Впрочем, была и другая причина того, что Архипов молчал: после реформы должность Скопина и таких, как он, собирались упразднить. И все функции следствия по уголовным делам переходили в Сыскной отдел. Поэтому Захар Борисович так неловко себя чувствовал в присутствии Ивана Федоровича.

За оградой послышались голоса, потом калитка отворилась, и на тропинке показалась грузная фигура в форменной зеленой шинели и сбитом на затылок кепи. Это был квартальный надзиратель Михеев, поднятый среди ночи с постели и оттого прибывший в самом раздраженном настроении. Узнав Скопина, он немного поутих и подошел, вытирая мясистой рукой мокрое от дождя лицо.

– Иван Федорович? Здрасьте! Убили кого?

Скопин указал трубкой на дом.

– Знаете, кто тут живет, Савелий Палыч?

– Тут-то? Трегубов, коллекционер. Что с ним?

– Не открывает. Грозит револьвером, – ответил Архипов.

Михеев повернулся к нему и прищурил глаза.

– А вы кто будете?

– Следственный пристав Архипов, – ответил Захар Борисович.

– А! – поднял густые брови Михеев. – Тогда и вам здрасьте. Сейчас разберемся.

Он подошел к двери и забарабанил по ней кулаком.

– Там звонок есть, – сказал Архипов.

Но квартальный не обратил на него никакого внимания.

– Оставьте, он сам разберется, – спокойно произнес Скопин, не делая даже попытки подняться со своего ведра.

– Я сказал, сейчас стрелять буду! – послышался истеричный вопль из дома.

– Михайла Фомич, открывай. Это я, Михеев, – крикнул квартальный надзиратель. – Открывай, не балуй!

После секундного молчания послышался звук отпираемого замка. Дверь слегка приотворилась.

– Ну вот, пожалте, господа следователи, – сказал Михеев. – Отворил. Я еще нужен?

– Постойте тут, – приказал Скопин, вставая с ведра. Он сунул трубку в карман и подошел к крыльцу. – Трегубов, вы нас впустите или сами сюда выйдете?

Дверь отворилась шире, и на крыльцо вышел старик с растрепанной седой шевелюрой и закутанный в старый ватный халат. В одной руке у него действительно был револьвер, а в другой он держал керосиновую лампу..

– Я Трегубов, – заявил он. – Что вам от меня надо?

– Вы знаете эту девушку? – спросил Архипов, указывая на Машу.

Старик молча посмотрел на девушку, а потом решительно ответил:

– В первый раз вижу!

– Вы уверены?

Старик поджал губы, показывая, что больше разговаривать на эту тему он не собирается. Но тут подал голос Михеев.

– Да это ж его племянница. Маша. Михайла Фомич, это ж твоя племянница.

– В первый раз вижу.

– Вот те на! – ответил квартальный. – Я сам ей отметку в паспорте делал год назад.

– Ничего не знаю! – взвизгнул Трегубов. – Может, раньше она и была моей племянницей, а теперь – нет!

– Вы хотите сказать, что выгнали ее из дома и теперь знать не хотите? – спросил Скопин.

– Вот именно! Не хочу! – заявил Михайла Фомич.

– А по какой причине? – спросил Иван Федорович.

– Неважно!

– Послушайте, господин Трегубов, – нетерпеливо сказал Архипов. – У нас есть подозрение, что ваш дом ограбили. И вы свалили вину на эту девушку.

Трегубов дернулся, будто его ударили палкой.

– Не было никакого ограбления! – сказал он звонким петушиным голосом, – Слышите! Никакого ограбления! А девчонку я выгнал потому… Потому что не хочу больше терпеть в своем доме эту особу.

– Позвольте нам войти и осмотреть дом, – потребовал Архипов.

– Нет! Не позволю!

– Да ты с ума, что ли, спрыгнул, Михайла Фомич! – вмешался Михеев. – Ты хоть понимаешь, с кем разговариваешь?

Архипов повернулся к Скопину. Тот кивнул и сделал шаг вперед.

– Господин Трегубов, – произнес Иван Федорович тихо. – Я судебный следователь Скопин. Властью, данной мне прокурором Москвы и судебными законами России, а также для проверки полученной мной информации я приказываю вам впустить нас в дом и показать все, что мы посчитаем нужным.

– А если я откажусь? – спросил старик уже без задора.

– Тогда я вызову сюда нижних чинов. Вас мы арестуем и проведем полный обыск со вскрытием полов, поиском тайников и вспарыванием подушек. А также реквизируем по описи все, что посчитаем подозрительным или имеющим отношение к делу, – спокойно ответил Иван Федорович. – А дом опечатаем до прекращения следствия.

– Черт бы вас побрал! – сказал старик в сердцах и махнул лампой. – Входите. Но только девчонку я не пущу. Пусть остается здесь.

– Под дождем? – спросил Архипов. – Вам ее не жаль?

– Мария пройдет вместе с нами, – сказал Скопин. – Как свидетель.

– Свидетель чего? – усмехнулся старик.

– Неважно.

– Ну-ну! – Трегубов отошел внутрь, пропуская пришедших.

В дверях Скопин остановился и повернулся к квартальному.

– Идите спать, Михеев, дальше мы сами.

Квартальный отдал честь, потом погрозил коллекционеру кулаком и пошагал обратно к калитке.