Николай Леонов - Ментовская крыша Страница 7

– А ребята, значит, что-то все-таки знали? От них вы что-то слышали. Когда, от кого и что именно?

Савицкий помрачнел. Чувствовалось, что подобные вопросы ему не нравятся. Но перечить Гурову он не осмеливался.

– Да так, ничего определенного, – сказал он. – Говорили, что вроде ходил он в тот день к женщине, которая в том районе живет. Но так, в общих чертах. Вроде кому-то он намекал из наших… А может, просто догадывались.

– Что-то у тебя, опер, все как-то в общих чертах! – сердито заметил Гуров. – Вроде… Может… Не крути, а говори ясно, что слышал! Речь не о сплетнях идет, а о расследовании серьезного преступления.

– Да я ничего, – страдальчески пробормотал Савицкий. – Я и в самом деле ничего не знаю. До смерти Анатолия Викторовича я вообще не догадывался, что у него любовница имеется. Да и не похоже это на него было. Я здорово удивился, когда услышал. Когда нам сообщили, Трегубов Воробьеву при мне сказал в том смысле, что Викторович, наверное, у своей был, а у нее муж-дурак или что-то в этом роде – и не он ли все это учинил… Он вполголоса говорил, как будто не хотел, чтобы я слышал, поэтому я и не стал ничего переспрашивать.

– И это все? – удивился Гуров.

– Насчет любовницы? – виновато уточнил Савицкий. – Все, товарищ полковник. Больше я, честное слово, ничего об этом не знаю. Вы лучше Трегубова об этом спросите.

– Спросим обязательно, – пообещал Гуров. – А вы пока скажите нам, что происходило утром шестого июля? Говорят, вы не сразу хватились своего шефа?

– Да, не сразу, – согласился Савицкий. – Но тут ничего странного нет. Анатолий Викторович иногда задерживался. Позвонили уже ближе к обеду.

– И какая была реакция?

– Ясно какая! – ответил Савицкий с обидой. – Все обалдели. Да нет, это не то слово – жуткое потрясение все испытали. Растерянность, шок!

– С вами беседовал следователь?

– В тот же день. Тоже расспрашивал, что происходило накануне и кто последним видел Вишневецкого. Боюсь, тогда никто ничего толком и сказать не мог – мысли у всех путались…

– Вы за всех не отвечайте, – перебил его Гуров. – Следователю вы сообщали про гипотетическую любовницу?

– Ну что вы! Я считал, что не имею никакого права говорить такое официально, – заявил Савицкий. – Понимаете, если бы я знал точно…

Гуров и Крячко переглянулись.

– Странные у вас все-таки, Савицкий, взгляды на следствие, – заметил Гуров. – Мне сразу показалось, что ваша группа какая-то… уж слишком сентиментальная. Остальные тоже ведь ничего лишнего про шефа не сказали, верно?

– Ну, в принципе, да, – кивнул Савицкий. – Да ведь особенно никто и не копался. Допрашивали скорее формально, в такие подробности не вдавались. Больше интересовались работой группы.

– Хорошо, вернемся к тому моменту, когда Вишневецкий еще был жив, – сказал Гуров. – Насколько я понял, вы были свидетелем, как Вишневецкий уходил? Постарайтесь точно припомнить – он оставил оружие в сейфе или взял с собой?

Савицкий растерянно заморгал глазами, наморщил лоб и на минуту задумался. Гуров терпеливо ждал. Наконец Савицкий поднял голову и не слишком уверенно сказал:

– Поручиться не могу, но мне кажется, что Анатолий Викторович не открывал сейфа. Мне кажется, что он сразу ушел. Обычно он постоянно носил оружие с собой. Не припомню, чтобы он оставлял его в сейфе. По-моему, такого не было и на этот раз.

– Вы не ошибаетесь? – Гуров пристально посмотрел Савицкому в глаза. – Это очень важно. На теле Вишневецкого не было обнаружено ни оружия, ни документов. Как позже выяснило следствие, пистолет все-таки находился в сейфе Вишневецкого. А ключи от его сейфа были у Трегубова. Выходит, накануне перед уходом он должен был передать ключи, так?

– Да, конечно, – пробормотал Савицкий. – Возможно, я просто не заметил… Но у меня сложилось впечатление, что Вишневецкий никому ничего не передавал. Он коротко предупредил, что уходит и… все. Он сразу ушел.

– Ну что ж, – сказал Гуров. – Мне кажется, молодой человек, у вас есть шансы стать профессионалом. Вот только память бы потренировать! А то у вас все в каком-то уклончивом тоне получается…

– Дело в том, товарищ полковник, что тут своих касается, – серьезно сказал Савицкий. – Когда о близких людях речь идет, всегда кажется, что ты все о них знаешь. А потом вдруг выясняется, что на самом деле не знаешь почти ничего. Привыкаешь, и многие вещи скользят мимо сознания – отсюда и ошибки. Это когда наружное наблюдение ведешь, то каждую черточку в объекте подмечаешь, каждый его жест. А у себя, честно скажу, расслабляешься. Кто же мог знать, что у нас такая беда случится? Но я все-таки не во все посвящен ввиду своей молодости, товарищ полковник. Я думаю, остальные вам гораздо больше расскажут.

– Может быть, – ответил Гуров. – Но они расскажут по-другому. А мне нужно составить объемную картину. Потому так важен ваш особый взгляд. А что вы скажете о деле фирмы «Индиго»? По вашему мнению, в каком состоянии оно у вас находилось и как могло повлиять на судьбу Вишневецкого? Грубо говоря, могли его убить из-за этого дела?

– Мне кажется, могли, – сказал Савицкий. – То есть утверждать я не могу, товарищ полковник, хотя вы и будете меня опять укорять за уклончивый ответ. У меня просто ощущение такое.

– У сыщиков это называется – интуиция, – подсказал Крячко.

– Да, интуиция, – продолжил Савицкий. – Хотя вообще-то дело это завязло в самом начале, но оно все равно не давало Анатолию Викторовичу покоя. Он постоянно встречался с сотрудниками фирмы и мне дважды давал задания в связи с этим. Я опрашивал водителя той машины, которую обстреляли на шоссе, и на место выезжал – искал свидетелей в окрестных населенных пунктах. Результаты плачевные.

– Что значит – плачевные? – спросил Гуров.

– Никаких следов. А сотрудники фирмы, если откровенно, вообще неохотно вступали с нами в контакт, хотя вначале именно они проявили активность – подали заявление в прокуратуру и вообще… А потом с ними будто что-то случилось. Стали избегать встреч, говорили уклончиво, потом вообще вроде заявили, что претензий не имеют. Если бы не настойчивость Анатолия Викторовича, это дело давно бы закрыли. Оно почему-то не давало ему покоя.

– Только ему? Остальные члены группы смотрели на это дело иначе?

– Да как сказать? Если честно, то особого энтузиазма, конечно, не было. Улик никаких, свидетелей нет. Тут невольно опустятся руки. Если бы Анатолий Викторович хотя бы указал какие-то перспективы… Но он почему-то предпочитал держать свои соображения при себе. Последнее время он практически один занимался этим делом и никому ничего не говорил. Все это казалось мне немного странным, но я не считал, что имею право вмешиваться.

– Это очень интересный момент, – покачал головой Гуров. – Получается, Вишневецкий будто не доверял вам?

– Я бы этого не сказал, – возразил Савицкий. – Почему бы он стал не доверять. Отношения в группе были нормальные. И за этот месяц мы два дела раскрыли – это когда на Беговой стреляли и еще одно убийство в Марьиной Роще… А что касается дела «Индиго» – мне кажется, Анатолия Викторовича задело, что эти фирмачи так легко отказались от претензий. Он вообще болезненно воспринимал такие вещи. Он любил доводить дело до конца. Говорил, что если бросать все на полпути, то завтра нас всех будут отстреливать прямо на улице – как воробьев. Конечно, это преувеличение, но своя правда в этих словах есть.

– Конечно, есть, – согласился Гуров. – Я и сам не люблю бросать начатое. Лучше уж тогда и не начинать. Но это очень неприятно, что вы ничего не знаете о планах Вишневецкого в отношении дела «Индиго». Откровенно говоря, я надеялся получить хотя бы небольшую зацепку… Ну, хорошо, давайте уточним еще один вопрос. Вы говорите, что утром шестого июля у вас особого беспокойства насчет отсутствия шефа не возникло?

– Да, такое случалось и раньше, – кивнул Савицкий.

– Однако жена Вишневецкого начала беспокоиться о муже сразу. Она звонила в отдел?

– Звонила, кажется, – сказал Савицкий. – Часов в восемь утра. По телефону разговаривал Шнейдер. Я понял, с кем он говорит, потому что слышал, как он сказал: «Не беспокойтесь, Любовь Николаевна, как только он явится, я скажу ему, чтобы перезвонил».

– Они долго разговаривали? – осведомился Гуров.

– Минуты две, наверное, – пожал плечами Савицкий. – Потом Шнейдер сказал, что ему нужно срочно уходить, и повесил трубку.

– Повесил трубку… – задумчиво повторил Гуров. – А что он сказал об этом разговоре, допустим, вам?

– Лично мне ничего. А Трегубову, я слышал, сказал – мол, супруга шефа звонила, беспокоится. Тот промолчал, и они ушли.

– И больше Любовь Николаевна не звонила?

– Больше не звонила. Это точно. Я постоянно был на месте – до того самого момента, как мы получили сообщение о смерти шефа. К тому времени жена его уже отыскала и опознала. Наши все равно ездили в морг – просто из уважения и чтобы лично убедиться.