Эд Макбейн - Такова любовь Страница 7

– Догадывался.

– Он вам что-нибудь говорил?

– Нет. Но для чего же еще ему мог понадобиться ключ?

– И вы говорите, что были хорошими друзьями?

– Конечно. Вместе не раз в крикет играли. Он мне помогал с фильмами.

– С фильмами?

– Да, я помешан на кинофильмах. Видите ли, там, где я работаю, не проявляют кинопленки. Это делает «Кодак» и другие фирмы. А у нас проявляют и печатают только обыкновенные фотопленки: черно-белые и цветные, но не кинопленки. А у меня это хобби – снимать фильмы. Я всегда снимаю картины, печатаю, делаю монтаж. И Томми мне обычно помогал в этом. У меня японская камера...

– Чем он вам конкретно помогал? Снимать фильмы или обрабатывать пленку?

– Все. И к тому же играл в моих фильмах. У меня есть пленка, почти триста футов длиной, где снят Томми. Можете посмотреть кое-что из моих работ. У меня не так уж плохо получается. Вот почему все здесь так ошеломило меня. Какие краски? А вся атмосфера! Просто великолепно! Ве-ли-ко-леп-но! – Хеслер едва перевел дух и внезапно выпалил: – Я хотел спросить, нельзя ли мне как-нибудь прийти и поснимать здесь у вас?

– Очень сомневаюсь, – проронил Карелла.

– Ужасно жаль, – не унимался Хеслер, – только представьте себе кровоточащую руку этого парня в цвете. Бог ты мой!

– Не могли бы мы вновь на минутку вернуться к Томми, мистер Хеслер?

– О, конечно, несомненно. Послушайте, я очень извиняюсь, что отклонился от темы. Но я помешан на кино. У меня прямо-таки зуд какой-то, понимаете?

– Конечно, понимаем, – отозвался Хейз, – но скажите, вам не показалось, что Томми чем-то угнетен, или расстроен, или?..

– Томми? Кто? Томми? – Хеслер расхохотался. – Он же по природе своей был очень жизнерадостный человек: всегда улыбающийся и счастливый.

– Когда он попросил у вас ключ, он не показался вам грустным?

– Да нет же. Я уже сказал вам, он был, как всегда, веселый.

– Да, да. Но когда он попросил у вас ключ...

– Минутку. Он попросил у меня ключ, должно быть, дня три назад. Он знал, что мне нужно уехать из города. Дело в том, что у меня есть старая тетка в провинции, и я надеюсь, что когда-нибудь, когда умрет, она оставит мне свой дом. Она не очень-то хорошо себя чувствует последнее время. А у меня есть еще двоюродный брат, который тоже положил глаз на этот дом. Поэтому я и подумал, что мне стоит наведаться к тетке и придержать ее немного за руку, пока она не оставила все ему. Вот я вчера и поехал. Взял выходной. Сегодня ведь суббота. Верно?

– Верно.

– А вы, ребята, по субботам работаете?

– Пытаемся, мистер Хеслер, – Карелла вновь попросил: – Не могли бы мы на минутку вернуться к Томми?

– Ой, конечно, конечно. Простите, я опять ушел от темы разговора. Видите, тот дом для меня очень важен. Не то чтобы хочу старухе смерти или что-то подобное, но уж очень хочется прибрать к рукам ее дом. Это большой, старый дом, знаете ли, и вокруг сирень...

– Вернемся к Томми, – прервал его Карелла. – Как я понимаю, он был таким, как всегда, когда попросил ключ? Верно? Счастливый, смеющийся?..

– Верно.

– Когда вы видели его в последний раз?

– В четверг на работе.

– Он в пятницу тоже взял выходной?

– Вот этого я не знаю. А почему вы спрашиваете?

– Мы просто хотели бы знать, в каком часу он встретился с девушкой. Он вам ничего не говорил?

– Нет. Вы можете проверить у босса. Спросить, брал ли Томми выходной в пятницу. На вашем месте я бы так и сделал.

– Спасибо, – проронил Карелла.

– А она была замужем, я имею в виду девицу?

– Да.

– Это всегда все осложняет. У меня, знаете, правило, никогда не связываться с замужними женщинами. Я так полагаю, в городе полно одиноких девушек, которые готовы...

– Большое спасибо, мистер Хеслер. Где нам вас найти, если понадобится?

– В квартире, конечно, где же еще?

– И вы там собираетесь жить? – Хейз спросил, не веря своим ушам.

– Конечно. Спальня прекрасно сохранилась. Никогда и не подумаешь, что в ней что-то произошло. И в гостиной не так уж и плохо. Там я храню все свои фильмы. Бог мой, а если бы я держал их в кухне?..

– Ну что ж, еще раз спасибо, мистер Хеслер.

– Не стоит. К вашим услугам в любое время. – Он за руку попрощался с обоими полицейскими, махнул рукой Мейеру, который едва удостоил его кивком головы, и вышел из дежурной комнаты в коридор.

– А чем он, собственно, занимается? – спросил Мейер. – Важничает так, будто баллотируется в мэры.

– А что, мы могли бы пользоваться показаниями и мэра, если нужно, – прокомментировал Клинг.

– Ну и что ты обо всем этом думаешь? – поинтересовался Карелла.

– Только одно, – пояснил Хейз, – что, если Томми Барлоу планировал покончить жизнь самоубийством, с какой стати ему пользоваться квартирой друга? Люди обычно стараются не причинять беспокойство своим друзьям, особенно, если готовятся свести счеты с жизнью.

– Верно, – согласился Карелла. – И с каких это пор потенциальные самоубийцы ходят счастливые и радостно смеются? – Он отрицательно покачал головой. – Нет, совсем не похоже, что Томми замышлял свои похороны.

– Да, – подтвердил Хейз. – Похоже, он собирался на вечеринку.

Было бы очень просто закрыть это проклятое дело, назвав его самоубийством. Ни Карелле, ни Хейзу не очень-то хотелось, как говорится, стегать дохлую лошадь, у них вполне хватало доказательств, что Томми Барлоу и Ирэн Тейер сами покончили счеты с жизнью. Ведь были и предсмертная записка, и газ в таком количестве, что это привело к взрыву. Были вдобавок еще и две пустые бутылки из-под виски, и полуголые тела – все свидетельствовало о том, что всему причиной была любовь, – обреченные любовники, возможно, обнимались до самой последней минуты, пока не потеряли сознание и газ не убил их.

Такое заключение напрашивалось само собой и дело конечно, нужно было квалифицировать как самоубийство.

И все-таки Карелла и Хейз, очень добросовестные и опытные полицейские, не испытывали удовлетворения. Они знали, что у каждого происшествия есть свой особый привкус, не поддающийся ни логике, ни рассуждению Они его чувствовали интуитивно: что-то вроде внутреннего видения, которое появляется, когда ты как бы влезаешь то в шкуру жертвы, то убийцы. Когда это чувство посещает тебя, ты прислушиваешься к нему. Ты можешь обнаружить и бутылки из-под виски на полу, и аккуратно сложенную одежду, и предсмертную записку, отпечатанную на машинке, и квартиру, наполненную газом, – все это свидетельствовало о явном самоубийстве, а твоя интуиция говорит тебе, что это не так. Ведь это так просто.

Также просто было и эксперту-токсикологу Главного полицейского управления прийти к своему заключению. Милт Андерсен, доктор фармакологии, никогда не был ленивым или недобросовестным работником. Надо отдать ему должное, это был человек отлично знающий свое дело на практике и в теории, так как более тридцати лет занимался практической токсикологией и был профессором судебной токсикологии в одном из лучших университетов города.

Он прекрасно знал свое дело и делал его точно, аккуратно и быстро. Детективы хотели получить ответы на три вопроса:

1) причина смерти;

2) напились они спиртного или нет, прежде чем отравиться;

3) действительно ли перед смертью имели место половые сношения.

Никто не просил его дать заключение о том, была ли смерть самоубийством, убийством или случайностью. Он сделал только то, о чем его просили. Он осмотрел погибших и дал заключение по трем требующимся вопросам. Но он знал обстоятельства смерти и, когда делал тесты, он помнил о них.

Андерсену было известно, что произошел взрыв газа и что краны газовой плиты в квартире Хеслера были открыты. Он разглядывал ярко-вишневого цвета пробы тел, крови и внутренностей и был готов тут же поставить диагноз: смерть от острого отравления окисью углерода, но ему платили за то, чтобы он добросовестно делал свое дело, и он знал, что самый точный и неоспоримый метод определения окиси углерода в крови был манометрический метод Ван Слайка. А поскольку в его лаборатории были аппараты Ван Слайка, он немедленно занялся исследованием крови обоих пострадавших. Он обнаружил, что в обоих случаях процентное содержание окиси углерода в крови составляло 60%. А он знал, что уже 31% может быть фатальным. И он пришел к абсолютно правильному выводу, что и Томми Барлоу, и Ирэн Тейер умерли от острого отравления окисью углерода.

Андерсен знал, что в спальне квартиры были найдены пустые бутылки из-под виски. Он, как и детективы, предположил то же самое, что они напились, прежде чем открыть газ. Детективов интересовали эти вопросы, и Андерсен был доволен, что тела ему были доставлены достаточно быстро. Алкоголь очень не простая отрава. Когда он пробирает тебя, ты чувствуешь себя прекрасно – веселым и счастливым. Но он очень быстро окисляется в организме и полностью выводится из него в течение первых двадцати четырех часов после приема. Андерсен получил оба тела почти сразу лее, как Майкл Тейер опознал труп своей жены, то есть раньше, чем через двадцать четыре часа после смерти. Он понимал, что это уже критический срок, но, если они действительно находились в состоянии опьянения, он был уверен, что еще найдет значительный процент алкоголя в клетках мозга. В токсикологии, где было много спорных вопросов относительно методов и результатов тестирования, самым спорным был, несомненно, вопрос анализа винного спирта. Разброс мнений был очень широк по всем проблемам, но больше всего о том, какая часть или части организма давали самую надежную биологическую информацию о состоянии алкогольного опьянения и больше всего подходили для взятия проб. Андерсен считал, что именно мозг. Он знал, что некоторые токсикологи предпочитают исследовать мускульную ткань, или печень, или срезы почек и селезенки. Но сам он, если представлялась такая возможность, всегда исследовал мозговую ткань. В данном случае он мог провести свои исследования, и первым делом сделал самые простые: попытался выделить и определить наличие быстро разрушающихся ядов в организме путем дистилляции. Он ничего не обнаружил. Тогда на тех же пробах он провел тест на определение количества алкоголя в организме. Существует огромное количество всяких схем и карт, диаграмм и таблиц процентного содержания алкоголя в мозгу человека, в которых указывается, сколько нужно выпить, чтобы человек слегка опьянел, стал качаться, шататься, спотыкаться или свалился оглушенный, ослепленный или мертвецки пьяный. Он обнаружил лишь самые незначительные следы алкоголя в мозгу каждого и понял, что какой бы таблицей он ни пользовался, ни у одного из потерпевших даже близко не было ни опьянения, ни легкого алкогольного отравления. Андерсен предпочитал пользоваться таблицей Гетлера и Тибера, основанной на результатах исследования органов шести тысяч трупов людей, погибших от алкогольного отравления. В ней приведены различные степени опьянения.