Т. Паркер - Красный свет Страница 7

Мерси тоже склонялась к такому выводу.

– Этим можно объяснить, почему он вошел в дом после того, как убил Обри.

– Вот именно. Стереть отпечатки пальцев со всего, к чему прикасался за ужином.

– И теперь, когда я думаю об этом, мне кажется, не только.

Саморра взглянул на нее.

– Он хотел забрать гильзу. Полуавтоматический пистолет выбрасывает ее вправо. Когда Обри упала, он входит в дом, смотрит в правую сторону в поисках гильзы. Как она ударилась о дверь, он не слышал из-за выстрела. Пистолет даже с глушителем издает какой-то звук. Выбоины в краске он не заметил. Тут нам повезло. Он не находит гильзы сразу, поэтому оттаскивает девушку с дороги, закрывает дверь и снова ищет. Но не находит, поскольку ищет не в той части дома. Даже если бы он подумал о рикошете, какова вероятность, что заглянул бы в цветочную вазу? Она слева от него.

Саморра закивал.

– Недостаток этого рассуждения в том, что оно подходит и к знакомому номер два. Если он связан со знакомым номер один, то стирает отпечатки пальцев и ищет гильзу. Если нет, то радуется всем отпечаткам, какие должен был оставить знакомый номер один, но гильзу ищет.

– Откуда ему знать, чего касался напарник?

– Он исходит из очевидного.

Мерси проследила эту мысль, насколько смогла. Одна дорога, много развилок – от одной развилки к другой.

– Никто не планирует убийства и при этом оставляет отпечатки пальцев на столовых приборах. Если мы находим много хороших отпечатков, значит, их было двое и они не работали вместе. Две походки. Два человека. Как и предположил Коутс.

Саморра посмотрел на контур тела так, словно видел его впервые. Наклонил голову, словно ищейка Майка.

– Что? – спросила Мерси.

– Я убираю стены, вставляю окна...

Мерси промолчала, решив, что он, подобно Хессу, видит то, чего нет.

– Понимаешь, – продолжил Саморра, – пытаюсь избавиться от своих дурных мыслей.

– Понимаю.

– «Два человека. Как и предположил Коутс», – повторил Саморра ее слова.

Что-то в его тоне подсказало Мерси, что он поверил показаниям свидетеля, хотя тот и курил марихуану.

– Но зачем? – спросил Саморра. – Зачем ее убивать?

– Я думаю об этом с тех пор, как увидела деньги у нее в кошельке. Собственно говоря, задаюсь вопросом, не может ли это быть частью ответа.

– Не понимаю.

– Он знает, что мы будем обыскивать дом. И оставляет деньги, желая заморочить нам голову.

– Это натяжка.

Саморра усмехнулся и отвернулся.

Мерси ощутила прилив ярости. Она ничего не сказала, но подумала: «Мой напарник погиб из-за того, что я сочла, будто психопат слишком глуп, чтобы идти за мной. Это натяжка. Тот гад убил Хесса из моего пистолета. Я тоже чуть не погибла и до сих пор иногда хочу поменяться с ним местами».

Не поворачиваясь к ней, Саморра покачал головой и пробормотал что-то. Мерси не расслышала. Она попыталась не выдать голосом ярости, обычно у нее это получалось плохо.

– Пол, мы не должны работать вместе, если не можем разговаривать.

– Я был не прав, – мягко промолвил он. – Ничто нельзя назвать натяжкой, если речь идет о человеке, который взял и выстрелил девушке в сердце.

Мерси видела Саморру в профиль на фоне окна, его налитый кровью глаз.

– Извини, – сказала она. – Я безутешна.

– Извинение принято. Я тоже.

– Я безутешнее.

– Нет, гораздо, гораздо безутешнее я.

Мерси почувствовала облегчение оттого, что он принял ее шутку. Она улыбнулась и со вздохом произнесла:

– Иногда мне кажется, что у меня есть проблемы, пока не вспоминаю о делах, над которыми работаю.

– Мне тоже. Тогда я вспоминаю о Джанин.

Джанин звали его жену.

Они стояли между кухней и столовой. Мерси читала свои записи разговора с Коутсом.

– Меня вот что смущает, – призналась она. – По словам Коутса, здесь происходила какая-то борьба. Сначала удар по полу, затем другие, продолжительные, через минуту-другую. Насколько я понимаю, первым было падение Обри на пол. Если последовала борьба, то между кем и кем?

– Коутс считает, будто двигали мебель.

Шкафчик под раковиной был распахнут, шурупы дверной ручки наполовину выдернуты из дерева. Второй выдвижной ящик стола открыт до отказа, полозки изогнуты так сильно, что он не закрывался.

Мерси опустилась на колени, осмотрела причиненный вред.

– Нужна немалая сила, чтобы выдернуть шурупы и согнуть металл. Но Обри упала на пол через две минуты, если верить Коутсу. Под ее ногтями никаких видимых царапин или синяков, никаких следов на теле, свидетельствующих о борьбе. Так с кем же здесь сражался убийца?

– Опять встает вопрос о двух знакомых.

– Знакомые не были здесь в одно и то же время, если Коутс прав.

Саморра бросил на нее долгий взгляд и пожал плечами:

– То, что он говорит, не соответствует уликам. Если накуриться марихуаны, нарушается представление о времени и пространстве. Кажется, ты двадцать минут думал о чем-то существенном, а на самом деле всего пять секунд.

Мерси подумала о расстоянии от тела до кухни.

– Даже если Коутс был обкурен и борьба происходила сразу же после падения тела, Обри не участвовала в ней. Раненная в сердце, сражавшаяся за свою жизнь, она не пролила ни капли крови на кухонный пол?

– Ну и что у нас получается? Здесь был кто-то, когда знакомый номер один ушел?

– Возможно.

– Третий мужчина, не приглашенный на ужин. Никто не слышал, как он появился и ушел. Прятался в спальне? Бросился спасать Обри, когда она получила пулю?

Саморра не ответил. Мерси полистала заключения экспертов, ища упоминание о четком следе ноги, который Линда Койнер обнаружила на кухонном полу. Там было три следа, оставленных одним ботинком со скошенными назад рубцами, похожими на большие запятые. Их концы заострялись к каблуку. Посередине каблука был круг с расходящимися к краям спицами.

О'Брайен сфотографировал четкий след, потом снял его отпечаток, используя лист белой бумаги и дактилоскопический порошок. Фотография с отпечатком могла послужить уликой, если детективы найдут обладателя обуви. На вид обувь двенадцатого размера, не нарядная, судя по рубцам. Наверное, на мягкой подошве, поскольку отпечаток на деревянном полу был четким.

Саморра смотрел на ту же страницу заключения.

– Этот след, – сказал он, – тоже не согласуется с тем, что говорил Коутс. Крупный мужчина, двенадцатый размер обуви, предположительно ботинки на твердой подошве или сапоги. Мистер Щеголеватый бизнесмен, возвращающийся домой, к семейному очагу. Думаю, наш свидетель слишком уж одурел от травки, чтобы нормально воспринимать происходящее.

– Он хорошо относился к Обри, – заметила Мерси. – И пытался помочь ей, помогая нам.

– Если хотел помочь, то признал бы, что кое в чем путается. Знаешь, иногда бестолковый свидетель хуже, чем отсутствие свидетелей.

Мерси покачала головой:

– Да, но я хочу понять, что здесь происходило. Очень хочу.

Саморра опустился на колени, посмотрел на болтающуюся ручку дверцы шкафчика, потом на выдвинутый ящик и согнутые полозки.

– Я тоже, – произнес он, словно удивляясь этому.

Мерси задалась вопросом, каково расследовать убийство, когда твоя жена умирает. Много лет назад она верила, что может своим желанием спасать людей от смерти. Саморра не походил на человека, способного поверить в такое. Это было наивностью.

Ей пришло в голову, что у Пола время от времени должно возникать желание куда-то уезжать, чтобы развеять горе. Когда Мерси страдала – после смерти Хесса и матери, после того, как изверг по фамилии Колеско чуть не убил ее, после рождения Тима-младшего, – она воображала пляжный домик в Мексике, ярко-красную бугенвиллею, растущую в горшке на плоской крыше, и себя, сидящую в ее тени.

Она вспомнила этот пляжный домик, потом вновь оказалась в кухне Обри Уиттакер. Что представляла Обри, когда платившие ей мужчины делали свое дело? Дом на берегу моря? Адский огонь?

– Отпечатки пальцев, – вдруг сказал Пол, словно пришел к какому-то выводу. – И ее черная книжка. Где-то здесь должна быть какая-то прямая линия, ведущая к этому подонку.

Глава 4

Мерси держала Тима на коленях, предоставив Кларку мыть посуду. В старом доме было холодно, и у Мерси замерзли ноги. За окном она видела в ярком свете фонарей большой двор с детским трехколесным велосипедом и раму с вертелом для барбекю, кошку на стене ограды, а за ней апельсиновые деревья. Участок окружала роща, а ее – усадьбы. Мерси снимала этот дом из-за его уединенности и невысокой арендной платы.

На голове у Тима была вязаная шапочка, отчасти для тепла, отчасти потому, что он в ней очаровательно выглядел. Она напоминала Мерси о Хессе, так как в их последние встречи он бывал в шляпе. Тим-младший походил на Хесса. Трудно думать о нем, не вспоминая всего, что пошло прахом. Мерси попыталась хотя бы на время забыть о Хессе.