Фридрих Незнанский - Восемь трупов под килем Страница 7

— Больше врешь — умнее станешь, — задумчиво вымолвила особа в черных очках.

— Больше врешь — сильнее хочется, — фыркнула девушка.

— Бр-р, какая гадость — эта ваша паленая водка, — передернул плечами морщинистый мужчина. — Хлебнул — и в ящик. Помнится, в прошлом году случайно взяли суррогат, продававшийся под видом всемирно известного бренда…

Дама в черных очках толкнула его ногой. Мужчина смутился и замолчал.

— Послушайте, господа, — с сильным акцентом произнес мужчина иноземной наружности, — может, у вас, у русских, это и в порядке вещей, но все-таки как-то странно… Хорошо, пусть все, что он говорит, чистая правда. Но как он попал на судно? Мы отшва… отшва…

— Отшвартовались, — подсказал толстяк.

— В одиннадцать часов вечера. Или почти в одиннадцать. Разве можно было незаметно попасть на яхту и спрятаться в пустой каюте? Нужно знать, что она пустая. А в его состоянии… — мужчина сделал круглые глаза, видно, представил себя в его состоянии.

Захохотал толстяк.

— Русский человек, уважаемый Робер, может решить любую проблему в любом состоянии, если не будет задаваться глупыми вопросами, типа «зачем».

— А если без шутка?.. — насупился иноземец.

— А если «без шутка» — это не ко мне, — отрезал толстяк. — Откуда я знаю, как он попал на это судно?

— Прошу прощения, что вмешиваюсь, господа, в вашу беседу, — пробормотал Турецкий, — но данная часть моих приключений остается загадкой и для меня. Будучи человеком здравомыслящим и всячески неспособным к посягательству на чужую собственность, я никак не мог по доброй воле забраться на судно. Оказавшись на пристани, я бы, скорее всего, просто рухнул замертво и валялся до тех пор, пока меня не подобрала сочинская милиция. Можете поверить на слово, я не из тех людей, которым доставляет удовольствие нарушать чужую приватность.

— Что вы этим хотите сказать? — насупился Игорь Максимович.

— Он хочет этим сказать, Игор, — дама западных кровей произнесла имя на французский манер, проигнорировав мягкий знак, — что только с посторонней помощью он мог пробраться на «Антигону». Даже не пробраться… нет, другое слово… — дама раздраженно щелкнула пальцами, — О, мой бог, когда же вы начнете понимать по-французски?

— Размечталась, Николь, — хрюкнул толстяк. — Для этого нам национальность менять надо. Хирургическим путем. Лично я из вашего великого и могучего французского языка знаком лишь с одной фразой: «комбьен са ва кутэ» — «сколько стоит вот это?» Наша Николь, видимо, хочет сказать, что кто-то из присутствующих помог нашему гостю не потерять вертикаль и затащил на яхту, когда никто другой не видел. Этот человек знал про пустующую каюту и про то, что в нее никто не сунется. Он почти не рисковал. А по виду господина было ясно, что до утра он точно не проснется. А если умрет, то вообще не проснется.

— Спасибо, — кивнул Турецкий, — вы сказали именно то, что я хотел сказать.

— Я сказал лишь то, что хотела сказать Николь, — блеснул белозубой улыбкой Феликс. — И это не значит, что я разделяю ее мнение.

— О, уи, — сказала Николь, — глупость страшная, но это так. Кто это сделал, посмотрел его документы, в которых написано, что он детектив… Я не знаю, зачем ему здесь детектив.

— О, мой бред!.. — схватился за голову Игорь Максимович. — Провели, называется, уикенд в кругу родных и близких…

— Да ерунда это все, — махнула рукой дама в шляпке, исподтишка мазнув взглядом Турецкого. — Никому из нас не пришло бы в голову пойти на такое хулиганство…

— Конечно, ерунда, — процедил Манцевич, — вы можете распорядиться, Игорь Максимович, и мы с удовольствием выбросим этого забулдыгу за борт. Пусть плывет куда хочет. Не возвращаться же нам из-за него в Сочи?

Мысль была интересная. Люди приумолкли, стали анализировать поступившее предложение. Игорь Максимович мучительно обдумывал детали технического свойства, его супруга скромно потупилась, поигрывала трубочкой для питья. Морщинистый мужчина по имени Иван Максимович — судя по отчеству и отдельно брошенным словам, брат хозяина яхты — нерешительно поглядывал то на Турецкого, то на женщину в темных очках, которая вообще непонятно на что смотрела — сидела, сомкнув колени, с брезгливо поджатыми губами. Девушка глазела на нового пассажира, не скрывая любопытства. Мужчина по имени Робер потянулся к бутылке, закованной в плетеную соломенную сетку, плеснул себе в бокал бордовой жидкости. «Мерси», — сказала француженка, отобрала у мужа емкость, выпила. Француз вздохнул, вторично наполнил бокал, осушил, причмокивая.

— Благодарю за «забулдыгу», господин Манцевич, — пробормотал Турецкий. — А к Игорю Максимовичу у меня единственная просьба. Позвольте позвонить? Дело в том, что жена на берегу страшно волнуется. Она оставила меня в недвусмысленном положении и критическом состоянии. Не удивлюсь, если она поставила на ноги всю сочинскую милицию. Всего один звонок, Игорь Максимович. Не откажите. Если вам жалко своего телефона, то, может быть, кто-нибудь из добрых самаритян сжалится? А после разговора можете выбрасывать меня за борт.

Физиономии некоторых присутствующих зацвели улыбками.

— А не хрен спать с проститутками, — простодушно высказалась девушка. — Не случись с вами этого казуса — если не врете, конечно, — и жена бы сейчас радовалась, и мы бы были избавлены от вашего присутствия.

— Мадемуазель, — Турецкий поморщился, — вы невнимательно слушали мой рассказ. Ситуация случилась форс-мажорная, и вешаться на проститутку никто не собирался. Классическая подстава — и не говорите, что не знаете такого слова. Человек, отправленный мною однажды в тюрьму на длительный срок, не устоял перед соблазном растоптать мое человеческое достоинство. Дайте же кто-нибудь телефон, в конце концов…

— Ну, хватит, довольно! — Игорь Максимович выпрыгнул легким движением из кресла. Брови сомкнулись на переносице. — Я решу, что с вами делать. Позднее. Возможно, вы получите право на один телефонный звонок. Или нет. Для начала мы должны позавтракать, а вас, уж не обессудьте, изолируют от нашего добропорядочного общества. Надеюсь, вы не претендуете на то, чтобы усесться за стол вместе с нами?

— О, боже упаси, конечно, нет, — успокоил его Турецкий. — Зачем вам смотреть, как меня рвет на ваши чистые скатерти?

Засмеялись двое — толстяк Феликс и француженка Николь. Еще девица загадочно улыбнулась. Остальные сделали такие лица, словно сами собрались проблеваться.

— Салим, убери отсюда этот инертный материал, — выплюнул «распорядитель бала». — Я начинаю уставать от него. Посади в каюту и не спускай с него глаз.

— Добрый вы, Игорь Максимович, — процедил Манцевич. — А может, все-таки, лучше?..

— Не спорь с начальником — денег не будет, — отрезал хозяин. — Сказал же, позднее решу. Мы еще разберемся, что у него на уме.

Железная длань Салима сжала предплечье, поволокла из кресла. Говорить какие-то слова, видимо, было бессмысленно.

— Прошу за стол, господа, — объявил хозяин, — в кают-компании давно накрыто, и наша добрейшая Герда уже грызет от злости свою поварешку.

— Господи, а Николашу-то не разбудили, — спохватился морщинистый мужчина.

— Он такой у нас засоня, — покачала головой дама в черных очках.

— Да оставьте вы в покое своего отпрыска, Иван Максимович и Ольга Андреевна! — пафосно воскликнул Феликс. — Проснется — придет, похватает какие-нибудь объедки.

— Нет, я, пожалуй, разбужу его, — девица начала выбираться из кресла. — Такое поведение уже становится неприличным.

— Хотелось бы промолчать, господа, — сказал Турецкий. — Эй, парень, не тяни ты меня, я же тебе не баржа… Но врожденная порядочность не позволяет этого сделать. Дело в том, что после пробуждения я немного походил по нижней палубе. Жаль такое сообщать, но в одной из кают я обнаружил молодого человека без признаков жизни. Возможно, и даже наверняка — это ваш Николай.

Вздрогнула дама в черных очках. Помедлила и приподняла на лоб свои очки, открыв обеспокоенный взор. Когда-то у нее были красивые глаза, а сейчас их окружала паутина морщин, портя всю красоту.

— Что вы этим хотите сказать? Ваша фраза — «без признаков жизни»…

— Спит мертвым сном, — отрубила девушка. — Сейчас мы его воскресим. Вы позволите жесткий захват, Ольга Андреевна?

Но материнский инстинкт обмануть было трудно. Сказанное Турецким уже невозможно было вырубить никаким топором. Она смотрела на него, и взгляд ее проникал в глубины мозга. Женщина медленно поднялась.

— Мне очень жаль, — сказал Турецкий (ох уж эта ненавистная фраза, почерпнутая из иностранных фильмов), — но молодой человек, судя по всему, мертв.

А далее была форменная катавасия. Люди дружно загалдели, стали возмущаться — почему самозванцу сходят в рук такие слова! Да кто он такой, что он себе позволяет! Пышущий злобой Манцевич тряс кулаком у его физиономии. Возмущалась прислуга с интересной прической, высунувшаяся из кают-компании — что-то гневно вещала, грозила кулачком. Ругался последними культурными словами морщинистый мужчина. Только девушка, собравшаяся будить своего жениха, вдруг резко остановилась, повернулась и воззрилась на Турецкого долгим немигающим взглядом. А еще женщина с водруженными на лоб черными очками вдруг стала смертельно бледнеть, взялась за сердце, сделала глотающее движение, робко, неуверенно улыбнулась — дескать, что за чушь. Покачнулась. Морщинистый мужчина подхватил ее, усадил в кресло. Хозяин поманил Манцевича, прошептал ему что-то на ухо. Манцевич умчался на запредельной скорости. Пошевелиться Турецкому не давали: красноречивый взгляд босса — и Салим швырнул его в шезлонг, сжал за воротник.