Александра Маринина - Мужские игры Страница 8

– Алло, – умирающим голосом пробормотал в трубку Баглюк, надеясь сойти за тяжелобольного и тем самым смутить настырного абонента.

– Валентин Николаевич? – послышался совершенно незнакомый голос.

– Да, я вас слушаю, – откликнулся Баглюк, представляя себя в этот момент на сцене в роли Маргариты Готье в финале.

– Вас заинтересует материал об убийстве?

– Смотря о каком.

– Убийство совершено вчера. А убитый – осведомитель Петровки. Вспомните, в ряде газет прошли публикации о том, что милиция вербует людей, использует их, а потом бросает, как отработанный материал. Осведомитель становится никому не нужен, более того, даже тайна его имени перестает охраняться. И вот результат. Почему-то ваша газета, такая популярная и любимая москвичами, эту тему ни разу не затронула. Вам это что, неинтересно?

Баглюк стал быстро оживать. Пожалуй, он еще не в финале пьесы, когда Маргарита умирает от чахотки. Действие отодвигается ближе к середине.

– Нам это интересно, но у нас не было материала. Таких случаев, о которых вы говорите, было немного, и каждый раз другие газетчики оказывались первыми. А когда материал неэксклюзивный, это уже все не то.

– Тогда тем более вас это должно заинтересовать, – произнес незнакомый собеседник. – Потому что вы – первый, кто узнал, что убитый вчера Никита Мамонтов был осведомителем и состоял на связи у сотрудника отдела по борьбе с тяжкими насильственными преступлениями.

– Но мне нужны доказательства, – осторожно сказал Баглюк. – Вы же знаете, наша газета и без того была втянута в несколько судебных процессов из-за публикаций, построенных на непроверенных данных.

– Разумеется, – спокойно ответил незнакомец. – Доказательства я вам предъявлю. Мы будем договариваться с вами о встрече, или вы хотите подумать?

– Я хочу понять, в чем состоит ваш интерес. Почему вы предлагаете материал именно нашей газете и именно мне? И что вы хотите взамен?

– Объясню. Ваша газета – единственная из ежедневных изданий, где могут потянуть материал такой степени сложности. Конечно, в «Совершенно секретно» или «Криминальной хронике» есть профессионалы, которые лучше вас разберутся в материале и подадут его более эффектно, но эти издания выходят раз в месяц. А остывшее блюдо теряет всю свою привлекательность. Теперь что касается моего личного интереса. Я работаю в правоохранительных органах, и мне небезразлична судьба агентурно-оперативной деятельности. К сожалению, при существующем сегодня положении вещей судьба эта незавидная. И я хочу сделать все, чтобы переломить сложившуюся тенденцию, в том числе и организовать кампанию в средствах массовой информации, которая заставила бы наших руководителей наконец задуматься о том, что система раскрытия преступлений и розыска преступников разваливается на глазах.

Это показалось Баглюку убедительным. Во всяком случае, ему уже приходилось встречать таких людей, которые пытались бороться за идею при помощи скандалов в прессе. Правда, эти идеи были всегда политическими, а не сугубо профессиональными… Зато материальчик можно будет сделать – прелесть! Пальчики оближешь.

Юра Коротков приходил на работу очень рано. Обстановка дома была невыносимой, и он обычно старался встать, позавтракать и уйти до того, как проснется жена, чтобы не нарываться на очередной скандал и не портить себе настроение на весь день. Сегодня он тоже пришел пораньше и уже без четверти восемь сидел в кабинете, который занимал вместе с Колей Селуяновым, и переписывал на чистые листы ту информацию, которую сумел собрать за вчерашний день. Информация эта записывалась по ходу на самые разнообразные клочки и обрывки бумаги, сигаретные пачки, обертки из-под шоколадок и прочие «бумажные носители».

В десять минут девятого звякнул внутренний телефон.

– Юрий Викторович, – послышался голос Мельника, – зайдите ко мне.

Коротков с удивлением глянул на часы и отправился к начальнику. Владимир Борисович встретил его ледяным молчанием. Только швырнул на длинный стол для совещаний какую-то газету и встал у окна, повернувшись к Короткову спиной. Юра взял газету, недоуменно пробежал глазами по заголовкам и наткнулся на тот, который был выделен ядовито-зеленым маркером: «Трупы на свалке». Материал был приличным по объему, занимая целый «подвал» на второй полосе. И начинался довольно эффектно.

«– Он мне сказал: «Я знаю, что это ты убил. Может быть, я не сумею это доказать, но я все равно это точно знаю…»

Красивый оборот, не правда ли? Перед вами расшифровка диктофонной записи признания в убийстве, совершенном в девяносто пятом году. Молодой человек по имени Никита (фамилию мы пока не называем) сразу же попал в поле зрения уголовного розыска, был задержан и в течение почти месяца интенсивно допрашивался. Более того, как мы с вами теперь знаем, сотрудники милиции были уверены в том, что убийца – он. Знали это совершенно точно. Знали – и… отпустили Никиту.

«Как же так?» – спросите вы. Почему же отпустили, если точно знали, что он виновен? Разве Никита был крутым мафиози и сумел всех купить? Нет. Он был обыкновенным молодым человеком, связанным с криминальной группировкой, но далеко не самой мощной. Может быть, у него влиятельные родители, которые сумели организовать давление в духе хорошо известных традиций «телефонного права»? И снова я отвечу: нет. Мама у Никиты работает врачом в детской поликлинике, а отца нет уже много лет. Так в чем же дело? Почему он оказался на свободе?

Ответ прост. Никиту завербовали. Милиционеры сделали вид, что не могут найти доказательств его вины, скрыли эти доказательства от следствия и отпустили убийцу. А взамен получили информатора, осведомителя, который держал их в курсе дел той группировки, к которой принадлежал. Видите, как все просто?

Никита честно работал на милицию, трудился в поте лица. Постепенно группировка некоего Усоева (а принадлежал Никита именно к ней) начала распадаться. Некоторых членов очень удачно брали с поличным на всякой ерунде. В рядах преступников начались разброд и шатание, группировка ослабевала на глазах, и ее несколько месяцев назад прибрал к рукам другой авторитет, покруче и помощнее. Никите в новой «семье» места не нашлось. И именно поэтому он перестал быть нужным милиции. Не можешь давать информацию – катись на все четыре стороны, не путайся под ногами.

И ладно бы, если бы черная неблагодарность милиционеров ограничилась только этим. Так ведь нет. Они даже не позаботились о том, чтобы факт сотрудничества Никиты с уголовным розыском не стал достоянием гласности. И разумеется, слухи достигли заинтересованных ушей. В преступной среде измен не прощают, это вам, господа хорошие, не семейная жизнь. Никита забеспокоился, почувствовав, что вокруг него становится «горячо». И кинулся за помощью. К кому? Да к кому же еще ему бежать за защитой и советом, как не к тому оперативнику, на которого он работал и которому давал информацию! Мы располагаем записью и этого разговора, из которого вам кое-что станет понятным.

«– Алло, Юрия Викторовича можно?

– Слушаю.

– Моя фамилия Мамонтов. Никита Мамонтов. Вы меня помните?

Неуверенно:

– Нет, не припоминаю.

– Убийство на Павелецком вокзале. Ну как же, Юрий Викторович… Вы мне и телефоны свои оставили, чтобы я звонил, если что.

– А, да, вспомнил. И что вы хотите?

– Мне нужно с вами встретиться.

– Зачем?

– Это очень важно. Пожалуйста… Я не хочу по телефону. Это очень важно.

– Ладно, давайте в половине двенадцатого на «Чертановской». Сможете? Выход из последнего вагона, в тоннеле, возле лотерейного киоска. Знаете, где это?

– Да. Спасибо вам…»

Как видите, дорогой читатель, некий сотрудник уголовного розыска по имени Юрий Викторович вовсе не рвался встречаться со своим ставшим уже ненужным агентом. Более того, он довольно успешно делал вид, что вообще не помнит Никиту Мамонтова и не знает, кто это такой. Никита, чувствуя дышащую в затылок опасность, не просто просит о встрече – умоляет, чуть не плачет, а его милицейский шеф цедит слова сквозь зубы и милостиво соглашается.

Милая картинка, не правда ли? Только сейчас, господа хорошие, она перестанет быть милой. Потому что Никиту нашли мертвым. В собственной квартире. В этот же день. Кому-то очень не понравилось, что он хочет встретиться с сотрудником уголовного розыска. А может, это не понравилось самому Юрию Викторовичу? Вероятно, не случайно он первым оказался возле тела бывшего агента. Агента, который теперь стал ненужным, но слишком много знал…»

На этом фактологическая часть статьи заканчивалась, и дальше шли публицистические размышлизмы на тему о том, какая милиция плохая, не бережет агентов, которые жизнью рискуют, помогая раскрывать преступления. В тексте было великое множество намеков на то, что в устранении ставших ненужными агентов заинтересована и сама правоохранительная система, а не только преступный мир. Коротков снова нашел в тексте то место, где приводился его телефонный разговор с Мамонтовым. Да, все точно, слово в слово. Неужели он звонил ему по чьему-то приказу с телефонного аппарата, имеющего встроенный магнитофон?