Ежи Эдигей - По ходу пьесы Страница 8

— Да, — согласился Павельский. — Я знал, что он из деревни, но обо всем этом не слыхал.

— Заинтересовались мы и его жизнью в столице. Прежде всего его связями с женщинами. Их было много. Даже очень много. Но мы не услышали ни об одной любовной трагедии, ни об одной поломанной жизни. Просто он любил женщин и имел какой-то удивительный дар: часто их менял, но, разойдясь, оставался с ними в полном согласии. Каждая из тех, с кем мы беседовали, заявляла, что претензий к Зарембе не имеет и к преемнице своей не ревновала. Каждая признавалась, что красивый актер очень ей нравился, но влюблена без меры ни одна в него не была.

— Гнался за легкой добычей.

— Допустим, — согласился прокурор. — Нынешних девушек я не знаю, да и не интересовали нас их взгляды на жизнь. Мы искали хоть каких-нибудь врагов убитого. И не нашли ни одного. Даже не врага, а просто недоброжелателя. Парень умел располагать к себе людей.

— Ну и что?

— Именно это свидетельствует против вас и заставляет меня верить, что убийцей Зарембы мог быть только Ежи Павельский. Раз у человека нет ни врагов, ни завистников, ни недоброжелателей, кто мог решиться на такую вещь, как убийство?

— Не понимаю, — заметил заключенный.

— Это же ясно. Еще в римском праве есть принцип: «Тот совершил, кому выгодно». Со смертью Зарембы все что-то утратили. Друзья потеряли хорошего товарища.

Многие лишились материальной помощи. Тысячи зрителей расстались с любимым актером. Только одному человеку смерть его была выгодна.

— Мне? — удивился Павельский.

— Да, вам! Одним выстрелом вы избавились от любовника своей жены. Правда, как вы сами сказали, у Зарембы были предшественники. Но на этот раз ваш метод — переждать очередное увлечение — не оправдал себя. Дело приобрело серьезный оборот. Вы видели, что брак окончательно рушится. Что это не новое увлечение, а настоящая любовь. Что даже дети не заставят жену остаться с вами. Один выстрел — и устранен опасный соперник, вы отомстили жене за все пережитые унижения. Вы ловко подстроили, чтобы именно Барбара Павель-ская убила человека, который был ей дорог. Да, только вам нужна была смерть Зарембы. Только вам была она выгодна. Кто же еще мог подменить пулю в пистолете? Кто сделал за вас грязную работу?

Ежи Павельский, опустив голову, выслушал тяжкое обвинение и затем ответил:

— Да, верно. Все выглядит так, как вы сказали. Я попал в какую-то дьявольскую ловушку. Не понимаю, ничего не понимаю. Я тоже не знаю ни одного недоброжелателя Зарембы. И очень любил его, пока не начался этот несчастный роман. Его трудно было не любить. Он пришел ко мне за три дня до смерти и лгал прямо в глаза, что с Барбарой он дружит бескорыстно и платонически. Я прекрасно знал, что это не так, но готов был вопреки очевидным фактам поверить его словам. Я невиновен. Я не убивал Зарембу. Вижу, что положение мое трагическое, что без вины попаду на виселицу, потому что не могу ничего доказать.

— Сами видите: никто другой Зарембу убить не мог.

— Я тоже не убивал!

— А он мертв.

— Я беспрерывно думаю о своем деле. Днем и ночью. Почти не сплю. Понимаю весь ужас случившегося. В голове у меня мелькает даже мысль, что не Заремба был целью, он был только средством.

— Выскажитесь яснее.

— Допустим, есть человек, который поклялся мне отомстить. Он тщательно изучил мои привычки и семейные дела. Зачем ему меня убивать? Достаточно устроить так, чтобы Мариана Зарембу застрелили на сцене, по ходу пьесы, на глазах тысячи с лишним свидетелей. Враг мой прекрасно знал, что подозрение в убийстве падет на меня. Так и вышло.

— Версия довольно занятная, только неправдоподобная.

— Действуя так, человек, хотевший меня устранить, обеспечил себе полную безнаказанность. Его никто не заподозрит в убийстве. Он мог Зарембу вообще не знать, и, уж во всяком случае, повода к убийству у него не было. Гибель актера — для него не цель, а средство, чтобы отправить меня на тот свет.

— Предположим, вы говорите правду и действительно существует человек, который, желая вам отомстить, решился убить другого, ни в чем не виновного и даже не знакомого ему человека. Но одного желания мало. Нужна еще и возможность осуществить такой план.

— Другие тоже могли заменить патрон. На это хватит нескольких секунд. Одно движение — и вместо холостого патрона в стволе боевой с пулей.

— Да, с этой стороны дело просто. Но вы не учли трудности с пистолетом.

— Не понимаю.

— Оружие не валялось на улице или, скажем, в театральном фойе, где было бы доступно всякому. Если бы так, ваше рассуждение походило бы на правду. Но пистолет-то все время находился в реквизиторской, и лишь за час до спектакля его положили на стол за кулисами. А потом на другой стол, посреди сцены. А вы сказали, что, когда пистолет взяли со склада, в стволе был холостой патрон.

— Патрон заменили за кулисами.

— Число лиц, которые могли это сделать, весьма невелико. Капитан Лапинский этот вопрос изучил. Выяснил все фамилии.

С этими словами прокурор открыл портфель, порылся в документах и протянул Павельскому лист бумаги.

— Вот список актеров, — пояснил он, — которые в этот день были заняты в «Мари-Октябрь», а также прочих лиц, имевших теоретическую возможность подменить пулю.

Павельский взглянул на машинописный текст. Это был перечень имен.

Актеры:

1. Барбара Павельская

2. Ирена Скальская

3. Анджей Цихош

4. Адам Лисовский

5. Вацлав Дудзинский

6. Людомир Янецкий

7. Петр Марский

8. Ян Шафар

9. Януш Банах

10. Бронислав Масонь

Администрация и технический персонал:

1. Директор Станислав Голобля

2. Режиссер Генрик Летынский

3. Помощник режиссера Ежи Павельский

4. Реквизитор Стефан Петровский

5. Машинист Петр Адамек

6. Осветитель Витольд Цесельский

— Если принять вашу версию, враг ваш должен быть в этом списке. Только эти лица находились около столика с реквизитом или проходили через правую кулису. Не назван убитый Мариан Заремба, но согласитесь, что предположить самоубийство, да еще столь утонченное, никак нельзя и не Заремба зарядил пистолет пулей, которая угодила ему в сердце. Думаю, что из списка можно вычеркнуть и вашу жену. Кто же из перечисленных ваш враг? Смертельный враг?

— Никто. Наверняка никто.

— А может, тут есть враг Зарембы?

— Не знаю. Думаю, что нет…

— Мы допросили весь персонал театра. Никто не видел, чтоб вы возились с пистолетом, но все подчеркивают, что особого внимания на столик не обращали. Реквизитор Стефан Петровский подтверждает ваше показание насчет проверки патрона в пистолете. Он сообщил, что это был холостой патрон, какие всегда используются. Но тот же Петровский сказал нам, что вы отпустили его домой, хотя по инструкции реквизитор должен находиться в театре до конца спектакля.

— А вы спрашивали, когда он уходил в другие дни? Отпустил я его только двадцать восьмого сентября или так было всякий раз, когда шла «Мари-Октябрь»?

Прокурор опять заглянул в дело и нашел показания реквизитора. Наскоро просмотрел исписанную страничку.

— Нет, — ответил он. — Этого вопроса следователь Петровскому не задавал. Вы правы, надо проверить.

Павельский вернул прокурору список, но тот предложил:

— Я вам могу его оставить. Он сделан в нескольких экземплярах. Вы заявляете, что невиновны. В таком случае убийца — кто-то из названных здесь. Поразмышляйте над каждой строкой. Можете высказывать соображения. Бумага не кончилась? Пожалуйста, записывайте свои наблюдения и замечания. Я прочту их так же внимательно, как и раньше. Но советую все еще раз обдумать и признаться. Это только улучшит ваше положение.

— Сколько раз повторять: я невиновен!

— И тысяча голословных заявлений подозрений насчет вас не развеет. Не только моих. Все, кого допросили, такого же мнения. И каждый говорил, что ничего против вас не имеет. Многие из допрошенных вас защищали. В двух показаниях говорится даже: Павельскому ничего не оставалось, как только прикончить жениного любовника. Прочту вам одно из показаний.

Прокурор опять покопался в бумагах, отыскивая нужный протокол.

«Надо признаться, мой брак был неудачен чуть ли не с самого начала. Я вышла замуж совсем молодой, в девятнадцать лет, так сказать, по страстной любви. За человека намного старше, знаменитого артиста. Увы, я быстро увидела, что партнер столь же глубоким чувством мне не отвечает. Может, ему просто нужна была женщина, а может, хотелось иметь детей. На первом месте у него был голос и выступления в столицах всего мира. Как всякий большой певец, он был от природы капризен, при малейшей неудаче впадал в меланхолию и с такой же легкостью выходил из себя в гневе. Жить с таким мужем было ужасно трудно. К тому же он не терпел, когда ему противоречили. Сразу после замужества он хотел мне запретить учиться дальше. Это было наше первое супружеское несогласие».