Фридрих Незнанский - Сенсация по заказу Страница 8

— Да. Только он не приехал, а пришел. От Лаборатории до дома Белова двадцать минут хода. Майзель пришел в четыре часа дня. Несколько минут трезвонил в дверь. Стучал. Бесполезно, как вы понимаете. Тогда Майзель снова сделал телефонный звонок — с мобильного. И опять было занято. Тогда Майзель позвонил соседу Белова — Колыванову. Колыванов Май-зеля знал и пустил его. Майзель сам порывался лезть через балкон, но Колыванов ему не дал.

— Почему? — не понял Турецкий.

— Майзель — пожилой человек.

— Ясно. А Колыванов?

— Ему сорок пять лет.

— Дальше?

— Колыванов перелез через балкон и…

— Подождите. На каком этаже жил Белов? Смагин на несколько секунд задумался.

— На третьем или на четвертом… На третьем. Да, точно. Я помню два лестничных пролета после входа в подъезд.

Внимательный фрукт, подумал Турецкий и неожиданно спросил:

— А откуда у Белова был пистолет?

— То есть как? У него разрешение имелось, все законно. Я его к делу приобщил. Пистолет системы «Макаров», номер…

Кажется, Смагин помнил буквально все. Турецкий остановил его движением руки:

— Это я понимаю. Я спрашиваю, нашли ли вы при обыске какие-то бумаги или документы, объясняющие происхождение этого оружия в принципе? Оно может быть наградное, например… Подождите, а обыск в квартире Белова кто проводил?

— Я и проводил, — подтвердил догадку Турецкого Смагин. — Но ничего такого не нашел.

— Компьютер дома был? Дискеты, диски?

— Ничего такого. Майзель сказал, что он всегда работал в Лаборатории, да и спал там часто.

— В Лаборатории обыск делали?

— А на каком основании?

— У него же был там свой кабинет!

— В том-то и дело, что нет! Это большой ангар с перегородками. Там компьютеры и всякое оборудование. Никаких кабинетов.

— Известно, где Белов обычно держал пистолет?

— В ящике стола есть коробка. Там лежали патроны и были следы оружейной смазки, совпавшей с той, что на «макарове» Белова.

— Ладно, вернемся на балкон. Колыванов перелез — и что? Увидел Белова, сидящего за столом с двумя дырками в голове?

— Нет. У Белова выход на балкон был из второй комнаты, из спальни. Но тут вышла заминка: дверь из спальни в коридор оказалась закрыта.

— Интересно. — Турецкий вытащил сигареты и предложил Смагину.

— Спасибо, нет. Я бегаю, мне нельзя.

— Почему? — удивился Турецкий.

— Хороших результатов не достичь.

— Серьезно спортом занимаетесь?

— Надеюсь, что это так, — неловко улыбнулся Сма-гин. — Бегаю на длинные дистанции.

— А какие?

— Пять и десять километров.

— И марафон?

— Пока нет. Может, когда-нибудь.

— Каковы же ваши достижения, гражданин следователь?

— На первенстве России в финал выходил пару раз, но сильнейших тогда не было.

— Что же, буду за вас болеть. Позовите как-нибудь на соревнования.

— Вы серьезно?

— А почему нет? Я болельщик с большим стажем. Вот только на моей памяти наши стайеры, увы, не блистали. Так что для меня это стимул.

Все же Турецкий был немного удивлен. Конечно, среди его знакомых ментов, следователей и прочих юристов встречалось немало спортсменов приличной квалификации. Но, как правило, эти люди были со-ориентированы на вид спорта, построенный на единоборстве. Восточный всякий мордобой, бокс наконец. Вон тот же Юрка Гордеев — знатный боксер. Ну и конечно, стрелков всегда было много. А тут такое мирное занятие…

— А давно вы бегаете?

— С детства. — Смагин помолчал немного, улыбнулся застенчиво. — Помню, мне казалось несправедливым, что, бывает, кто-то в середине дистанции быстро бежит, всех обгоняет, а на финише его обходят, и у него время оказывается хуже. Я все никак поверить не мог. Ну и что, думал, что его обошли, ведь и он обходил, только раньше. Почему время хуже-то? Математика эта до меня не доходила.

— Это вы к чему? — удивился Турецкий.

— Я вот думаю иногда, как у нас людей судят. Как в спорте. По последней черте. Разве ж это правильно? Нет, убийство там, особо тяжкие — это все понятно. А когда ерунда какая-нибудь целую жизнь достойную перевешивает, это разве верно? Человек остается с клеймом…

Турецкий засмеялся:

— И с такими идеями вы следователем работаете?! Как говорил товарищ Черчилль, другой демократии у нашего государства для вас нет.

— Он не так говорил.

— Да знаю я. Ладно, это лирика, которую я с вами с удовольствием обсужу как-нибудь за бутылкой, когда все мерзавцы… Ах да, вы ж, наверно, и не пьете, ко всему прочему! Не пьете ведь, Смагин?

— Не пью.

— И молодец. Продолжайте. Теперь говорите, что сделал Колыванов, когда уперся в спальне в закрытую дверь? Вызвал слесаря?

Смагин, улыбаясь, замотал головой:

— Никого он не вызвал! Он сам слесарь. Сперва он стучал и звал Белова — безрезультатно, сами понимаете. Тогда он вышел на балкон и попросил Майзеля, который оставался в его квартире, передать ему инструменты. Через несколько минут он вскрыл замок, вышел из спальни и вошел в кабинет. Дальше вы знаете, наверно.

— Я пока ничего не знаю, — проскрипел Турецкий. — Рассказывайте, Олег Николаевич, рассказывайте.

— Колыванов вызвал милицию. Приехал наряд. «Скорая». Засвидетельствовали смерть. Вызвали понятых. Составили протокол. Тело отвезли в морг. Все.

— А кто распоряжался этими процедурами?

— Через два часа я приехал. Они же в Москву позвонили. К Майзелю добавился профессор Колдин, тоже их сотрудник. Ну этот сразу стал кричать, что это дело государственной важности, и все такое… Но, честно говоря, мне там уже делать особо нечего было — за это время местный опер, старший лейтенант Ананко, все успел. Я, правда, распорядился обыск в квартире провести. А потом стал снимать показания по горячим следам… Александр Борисович, вам, может быть, нужны координаты Ананко?

Турецкий кивнул.

Смагин вытащил из записной книжки заранее приготовленный клочок бумаги с телефонами Ананко, Ко-лыванова, доктора из «скорой» и понятых.

Ай да молодец, подумал Турецкий. На ходу подметки рвет. Что бы еще такое спросить, раз уж пошла такая пьянка…

— Олег Николаевич, а как вы можете объяснить тот факт, что пулю не нашли?

Смагин удивился:

— Александр Борисович, это же ясно как день. Теперь уже удивился Турецкий: они с Гордеевым,

два матерых юриста, даже успели поругаться из-за этой невидимой пули, а этому молокососу все, видите ли, ясно!

Глядя на удивленную физиономию Турецкого, Смагин заулыбался.

— Там же мусорные контейнеры рядом. Ну и… — Он развел руками.

— Что, прямо под окном? Смагин, так не бывает. — Турецкий тут же пожалел, что это сказал. Во-первых, в нашей удивительной стране бывает все, а во-вторых, Смагин-то, в отличие от Турецкого и Гордеева, был на месте преступления. — Извините, Олег Николаевич, рассказывайте.

— Вы как раз правы, так не бывает. Контейнеры под окном стоять не могут. Санитарные нормы же… Но накануне во дворе стали делать детскую площадку. Расчистили место, песок завезли, всякую арматуру, турники там, качели устанавливать начали. И вот рабочие мусорные баки отодвинул и к стене дома — они, эти баки, уже не вписывались. Вечером жильцы пришли с работы, дети из школы, из детского сада, и скандал начался. Но рабочие уже ушли.

— И жильцы сами баки отодвигать не стали?

— Видимо, нет. Это мне понятые между делом рассказывали, когда я показания снимал. В общем, на следующий день баки все еще стояли в пяти метрах от стены дома, не дальше. Так что пуля…

— Что, попала прямо в бак? — спросил Турецкий невинным голосом.

— Необязательно. Могла рядом упасть. Но за время, которое прошло с момента смерти, приезжал мусорный эвакуатор и пересыпал содержимое баков. А после него дворник убирал.

— И вы, конечно, пулю искать не стали?

— Как же ее искать? — удивился Смагин.

— На мусорной свалке, дорогой мой, — сварливо сказал Турецкий. — Узнать, куда отвозили мусор, и искать, искать…

Смагин расстроился. Выдавил еле слышно:

— Это моя оплошность?

— К сожалению, ваша. Ладно. И не такое бывало. Однажды на моих глазах доктор у самоубийцы смерть констатировал. А тот открыл глаза и попросил опохмелиться.

— Вот это да! — расхохотался Смагин.

— Ничего, служба у вас впереди длинная, еще насмотритесь, — пообещал Турецкий и добавил про себя: к сожалению…

Смагин между тем тряхнул головой и сказал довольно решительно:

— Александр Борисович, очень жаль, что я этого не сделал. Но ведь самоубийство же. Пистолет рядом валяется. Отпечатки пальцев на нем — Белова. Плюс — предсмертная записка.

— Чуть не забыл! — спохватился Турецкий. — А как насчет этой записки? Вы в ней поковырялись?

Оказалось, почерковедческую экспертизу Смагин не проводил, потому что предъявил предсмертную записку Белова трем его сотрудникам (Майзелю, Кол-дину и какому-то Ляпину), и все опознали почерк шефа.