Богомил Райнов - Инспектор и ночь Страница 8

Жанна рывком вскидывает голову, но тут же придает себе безразличный вид. Справедливости ради следует признать, что она действительно привлекательна. В этом чуточку бледном лице с вздернутым изящным носиком и капризно изогнутыми губами есть своя прелесть.

— Я искал вас в связи с Мариновым, — говорю я как можно галантней. — С ним — вы, наверное, уже знаете — произошла вчера неприятность.

— Я слышала, что он умер.

— Вот именно. И так как я со своей стороны слышал, что между вами существовала, может быть, чисто духовная близость, я позволил себе…

Тут мне приходится прервать на полуслове — к нам, что бывает редко в этих местах, подходит официантка.

— Что вам заказать? — спрашиваю Жанну.

— Ничего.

— Но все-таки…

— Чашку кофе, — сдается она с досадой.

— Чашку кофе и рюмку коньяка.

Затем возвращаюсь к нашей теме.

— Я говорил, что позволил себе отнять у вас сегодня немного времени, так как узнал, что между вами существовала близость.

— Зря теряете собственное время, — хмуро бросает Жанна. — Никакой близости — ни духовной, ни иной — между мной и Мариновым не существовало.

— Но он был явно неравнодушен к вам, — осмеливаюсь я напомнить факты.

— Я тоже к тысяче вещей неравнодушна, но неравнодушие — это одно, а реальность — совсем другое. Маринов хотел жениться на мне, но — вы сами знаете — для этого нужно согласие двоих.

— И все же, чтобы такой практичный человек мог питать известную надежду, он должен был рассчитывать на что-то.

— Рассчитывал на мою тетку. Я ему так и заявила:-«Раз ты договорился с теткой — женись на ней и не порти мне больше пейзажа!»

— Со старшими так не говорят.

— Я привыкла говорить, что думаю.

— Это мы сейчас установим.

К нашему столику подходит пара. Это уже не полунесовершеннолетние, а просто несовершеннолетние, особенно девушка. Тем не менее они держатся с самоуверенностью светских людей. У парня — дымящаяся сигарета в зубах и горьковато-пресыщенное выражение человека подземного мира. Подземного мира Чикаго, например.

Они выдвигают свободные стулья, собираясь без церемоний расположиться за нашим столиком.

— Занято! — отрубаю я.

— Ничего, мы сядем, где не занято, — снисходительно смотрит на меня потусторонний человек и морщится, потому что папиросный дым попадает ему в глаза.

— Что, получили? — торжествующим шепотом спрашивает меня Жанна.

Я только собираюсь доказать, что нет, как рядом с нами вырастает фигура еще одного пришельца. Он гораздо старше тех двоих — ему уже, может быть, все двадцать. Роста не ахти какого, но телосложение хорошее. Физиономия тоже не уродливая: если б на наглые масляные глаза…

— Эй, ты, представитель низших классов! — обращается он к малолетнему. — Ступай, пока тебя не нашлепала мамка. И смотри не забудь по дороге отвести девочку в детский сад.

Для вящей убедительности он кулаком подталкивает незадачливого кавалера.

— Как вы смеете… — возмущается кавалер, оглядываясь по сторонам.

Но помощи ждать неоткуда. Дым в зале настолько плотный, что вряд ли кто замечает что-либо вокруг.

— Давай сматывайся, пока цел! — настаивает старший и нетерпеливо тянет молоденькую даму за рукав. Девушка вынуждена встать. Повернув к столику возмущенные, но не очень героические лица, малолетние отступают.

Победитель небрежно опускается на стул и тут только замечает мое присутствие. Губы его складываются в недоуменно-презрительную гримасу.

— Познакомьтесь, — спешит вмешаться Жанна. — Тома Симеонов. Мы зовем его просто Том.

— Петр Антонов, — сообщаю я. — Можете звать меня просто Пепи.

— Охота еще знакомиться со всякими, — лениво рычит Том.

Потом поворачивается к Жанне.

— Где ты откопала этого старика?

— Товарищ…

Я трогаю Жанну за локоть. Она умолкает. Но Том, хотя он и под мухой, успевает уловить этот жест и истолковывает его по-своему.

— А, уж и локотки начинаем пожимать…

И неожиданно дает мне под столом сильный пинок ногой. Ботинок у парня не только острый, но и твердый.

— Я случайно вас не задел? — осведомляется он со сладчайшей улыбкой.

— Ничего, со всяким случается, — наступаю я ему на ботинок всей тяжестью.

Том от боли меняется в лице. Он пытается освободить ногу и, когда ему это удается, цедит сквозь зубы:

— Не прикидывайся чурбаном. Выйдем, поговорим!

— Я заказал рюмку коньяка, но, чтобы вас не задерживать…

Мы одновременно встаем. Мне, как старику, предоставляется честь идти к выходу первым. Бросив беглый взгляд через плечо, я убеждаюсь, что и Жанна, отстав на несколько шагов, движется за нами следом.

Ночная улица почти пуста. Дождь льет как из ведра. Не успеваю я это констатировать, как ощущаю удар в затылок. Разворачиваюсь и, взяв в железные клещи шею парня, тащу его, как мешок, в соседний подъезд. Продолжая сжимать ему шею, я прислоняю его к стене.

— Слушай, ты, маленький подонок! Я сказал «чтобы вас не задерживать», но имел в виду обратное…

— Том, не глупи, прошу тебя! — кричит появившаяся в подъезде Жанна. — Товарищ Антонов из милиции…

Том, делавший тщетные попытки высвободиться из моих объятий, тут же перестал трепыхаться. Я убираю руки.

— Позже не могла сообщить? — бурчит он, потирая шею.

Затем поворачивается ко мне.

— Что же вы молчали, что из милиции? И даже если из милиции, это не значит, что вы можете хватать за локоть мою невесту.

— Ты кем работаешь? — спрашиваю я, не прислушиваясь к его вяканью.

— Я не работаю. Учусь.

— Чему? Сомнительно, чтобы твоей специальности обучали в университете. Ну, как бы то ни было, все это мы установим в отделении…

— Пожалуйста, не задерживайте меня, — хнычет, как мальчишка, Том.

— Чего ты так испугался — справки? Или, может, она не первая? Может, десятая или пятнадцатая?

— Простите, прошу вас, — повторяет он.

— А ты к тому же еще и подлец. В спину норовишь ударить. Сейчас я вижу, что у тебя к тому же ни капли человеческого достоинства.

— Какое тут достоинство, — лепечет Том. — Против силы не попрешь.

— А против кого? Против детей? Или под столом, ногой? Да ладно, убирайся! Но не строй никаких иллюзий: я тебе дал отсрочку.

Он поворачивается и покорно, не взглянув на свою невесту, плетется назад, к «Варшаве». Жанна, готовая последовать за ним, нерешительно смотрит на меня.

— Вы останетесь, — говорю. — С вами я еще побеседую.

— Как у вас быстро испортились манеры…

— Манеры зависят от обстоятельств. С такими типами, как ваш жених, поневоле забудешь о хорошем тоне.

— Пока он мне еще не жених. Но это не исключено.

Обмениваясь подобными любезными репликами, мы, не сговариваясь, машинально двигаемся вниз по улице.

— Что вас связывает с этим типом? Вместе, что ли, занимаетесь?

— И это имеет отношение к делу?

— Это имеет отношение к вам. А возможно, и к делу.

— По-моему, каждый хозяин своих вкусов.

— Можно сделаться их рабом. Когда вы в последний раз были у Маринова?

— Никогда я не была у Маринова, то есть никогда одна.

— А вообще?

— Раза два заходила с тетей. Послушать, как было бы разумно зажить своим домом, наконец.

— А что это тете так приспичило выдать вас замуж?

— Очень просто — хотела устроить мою судьбу. А это был человек с деньгами. Не то, что прежде, конечно, но все-таки… От брата из-за границы получал, дачу недавно продал…

— Кроме суммы, полученной за дачу, — он положил ее на книжку, — других денег у него не нашли.

— Не знаю. Деньги у него всегда водились. Может, успели обобрать.

— Кто, по-вашему, мог это сделать?

— Не задумывалась. Да и вряд ли бы надумала. Я не инспектор из милиции.

Девушка останавливается и поворачивается ко мне.

— А куда мы, в сущности, идем?

— Вот вопрос, который нам следовало бы почаще задавать себе.

— Я спрашиваю в самом прямом смысле.

— Откуда мне знать? По-моему, к вам… Но, может, вы хотите вернуться в «Варшаву»?

— Да нет. Поздно. Пора домой.

Мы двигаемся дальше.

— Вы всегда так рано возвращаетесь?

— Как ни странно, да.

— А где вы были вчера?

— Вашим вопросам нет конца. И к чему вам такие подробности?

— Эта подробность мне нужна. А еще она нужнее вам. Вы не слыхали слова «алиби»?

Жанна вскидывает на меня глаза и тут же опускает: на тротуаре лужи.

— Алиби, насколько мне известно, бывает необходимо человеку, которого в чем-то подозревают, — медленно говорит она.

— Ну, что ж, пусть будет так. Где же вы были вчера вечером? Вы, конечно, уже придумали ответ?

— Ночевала у подруги.

— Когда вы говорите, по возможности называйте фамилии и адреса, — терпеливо объясняю я. — Формализм, но ничего не поделаешь.