Николай Леонов - Беспредел Страница 9

— Что думаешь, полковник?

— Нечего тут думать... — хмуро бросил Гуров. — Министру надо докладывать. Только...

— Не тяни за ширинку. Лева.

— Попадет к министру — стухнет-сдохнет, увянет и рассохнется, — ровным голосом проговорил Гуров. — А здесь пахнет не керосином. Гнусностью здесь пахнет!

— Ну, ты уж так, сразу... — поморщился Орлов.

— Да. Сразу, товарищ генерал. Подпишите справку с красной полосой. По моей подписи спецотдел правды не откроет. А вот по вашей...

— Ты... о какой правде? — посерел Орлов.

— О той самой, вы все поняли. Человек, который кокнул генерала ФСБ Костылева, — на связи у Зотова, вот что я вам скажу! Проверяйте или лучше запишите на бумажке: агент — это тот самый афганец, Росин-Рощин. А вот зачем это все понадобилось — вопрос...

— А ты. Лева, маг и волшебник... — тихо сказал Орлов. — Заполняй, я подпишу. Проверим твои способности...

Гуров ехал в Шереметьево-2. Никаких новостей генерал Орлов от министра не принес. “Необходимо всех разогнать и набрать новых”. “Все продались и работать не хотят или не умеют”. “Позор на всю Европу!” “Дело на контроле у Самого!” Если через три дня семья посла в полном здравии не отбудет в Баку, погоны у всех снимут и пришьют к заднице!

— А почему именно три дня? Не два, не четыре, именно три? — озорно спросил Гуров и выскочил из кабинета прежде, чем Орлов успел схватить чернильницу.

Дело на контроле Президента — факт и положительный и отрицательный одновременно. Можно требовать технику и людей, что неплохо. Могут заставить ежедневно являться к чиновнику с докладом. Он ни черта в работе не понимает, дает идиотские указания и задает еще более идиотские вопросы. В самолетостроение они не лезут, в медицине не командуют, а в розыскном деле понимает каждый. Придется жертвовать временем Станислава. Он со своей идиотской улыбкой, соглашаясь с самыми противоречивыми указаниями, за несколько дней отобьет охоту к ежедневным докладам. В кругу приятелей чиновник будет с наслаждением рассказывать, какие дебилы служат в милиции. Стерпим, дело привычное.

Гуров остановил машину около зала прилета и тут же увидел Крячко:

— Ты нашел Яшу?

— Здесь. С рабочего места ни на шаг, обворуют.

— Ты сказал, что от меня?

— Сказал. Но Яша не кричал “ура”. Мне показалось, что он сразу двинул в буфет. Есть уголовник, с которым у тебя не было бы дружеских отношений?

Станислав взял Гурова под руку, повел в здание аэровокзала.

— Извини, злой стал, на себя не похож. Яша Рунбель сидел на шатком стульчике за кривым столом, положив на него свою огромную руку; казалось, стол сейчас упадет. Сам Яша походил на гору, он не глотая, лил в глотку пиво. Увидев Гурова, Яша встал. Некогда рыжая, а сейчас глянцево-лысая голова его поднялась над толпой, и Яша двинулся по залу. Люди шарахались, Яша двигался ровно, не отклоняясь, и через несколько секунд перед бывшим одесским биндюжником образовался коридор.

— Найди инспектора ГАИ, — говорил Гуров Станиславу. — Объясни, мы работаем по делу, взятому на контроль Президентом. Моя машина должна стоять у левых дверей при выходе из зала.

Станислав двинулся к выходу, Яша вошел в какую-то дверь без вывески. Гуров последовал за ним. Комната была квадратная, за столом боролся со сном усталый капитан милиции.

— Привет, Иван, вызывал? Вот и я, — сказал Яша, придавливая один из стульев.

Капитан протер слезинки в углах глаз, кивнул, взглянул вопросительно на Гурова. Лицо капитана было серое, чувствовалось, офицер держится из последних сил. Гуров молча предъявил удостоверение, кивнул на стоявшую в углу солдатскую койку, сухо сказал:

— Прилягте, капитан. Я за вас подежурю. Пока я здесь, вам ничто не грозит.

В этой же комнате за канцелярским столом что-то писали Котов и Нестеренко. Гуров сделал вид, что их не знает, лишь спросил:

— Сотрудники? — И, получив утвердительный ответ” перестал обращать на них внимание. — Что-то ты неласковый, Яков. — Гуров лукаво взглянул на Рунбеля.

— Столько лет жду, когда ясный сокол явится по мою душу, — Яков ощерился. Напротив полковника сидел матерый уголовник, пахан. Он расправил широченные плечи, положил на стол покрытые светлой шерстью кулаки, увидел на лице Гурова усмешку, сплюнул под ноги.

— Яша, я держу тебя за полуинтеллигентного человека, а ты прямо на глазах опускаешься? — удивился Гуров. — Люди еще не сказали друг другу ни единого слова, не выпили глотка водки, ты уже нервами играешь.

— Старше вы меня. Лев Иванович. Признаю. Три месяца — не держите меня за дурака. Я же не совсем ушибленный, все понимаю. В девять утра тут затерялась семья айзеров...

— Посол с супругой и двумя детьми! — перебил Гуров. — Если тебе отшибло память и из сотни твоих грабителей нельзя выдавить ни слова, последуют самые печальные последствия.

— Бог с вами. Лев Иванович, вы мне угрожаете? — Яша рванул рубашку на груди так осторожно, что она даже не треснула.

— Я не угрожаю, башку оторву, — Гуров взглянул на часы. — Сейчас девятнадцать-пятнадцать, к десяти утра я должен иметь полный расклад, кто из твоих парней стоял на парковке, кто пил кофе, кто сидел в сортире. Кто что слышал, видел, мог видеть или слышать. Ты, Яша, уже большой мальчик, должен понимать, когда можно шутить, когда следует говорить серьезно. Я вернусь завтра в девять. Говорили мы с тобой об оставленной в такси фотокамере “Сони” — вчера вечером. — Гуров поднялся.

Оперативники стояли у машины Гурова. Увидев начальника, Крячко любезно распахнул водительскую дверцу, все заняли места и поехали. Следовало поговорить, а возвращаться в душный кабинет с беспокойным телефоном на столе не хотелось. Съехали с трассы, встали в теньке. У оперативников нашлась минералка и бутерброды.

— Валентин, слушаем тебя, — сказал Гуров, закуривая.

— Нас с Григорием можно слушать порознь и вместе, толку мало. — Нестеренко жевал травинку и недовольно морщился. — По прилете ничего особенного не произошло. Люди бывалые отмечают, что не было обычных для южан объятий, длинных речей и застолья. И вообще встречающих оказалось на редкость мало. Обменялись короткими речами, и московский посол уехал, гостя до машины не проводил.

— Видно, там власть сменилась, — предположил Котов. — И посол в Лондоне оказался лишним.

— Нас не касается, — сказал Крячко. — Интересен высокий блондин в штатском, разговаривавший с водителем, и парнишка, крутившийся рядом с машиной, возможно, он и подложил шип под переднее колесо.

— Я уже говорил, имеются у меня агентурные данные на одного афганца, служившего и в Чечне. Боевой разведчик, возможно, старлей, — Гуров помолчал. — Вроде бы имел тягу к преступной группировке, но отошел. А у нас имеются два трупа. Люди убиты явно бывшими разведчиками. Удар ножом профессиональный. — О подозрениях в адрес генерала Зотова Гуров не сказал ни слова.

— Верно, Лев Иванович, но главное — это такси и таксисты, они много чего знают, хорошо, что на контакт с нами пошли, — высказался Крячко.

— Не любят они нашего брата, — заметил Котов.

— А кто нас любит? — усмехнулся Станислав. — И только в день получки.

— Не будь циником, — оборвал друга Гуров.

— А почему мы вообще занимаемся данным вопросом? — спросил Станислав. — Существует служба безопасности, генерал Кулагин. Пусть они по сантиметру вымеряют весь путь семьи от трапа самолета и до посадки в машину, умчавшую их в лесные дали. Кто встречал? Кто видел встречавших? Какая машина? По-моему, я рассказываю картину пятидесятых годов. В те годы мы расправлялись с врагами, как повар с картошкой.

— В кино, — вставил Котов.

— Не перебивай старших! — Станислав сделал вид, что рассердился.

С шоссе скатилась машина ГАИ, из нее вышел загорелый здоровяк, весело спросил:

— Водочку распиваем на природе? Очень пользительно, особливо за рулем.

— Так мы же не за рулем пьем, а на травке, — Крячко поднялся, отряхнул брюки, обнял инспектора за крутые плечи, пошел с ним по проселку к машине ГАИ, что-то шепча на ухо.

Инспекторская “Волга” лихо вырулила на шоссе и исчезла в потоке.

Летом в девять совсем светло. Когда Гуров пришел домой принять душ и переодеться, Мария встретила его в полупрозрачном пеньюаре, который лишний раз доказывал, что она все еще очень привлекательна.

— Здравствуй, герой! — весело закричала она. — Я видела “Новости”, можешь ничего не рассказывать. Свежая рубашка, светлый костюм и прочее, все необходимое, на кровати. “Боржоми” и иное — в холодильнике, кофе — на плите, я к тебе даже не приближаюсь. Я отправляюсь на вечеринку к Аське, обещаю вести себя в рамках приличия.

— Привет, бандитка! — Гуров швырнул пиджак на диван, снял туфли, почувствовав прилив нежности и благодарности к женщине, которая терпит его отвратительный характер, отвратительную работу и делает вид, что ей безумно весело.