Флетчер Нибел - Вторжение Страница 9

Он припомнил, как его первоначальная вспышка ярости сменилась невольным восхищением перед рациональным подходом Стила. Тим всегда отдавал должное людям, которые умели, играя на сходстве логики и справедливости, извлекать из этого сочетания то, что им нужно. Стил, облокотившись на камин, с официозным Пёрли Уиггинсом с одной стороны и зловещим громилой Чили Амбросом с другой, изложил Лиз то, что он раньше обрисовал Тиму: как отец Тима скупил имущество разорившихся чёрных обитателей Трентона на торгах, как он разбогател, как добился права на покупку Оук-фарм, пустив в ход часть состояния, которое принёс ему Трентон. Переименованный Фейрхилл, доказывал Стил, стал результатом набега белого буканьера на дома чёрных бедняков. И теперь речь идёт об элементарной справедливости, в силу которой Фейрхилл должен перейти к потомкам тех, кого старый Тим обманным образом обобрал до нитки в своей одержимости долларом. В рядах «Двадцать Первого Февраля» было много сыновей и дочерей тех, кто когда-то владел тут жильём, и Фейрхилл должен стать «восстановительным и реабилитационным центром» революционного движения. В плавательном бассейне будут плескаться чёрные детишки его членов. Теннисные корты будут преобразованы в баскетбольные площадки. Гараж на три машины станет спальней. Стил был полон грандиозных планов.

Пёрли Уиггинс, яростно кивая в знак поддержки, открыл свою папку и извлёк из неё целую кипу бумаг, в которых, как он сказал, содержатся все адреса тех владений, которые Тим Кроуфорд приобрёл на распродаже. Уиггинс помахал ещё одной пачкой бумаг. В них были заверенные заявления членов «Двадцать Первого Февраля», подтверждающие, что их отцы или деды были обманным образом выставлены из своих домов. А когда Тим возразил: «Это не соответствует закону, и вы это знаете», именно Стил холодно ответил ему.

— Это соответствует справедливости, парень. Таков чёрный закон.

— Как ты можешь называть его умным? — Лиз прервала его размышления. Она вцепилась Тиму в плечо. — Будь Стил на самом деле таким умным, ему бы не понадобились вооружённые люди. Да это откровенный грабёж, вот что это такое.

— Что ж, — сухо сказал Тим, — мы всегда можем обратиться к твоим Федералистам или к «Равенству» сейчас!

— Это непорядочно — так говорить. — Насупившись, она отодвинулась от него.

— Ты меня неправильно поняла, Пусс. — Но он не мог устоять перед искушением посчитаться с ней за недавнюю ссору. — Ты вечно была в первых рядах крестового похода против расизма. А теперь, когда чёрные люди очутились в твоём доме, ты запела по-другому.

— Я бы вела себя точно так же, вломись сюда банда белых, — возмутилась она. — Раса тут совершенно не при чём.

— Так принято считать.

— Я признаю, что чёрная кожа сначала испугала меня, но дело тут не в расе. А в принципе, — с жаром сказала она.

— Ты уверена? Всем известно — ах, как любят возмущаться дамы.

— Тим, сейчас совершенно неподходящее время для таких цитат. Да и вообще, на чьей ты стороне? Ты ведёшь себя так, словно С УДОВОЛЬСТВИЕМ готов расстаться с домом.

«Нет, — подумал Тим, — это не совсем так». Когда в вечерних сумерках он подъезжал к Фейрхиллу, над ним довлело ощущение тяжести, непреодолимой тоски. Он хотел вырваться из этих пут — хоть на месяц-другой — избавиться от Фейрхилла, от бесконечных сухих хитросплетений законов о корпорациях, от «Брук-клуба», от попечительства в Гарварде, от федеральной комиссии по правам пешеходов, от работы. Он хотел как-то отдалиться от всего этого, снова обрести статус подростка, исключённого из школы и задуматься над смыслом жизни. Он улыбнулся в темноте. Да, дети-цветы Уолл-стрита, но почему бы и нет? И тут он столкнулся с неожиданным прямым вызовом со стороны Бена Стила. Ну, как он может объяснить Лиз, что появление Стила, Уиггинса, Марша и даже зловещего Амброса было для него подобно дуновению свежего ветра, который вдохнул в него новые силы? Откровенность их угроз лишь обострила для него ситуацию. И теперь он хочет противопоставить их ухищрениям всю силу своего мышления. Кроме того, ставки в этой партии очень высоки, а в такого рода играх соперники должны быть достойны друг друга. Но эти соображения будут для Лиз типичной туманной мужской болтовнёй.

Стил не умён? Лиз просто не представляет, насколько он остр и проницателен. Первым делом, ещё в библиотеке он намекнул на 1963‑й год и напомнил о поездке Тима в Акапулько. Конечно, Стил прямо не говорил о Джинни, но когда он сказал: «Вы там встретили женщину», Тиму стало ясно, что оба они понимают, о ком идёт речь. А потом, когда во время длинного разговора с чёрными Лиз покинула комнату и отправилась в ванную, Стил сказал: «Кстати, Кроуфорд, нам всё известно о вас и о Джексоне Дилле. Как вы предполагаете, всё ли знает ваша подруга из Акапулько?»

То есть, не оставалось сомнений, что Стил знает достаточно много о Джинни Джонс и Тиме Кроуфорде. И более того, Стил прекрасно понимал положение Тима. Например, Стил чувствовал, что если даже Тим и может пропустить мимо ушей угрозы рассказать Лиз о Джинни Джонс, он-то знает, что настоящее слабое место, на которое можно надавить, — это Джексон Дилл. Тут идёт речь о вопросах чести, о доверии, о верности слову — а Тим виновен в нарушении всех трёх заветов. И Стил попал в самую точку. Этому человеку или дьявольски повезло или же он умён и проницателен на уровне гениальности. И Тим знал, что ловушка захлопнулась.

Может быть, на самом деле ловушка захлопнулась десять лет назад, когда после первой в их браке ожесточённой ссоры Лиз на месяц улетела в Швейцарию. Тогда они были женаты всего три года и им ещё предстояло усвоить, что слишком тесная оболочка их союза может задушить мужчину и женщину, которые укрылись под её покровом. Они тогда были молоды, отчаянно самолюбивы и упрямы. Теперь ссоры с взаимными оскорблениями остались позади. В своё время они носили мучительный характер, когда на глазах рассыпались в прах все мечты. Поэтому Лиз очутилась в Швейцарии, а через несколько дней и он улетел в Акапулько. Когда через месяц они встретились в Фейрхилле, Лиз обливалась слезами радости и раскаяния и в ту ночь они решили зачать ребёнка. Но это потребовало времени, и Скотт родился значительно позже.

Тим вспоминал прошедшие события, думая об Акапулько. Время рассеивалось и исчезало, как лёгкие клубы дома, и в памяти с пронзительной ясностью мелькали лица и картины былого; он думал о Джинни Джонс, чувствуя рядом с собой стройное тёплое тело Лиз, и в то же время ему не давало покоя острое беспокойство о детях, которые, сами того не подозревая, стали заложниками.

Он видел перед собой панораму Акапулько, и «Вилла Вера» Тедди Штауфера, взнесённая высоко над заливом, блестела на солнце, как резной орнамент, вписанный в это пространство. Лёгкий ветерок морщил синюю поверхность гавани тихоокеанского побережья, надувал лоскутки белых парусов и срывал гребешки с волн. Он сидел на одном из надувных кресел, блаженно болтая ногами в тёплой воде. От слепящего солнца никуда было не деться, и он щурился даже за тёмными стёклами очков. У полукруглого бара под стеклянным навесом, располагалась голливудская публика. Все были разморены солнцем, говорить никому не хотелось, и только временами чей-то весёлый голос нарушал безмятежность дня. Стойку бара окружало кольцо загорелых тел; на женщинах были лишь узкие полоски материи, прикрывавшие груди и бёдра, а мужчины в купальных трусах щеголяли растительностью на теле. Люди постарше предпочитали располагаться на патио, а остальные полулежали на надувных матрацах, которые колыхались на мелкой половине бассейна, словно шляпки поганок. Тимом владела ленивая расслабленность этого дня, грудь охлаждала падавшая тень, ноги ощущали приятную влагу, и ему решительно не хотелось ни о чём думать.

Вода рядом с ним забурлила, он почувствовал брызги на руках и спине, и женщина, вынырнув из бассейна, расположилась на сиденьи рядом с ним. Она стянула белую купальную шапочку. У неё был несколько широковатый нос, полные губы и очень смуглая кожа. Кроме того, она была миниатюрной. Тим прикинул, что она весит не больше ста фунтов, вместе и с ленточкой её бикини и каплями воды на чёрной коже.

— Привет, — сказал он, преисполненный удовольствием от отдыха.

Она посмотрела на него.

— Привет, — выжидающе ответила она.

— Вы появились, как водяная нимфа.

Она вытерла лоб и лицо и поставила локти на стойку бара у бортика.

— Вы тут первый день? — говорила она как американка, с лёгким негритянским акцентом.

Он кивнул.

— Откуда вы знаете?

Забавляясь, она сделала вид, что старательно размышляет, сведя тонкие чёткие брови.

— Раньше я вас тут не видела. Кроме того, вы не типичны для «Виллы Вера». С одной стороны, характерная для горожанина бледность кожи. Она у вас, как рыбье брюшко. — Она пригладила короткие вьющиеся волосы.