Дом с неизвестными - Валерий Георгиевич Шарапов Страница 9

Посмотрев на часы, Сергей вздохнул: «Всего-то шесть сорок. Для отпуска ужасно рано. А для работы – в самый раз».

Он мягко прикоснулся кончиками пальцев к непокрытой простынкой руке. Мария не почувствовала прикосновения и продолжала смотреть счастливые сны.

Сергей осторожно сдвинул край простыни, обнажив женскую грудь. Поглядев на легкую занавеску окна, тихонько встал, оделся. Направляясь к выходу из спальни, он подхватил свою сумку, в которой лежала трофейная немецкая фотокамера Leica…

Он хотел порадовать свою гостью вкусным деревенским завтраком, а для этого требовалось прогуляться до Троицкого рынка и разжиться там свежими продуктами: яйцами, молоком, сметаной, маслом, хлебом, зеленью. В Москве половину из вышеперечисленного продавали только по карточкам, остальное – в коммерческих магазинах или на рынках за сумасшедшие деньги. Однако, чем дальше находился рынок от столицы, тем ниже становились цены.

Он обязательно сходит на рынок и приготовит что-нибудь необычное. Но сначала нужно провернуть куда более важное дело.

Покинув спальню, Аристархов проверил фотокамеру, оделся и вышел сквозь веранду на улицу. Обойдя дом, он приблизился к открытому окну спальни, заглянул в него и… невольно замер от восхищения.

Мария во сне успела повернуться лицом к окну, отчего простынка соскользнула на пол. Теперь ничто не скрывало наготы прекрасного молодого тела. Изящно свисавшая с кровати рука, согнутая в колене ножка, разбросанные по подушке пряди белокурых волос…

О такой удаче Сергей и не мечтал. Тихонько отодвинув мешавшую занавеску, он плавно взвел затвор «Лейки». Глядя сквозь видоискатель, шагнул влево, вправо. Отыскав наилучший ракурс, нажал на спуск.

В утренней тишине щелчок механизма вышел громким. Испугавшись, Сергей отпрянул назад, замер…

Нет, ничто не могло потревожить крепкий сон гостьи – ни трели птиц, ни ласкавшая лицо солнечная рябь, ни случайные звуки. «Неудивительно. После такой неспокойной ночки я и сам проспал бы до полудня», – подумал Аристархов.

Вернувшись на прежнее место, он вновь поднял «Лейку» и принялся фотографировать раскинувшуюся на кровати молодую женщину. В каждом снимке он старался захватить в кадр краешек оконной рамы, подоконник или качавшуюся сбоку от прикосновения ветерка занавеску. Это было необходимым условием для успеха в его непростом деле.

Когда в «Лейке» закончилась пленка, Аристархов вздохнул и с сожалением посмотрел на обнаженную красавицу, будто специально позировавшую для фотосъемки. «Жаль, но художественную составляющую этих снимков никто не оценит», – усмехнулся он и на цыпочках вернулся в дом.

Спрятав фотокамеру в сумку и прихватив деньги, Сергей в отличном расположении духа отправился на рынок за продуктами…

Глава пятая

Москва, Петровка, 38 – Бутырская тюрьма; август 1945 года

От начальства Иван Харитонович вернулся озабоченным и хмурым. Комиссар Урусов был с ним приветлив и вежлив, но поставленная задача легкой жизни не обещала. Он молча прошел через весь кабинет, уселся бочком на стул у своего рабочего стола, пристроил у стенки трость, закурил. Забыв через пару затяжек о тлевшей папиросе, о чем-то задумался, глядя в раскрытое окно…

Копавшиеся в бумагах подчиненные притихли. В такие минуты беспокоить Старцева вопросами не следовало. Это было лишним. Посидит полчасика, покумекает, повздыхает и сам обо всем расскажет.

О чем он думал в такие минуты, догадаться было сложно. То ли о делах первостатейной важности, то ли вспоминал свою нелегкую жизнь на окраине довоенной Москвы, то ли прокручивал в памяти кадры фронтовой хроники…

Хваткий, сообразительный и практичный Иван вырос на юго-западе Москвы, в небольшом рабочем поселке. Позже семья переехала ближе к центру, благодаря чему юркий и непоседливый малец окончил среднюю школу с отличным набором оценок. Это позволило без треволнений выдержать трудные испытания в Подольское военное артиллерийское училище. Окончив училище, Иван сразу попал в самое пекло – на рубежи московской обороны. После тяжелого осколочного ранения загремел в пехоту, но там не задержался – за смекалку и отвагу командование отправило его в разведку. Там судьба и свела его с Васильковым.

Летом 1943 года разведгруппа возвращалась с задания, темной ночью ползли через минное поле. По равнине шарили лучи прожекторов, постреливали немецкие пулеметы. Пулей зацепило бойца, и он задел растяжку немецкой мины. Рядом бахнул взрыв, Старцеву повредило ногу.

Разведчики сумели добраться до своих, Ивана сразу передали санитарам. Началась долгая эпопея лечения…

Военные хирурги собрали изуродованную ступню, и после трех месяцев госпитальных мытарств Иван предстал перед строгой комиссией.

Забраковали. Инвалидность. Не годен для прохождения военной службы. Но Старцев и тут не сдался. Вернувшись в Москву, с недельку отдыхал, наслаждался тишиной мирной жизни, размышлял… Потом приоделся, начистил награды и при всем параде отправился на прием к начальнику Московского уголовного розыска.

В получасовой беседе он приглянулся Рудину[15] своей открытостью, бескомпромиссностью, напором, смекалкой бывшего разведчика. Так и попал на Петровку, 38, где довольно быстро набрался опыта, дорос до руководителя оперативно-разыскной группы и получил майорские погоны.

* * *

– Подсаживайтесь, братцы-товарищи, ближе, – очнулся от раздумий Старцев. – Будем непростую думу думать…

Народ задвигал стульями, облепил со всех сторон рабочий стол начальника. Тот вытряхнул из пачки папироску, дунул в бумажный мундштук, чиркнул спичкой… И принялся разъяснять полученную у комиссара задачу.

С этой минуты скучная возня с протоколами и документацией приостановилась. Все без исключения оперативники были этому безмерно рады, ибо живая работа всегда интереснее бумажной.

В конце короткого совещания офицеры распределили обязанности и принялись за дело. Капитан Василий Егоров, будучи самым опытным сыскарем группы, взялся изучать обстоятельства смерти Павла Баринова. Капитан Олесь Бойко и старший лейтенант Ефим Баранец отправились в архив Главного управления рабоче-крестьянской милиции. Старший лейтенант Игнат Горшеня с лейтенантом Костей Кимом копались в архивах МУРа. Сам же Старцев, прихватив с собой друга Сашку Василькова, пошел по соседним кабинетам с намерением поспрошать о покойном Баринове у ветеранов московского сыска. Благо таких в Управлении набиралось десятка два.

Остаток дня прошел в заботах и суете. Поздно вечером сотрудники снова собрались в кабинете, но поделиться результатами работы не вышло. Их попросту не было.

Егоров из скудных материалов недавнего убийства почти ничего не почерпнул. В милицейских архивах Бойко с Баранцом нашли несколько довоенных протоколов, где упоминался Паша Баринов по прозвищу Барон. Преступления были настолько давними, что не представляли практической ценности. Похожая история вырисовывалась и с местным архивом. Горшеня с Кимом взяли под роспись три толстых папки с