Мартин Смит - Парк Горького Страница 10

— Пошли обедать! — скомандовал Аркадий Паше, взял магнитофон, сунул под мышку папку и направился к двери.

— А со мной как же? — спросил Голодкин.

— Ничего, посидите, подождете.

Но минуту спустя Аркадий приоткрыл дверь и бросил Голодкину бутылку водки, которую тот ловко поймал на лету.

— Подумайте про убийство, да получше! — посоветовал Аркадий и запер дверь.

Дождь смыл все остатки снега. По ту сторону улицы к пивному ларьку тянулся порядочный хвост. ("Видно, что весна пришла", — заметил Паша.) Заняв очередь, они купили с лотка беляши, не преминув заметить, что Голодкин протер ладонью оконное стекло и следит за ними.

— Сначала он скажет себе, что на водку в его положении только дурак клюнет, а потом похвалит себя за осторожность и выпьет, раз уж он такой молодец.

— Это вы ловко рассчитали! — заметил Паша, облизывая губы.

Аркадий чувствовал возбуждение. Американец Осборн, видимо, как-то соприкасался с сибирским бандитом и его любовницей. Бандит мог прилететь в Москву, украв билеты… Интересно!

Он отправил Пашу в МИД взять данные о поездках Осборна и немца Унманна, поручив также заехать в Министерство торговли за фотографиями фасада иркутского Пуштор-га, а сам вернулся к Голодкину.

Он вставил в магнитофон новую кассету, предложил Голодкину сигарету, закурил сам и сказал, делая вид, будто не заметил, что поллитровка стоит под стулом фарцовщика наполовину пустая:

— Федор, я вам кое-что расскажу, покажу кое-какие фотографии и попрошу ответить на некоторые вопросы. Договорились?

— Валяйте.

— Отлично. Итак, Федор, установлено, что вы продаете иконы иностранным туристам, чаще всего американским. По нашим сведениям, в их числе — некоему Джону Осборну, который сейчас находится в Москве. В прошлом году и снова несколько дней назад вы разговаривали с ним по телефону, но он нашел себе другого поставщика. Вы человек деловой, вам и прежде случалось упускать выгодного клиента, так почему же вы вдруг так рассердились? А теперь о трупах в парке Горького, Федор. Только, пожалуйста, не делайте вид, будто впервые о них слышите.

— Каких трупов? — с беспокойством спросил Голодкин.

— Точнее говоря, трупов Константина Бородина и Валерии Давыдовой, молодой красивой женщины. И он и она из Сибири.

— Я их не знаю.

— Имена не так важны. Главное, они перебили у вас клиента, вас видели, когда вы с ними ссорились, а несколько дней спустя их убили. Вот, взгляните на фотографии.

Голодкин как зачарованный уставился на девушку со шкуркой соболя в руках, перевел глаза на Осборна, на широкоскулое лицо, обведенное кружком, снова посмотрел на Осборна, покосился на Аркадия и опять уставился на снимки.

— Вы поняли, Федор? Двое приехали с того конца страны, тайно прожили здесь месяц-другой — врагами вряд ли обзавелись. Значит, попахивает конкурентом.

Голодкин теперь впился глазами в следователя. Аркадий почувствовал, что он попался на крючок. Только бы не сорвался!

— Вот что, говорите правду. Не то лагеря вам не миновать — хватит и того, что у меня на вас уже есть. Срок, конечно, не тот, что за убийство, но в лагере вам туго придется, уголовники таких, как вы, не жалуют. Я, Федор, ваша единственная надежда. Лучше расскажите прямо, что вам известно про Осборна и этих сибиряков.

Голодкин, оттягивая время, бормотал что-то о полной своей невиновности, а потом сжал голову в ладонях и заговорил уже другим тоном:

— Есть у меня тут немец знакомый, Унманн. Девочками интересуется. Он как-то сказал, что один его приятель хорошо за иконы платит, и свел меня с Осборном. Только Осборну иконы нужны не были, а требовался ему церковный ларь с иконными клеймами. За большой ларь хорошей сохранности посулил две тысячи. Я все ядреное лето на этот ларь убил, но достал. Осборн приезжает в декабре, как и говорил. Я звоню, а этот хрен дает мне от ворот поворот и трубку вешает. Я — в "Россию" и успел как раз, когда он с Унманном из подъезда вышел. Я — за ними. На площади Свердлова они встретили колхозничков с ваших фото. Чуть Осборн с Унманном отвалили, я к этим двоим. Говорю им прямо, пусть они мой сундук Осборну толкнут, но половину мне, на манер комиссионных, по справедливости: я же первым был и уже потратился. Тут этот валенок сибирский обнимает меня по-дружески за плечо и приставляет ножик к горлу. Дескать, знать не знает, о чем это я, но предупреждает, чтобы больше я ему на глаза не попадался, и Осборну тоже.

Прямо посеред площади Свердлова! Тринадцатое января было. я точно запомнил, что в старый Новый год. А этот заржал и увел свою девку.

— И вы не знали, что их убили? — спросил Аркадий.

— Нет! — Голодкин поднял голову. — Я ж их больше не видел. Что я — чокнутый, что ли?

— А смелости позвонить Осборну, когда он снова приехал. у вас хватило!

— Разведка боем. Сундук-то этот так у меня и стоит. Его разве загонишь! Через таможню ведь не провезти. Уж что там Осборн думал, ума не приложу.

— Но вчера вы с Осборном встречались, — решительно сказал Аркадий. — В парке Горького.

— Да не с Осборном. Американец какой-то. Позвонил. Говорит, иконами интересуется, а сам повел меня гулять по парку и давай дурацкие вопросы задавать. Дюжий такой старикан и по-русски ловко шпарит. Привел меня на какой-то вонючий пустырь…

— К северу от аллеи за деревьями?

— Ага. Я думаю, может, девочки ему требуются, чего это мы сюда забрели, а он давай меня допрашивать про американского студента, который тут по обмену был. Кервилл его фамилия. А я про такого и не слышал. Запомнил только потому, что он никак от меня отвязаться не хотел. Я-то сразу усек, что иконы ему до фени.

— Почему же?

— Рвань, вот почему. Все на нем наше, советское.

— А он описал, как этот Кервилл выглядел?

— Тощий, говорит, рыжий.

Аркадий про себя ликовал — Осборн, еще один американец и этот фарцовщик. Он позвонил Приблуде.

— Мне требуются сведения об американце Кервилле.

— Это же скорей подходит под наш профиль, — сказал Приблуда после паузы.

— Абсолютно с вами согласен! — ответил Аркадий.

— Ладно, пока не будем вас стеснять. Пришлите Фета за материалами.

Фет привозит два досье Первое на Джеймсе Кервилле, рождении 1952 г, уроженца Нью-Йорка, Карие глаза, рыжие волосы. В 1974 г. стал аспирантом кафедры славянской лингвистики филологического факультета МГУ, Был замечен в антисоветских высказываниях. Дружил с двумя студентами филологического факультете Т Бондаревым и С. Коганом, а также со студенткой юридического факультета И. Асановой. Среди медицинских сведений указывалось, что в поликлинике МГУ ему была поставлена стальная коронка. Уехал из СССР 3 января 1976 г. "Ввиду поведения, несовместимого с положением гостя СССР, к повторному въезду не рекомендуется".

Итак, мысленно подвел итог Аркадий, неизвестно, лечил ли этот студент зубы в Америке. В СССР он вернуться не мог. С другой стороны, телосложение и возраст у него такие же, как у Рыжего, стальная коронка на том же зубе, рыжие волосы, и он был знаком с Ириной Асановой.

В кабинет сунулся Чучин, увидел своего осведомителя и мгновенно исчез.

Аркадий взял второе досье.

Американский гражданин Уильям Патрик Кервилл, родился 23 мая 1930 г. в Нью-Йорке. Глаза голубые, волосы седые Туристская виза с 18 апреля 1977 г. по 30 апреля 1977 г.

На фотографии был запечатлен человек средних лет с курчавыми седыми волосами. Короткий нос, квадратный подбородок. Аркадий протянул ее Голодкину.

— Вы его знаете?

— Это он. Тот, который меня вчера по парку таскал.

— А как вы догадались, что он американец, если, по вашим словам, одет он был во все советское, а по-русски говорил чисто?

— Так у меня же на туристов глаз наметанный! — Голодкин доверительно наклонился к Аркадию. — Клиентов ведь на улице высматриваю. У американцев походка не как у наших: ноги вперед выкидывают, а наши грудью прут.

Аркадий снова посмотрел на фотографию. Силач, который привел Голодкина прямо на ту поляну…

— А уши его вы видели? — спросил Аркадий.

— По-моему, — задумчиво сказал Голодкин, — между нашими ушами и фирменными конкретной разницы нет.

Аркадий звонит в Интурист и узнает, что в тот вечер, когда его избили, у Уильяма Кервилла был билет в Большой театр. Услугами гида он не пользуется. Из МИДа возвращается Паша. Желая отвязаться от Фета, Аркадий сообщает Паше, что в деле появился подозрительный иностранец и. видимо, подоплека в скупке икон.

— Что за иностранец? — не выдержал Фет.

— Немец этот! с гордостью объявил Голодкин. — Унманн по фамилии.

Аркадий спровадил Фета, что оказалось очень легко птичке не терпелось спеть свою песенку майору.

Паша отдает Аркадию запись поездок Осборна и Унманна в СССР. "Дж. Д, Осборн президент компании “Осборн ферз инкорпорейтед".