Владимир Листов - У каждого свой долг (Сборник) Страница 10

— Устно ничего не добавил? — спросил Крылов.

— Очень торопился…

Весь день я был сам не свой. Читал какие-то бумаги, с кем-то беседовал, что-то отвечал. Но все это было не главное. Беспокоило одно: «Как там Скляревский?» Хотелось побольше узнать о банде, и росла тревога: один неосторожный шаг — и человек пропал.

На следующее утро повторилось все сначала, только встретились мы в перелеске. «Курьер» опять торопился. В записке он докладывал:

«Часто заходят «свои». Мергелис прячет меня в соседнюю комнату, откуда все слышно. В банде сто человек. На вооружении винтовки, гранаты, взрывчатка. Уверяет, что скоро будет война. Спрашивал меня, я подтвердил. Где находится оружие — пока не выяснил. Спрашивать опасно.

Решили сорвать первомайскую демонстрацию. Операция — «Фейерверк». В разных частях города будут взрывы. Бросят гранаты в демонстрантов. Взорвут электростанцию. Ночью нападут на горсовет».

Когда Дуйтис закончил читать сообщение, я сказал:

— Скляревский просил обратить внимание на пса… Не удивляйтесь. У Мергелиса есть дог, огромный, черного цвета. Безоружному с ним не справиться…

Вот уже с неделю я не видел Жольдаса. С того самого дня, как он, после больницы, неожиданно пришел ко мне в кабинет. Болен или обиделся? Я решил зайти к нему.

Жольдас сидел без пиджака и, наклонившись над столом, что-то усердно писал. Окно, на котором были заделаны все следы побега Крюгера, было раскрыто настежь. С улицы доносился городской шум. Жольдас был так увлечен делом, что при моем появлении даже не шелохнулся.

— Добрый день, Витаутас, — умышленно громко сказал я.

Он поднял голову, и в его глазах промелькнуло удивление. Моего визита он не ожидал.

— Здравствуй, Володя! — он привстал, чтобы подать мне руку. Я видел, что он был рад. — Как ты живешь?

— Лучше всех!

— Посиди немного, я сейчас кончу. — Обмакнув ручку в чернила, Жольдас принялся торопливо писать. Я ждал, мне не хотелось уходить, не поговорив.

— Понимаешь, Володя, ты меня извини, — Жольдас оторвался от бумаги, — Дуйтис приказал срочно написать сообщение. Пианист, которого задержали активисты, рассказал о подпольной типографии…

— Заканчивай, я подожду.

Я смотрел на зеленый газон, на небо и думал о Грете… Прошло минут десять. Наконец Жольдас положил ручку.

— Вот и все. Дуйтис сказал, что скоро вызовет… В ближайшие дни будем проводить операцию… Да ты, по-видимому, все знаешь и без меня. Главное, взять руководящий центр… — Жольдас заговорил не о том, что меня интересовало в данный момент, хотя, поглощенный делами «курьера», я оторвался от других ответвлений организации. Сейчас же я пришел к нему, чтобы узнать о Грете… Я понял, что он не хочет о ней говорить, и решил выждать.

— Сколько главарей? — спросил я.

— Семь человек… Мергелис, или, как его называют, Старик. Его ты знаешь, в прошлом крупный домовладелец. Туда же входит Адамкявичус, управляющий спичечной фабрикой, Сакас — в прошлом депутат сейма… Если хочешь, почитай справку…

Жольдас показал на исписанные листы. Теперь он явно уводил разговор в сторону. Поэтому я сказал:

— Спасибо. Почитать я забегу вечером. Скажи, как Грета?

Жольдас напряженно посмотрел мне в глаза. Я выдержал его взгляд.

— Грета чувствует себя хорошо. Врачи сказали, что на днях может выписываться, но я уговорил ее полежать еще несколько дней, пока не будет ликвидирована вся банда.

— Передай ей привет… — я поднялся, чтобы уйти.

— Спасибо, Володя…

Я встречался с «курьером» каждый день. Утром 28 апреля было получено от него самое ценное и самое тревожное сообщение:

«Завтра в 23 часа у Мергелиса совещание главарей. Составят план, уточнят задания. Начало сбора в 21.00. Семь человек придут с интервалом в 20–25 минут.

Сегодня ночью ухожу за границу. Документы готовы. Будут сопровождать два проводника. Оба вооружены. Переход границы в том же месте. Жду указаний. Назначаю дополнительное свидание с 15 до 17».

«КУРЬЕР» ОТПРАВЛЯЕТСЯ В ОБРАТНЫЙ ПУТЬ

Последнее сообщение «курьера» всех взбудоражило. Как быть? Можно поступить просто: сегодня же уйти от Мергелиса и больше к нему не возвращаться. Но это значит сорвать совещание главарей. «Пропал «курьер»!» В банде переполох, и подготовленная с таким трудом операция срывается…

А если Скляревского не удастся вырвать из лап проводников. Что будет тогда?

Крылов и Дуйтис, запершись в кабинете, срочно вырабатывали план действий. В два часа дня состоялось экстренное совещание оперативных работников. Предлагались самые фантастические решения. В конце Дуйтис подвел итог: операцию начнем сегодня! Завершающий этап — завтра…

В три часа я уже дежурил в знакомом переулке, неподалеку от бакалейной лавки. Время идет, а «курьера» нет. Вот прошел час. Стрелка медленно ползет дальше и дальше. Ходить по переулку неудобно. Кажется, что все обращают внимание. Что же делать? Неужели что-то случилось?

Наконец в половине пятого «курьер» показался.

— Ровно в полночь выходим, — заговорил он, поравнявшись со мной. — Никак не мог уйти. Мергелис отлучился по своим делам, а пес улегся у порога. Я пробовал по-всякому — только рычит… Не прыгать же в окно… Сопровождают двое, я их видел. Ребята крепкие, мне с ними не справиться… Завтра собрание. Разойдутся поздно ночью. Будет помогать дворник Тампель.

Он закончил и вопросительно посмотрел на меня. Я передал, как было приказано:

— Получите у Мергелиса документы и следуйте с проводниками. Никакого волнения. Никаких вопросов. Постарайтесь идти между ними, в середине. Неподалеку от границы будете освобождены. Если возникнет перестрелка, старайтесь себя не выдать, ни малейшего повода для подозрений. Это необходимо для дела.

— Все понял, — сказал он твердо. — Выполню, как приказано.

Вечером Крылов и Дуйтис куда-то уехали. Около двенадцати ночи я хотел было идти в гостиницу, но неожиданно позвонил дежурный и сказал, что внизу меня ждет машина. За мной прислал Крылов.

По плану операции я сегодня был свободен, и это меня удивило. Миновали центральную часть города, освещенную иллюминацией. Замелькали загородные дачи. Поля. Лес. Лучи фар осторожно обшаривали заросшую травой грунтовую дорогу.

Неожиданно сильно тряхнуло, и машина остановилась. Водитель выругался.

— Кажется, сели в яму. Эх, не вовремя! Придется толкать.

Я вылез. Темнота, хоть глаз выколи. Наконец, я стал различать окружающие предметы и прямо перед собой увидел большую лужу. «Хочешь не хочешь, придется разуваться».

Я снял ботинки, закатал брюки и вошел в холодную воду. Бр-рр! Лужа неглубокая, но пришлось повозиться: колеса буксовали на глинистой почве. Ехали еще минут сорок, пока путь нам не преградил пограничник. Потребовал документы, потом попросил следовать за ним. В кромешной тьме мы шли несколько минут по тропинке. Только что прошел дождь, с деревьев капало. Тропинка была скользкой.

Вот засветился огонек, распахнулась дверь, и мы оказались в низкой бревенчатой избушке. На столе ярко горела керосиновая лампа, рядом стоял телефонный аппарат. Над картой склонились Крылов, Дуйтис и капитан в пограничной форме. Накурено и сильно пахнет керосином.

По сосредоточенному, хмурому лицу Крылова я увидел, что дела идут неважно. Дуйтис что-то объясняет, доказывает, Крылов молча слушает и бросает в банку с водой недокуренные папиросы. Комбат-пограничник внимательно следил за их разговором, изредка вставлял замечания.

— Да ты не волнуйся, Николай Федорович, мои ребята сделают все, как надо. Мы их с Дударевым, — Дуйтис указал на комбата, — чуть не под каждым кустом распихали.

Зазвонил телефон. Сообщили, что на контрольном пункте пока тихо. Крылов прикрутил лампу и открыл дверь.

Через полчаса позвонили еще. Крылов выслушал, лицо его посветлело. Специальная группа докладывала:

— Трое неизвестных проследовали в контрольную зону. Ведем наблюдение.

Оставалось ждать. Молчали. Курили. Слышно было, как с крыши падают дождевые капли. Я не выдержал, вышел на улицу. Из-за туч проглядывали звезды. Где-то там, во Вселенной, вершилось великое таинство рождения новых миров… А здесь теплый дождь перемешал все запахи цветущей зелени, воздух загустел, стал упругим, вдыхать его было трудно, и от пьянящего его духа кружилась голова.

И снова подумал: «Как все же земля и все на ней цветущее безразличны к тому, что делают сейчас люди».

Где-то там, по ту сторону границы, что-то ухнуло, послышался лязг гусениц, рев мотора и снова все замерло. А в груди вдруг защемило.

В избушке затрезвонил, заголосил телефон. Я окунулся в пропитанный табаком воздух.

— Отлично! — кричал в трубку Крылов. — Доставьте его сюда!

Крылов положил трубку и некоторое время молчал. Улыбаясь, скосил глаза на Дуйтиса. Встал и так повел плечами, что затрещали ремни портупеи.