Томас Гиффорд - Сокровища Рейха Страница 11

Пробило час ночи. Я направился в кухню, проглотил таблетку от головной боли. Пола, услышав журчание воды из крана, пришла ко мне и выпила успокоительное.

– Мне пора домой, – сказала она.

– Хорошо. – Помогая ей надеть пальто, я спросил: – Пола, а как насчет документов, которые ты нашла? Я полагаю, рано или поздно Питерсон все равно узнает о них.

– Совсем не обязательно. – Она застегнула пальто, взяла сумку, перчатки. – Какое отношение они имеют к Питерсону?

– Никакого, если Сирил умер естественной смертью. Однако, судя по реакции Брэдли, когда он осматривал тело, и по тому, как рыскал повсюду Питерсон… Право, не знаю, Пола, но если в смерти Сирила есть что-то подозрительное, тогда Питерсон захочет получить ответы на кучу вопросов. Наверняка он спросит, с какой стати Сирил решил приехать сюда из самого Буэнос-Айреса. – Мы стояли в холле, глядя друг на друга. И опять мне подумалось, что Пола очень привлекательна и что Сирил знал толк в женщинах. – Ладно, поговорим об этом утром. Артур скажет, как нам лучше поступить.

Мы вышли на улицу и попробовали завести ее машину. На ней лежал толстый слой снега, и я начал сгребать его ладонью. Снег был сухим, мягким, точно пух, и ужасно холодным. Пола села за руль, включила зажигание. Раздался неприятный скрежет, потом еще и еще. Я обошел машину, чтобы очистить заднее стекло. Скрежет становился все тише. Я вновь подошел к Поле. Она поглядела на меня со слабой улыбкой.

– Еще один сюрприз.

– Слишком холодно, – заметил я. – Она не заведется. Бросай это дело. Придется ночевать здесь.

Наше дыхание стыло в воздухе. От мороза потрескивали голые ветви деревьев, склонявшиеся над нашими головами, ветер швырял снежную пыль нам в лицо.

Содрогнувшись, Пола сказала:

– Я не в состоянии оставаться одна в доме с Сирилом. Пойми, Джон, я просто не могу.

– Не беспокойся, мы переночуем во флигеле.

Тропинку к флигелю совсем замело. Нередко в газетах читаешь, что в такие ночи люди сбиваются с пути в двадцати ярдах от собственного дома и замерзают в снегу.

Проваливаясь по колено в сугробы, мы прокладывали путь вперед. Пола шла за мной, стараясь ступать след в след. Луна едва проглядывала, никакого освещения не было. Наконец мы с трудом взобрались на крыльцо.

– Боже, – выдохнула Пола, – неужели пришли?

Все вокруг становилось каким-то нереальным. Казалось, будто мы в другом мире, полном холодного мрака, таящего смерть и угрозу. Мы безумно устали. Первым делом я разжег камины в гостиной и спальне, налил себе и Поле по рюмке коньяка, проверил запоры на дверях.

– Ты можешь ложиться в спальне, – сказал я, когда огонь в каминах разгорелся. – Я устроюсь здесь на диване.

– Хорошо, – вяло произнесла Пола. – Кажется, успокоительное начинает действовать. От него у меня ползают мурашки по спине, вверх-вниз, вверх-вниз, – хихикнула она. – Ты должен простить меня. Я немного расклеилась. – Она помолчала. – Прошло всего несколько часов, как мы нашли Сирила. – По щекам ее потекли слезы.

Мы стояли на пороге спальни. Я обнял ее, прижал к себе.

– Все образуется, – сказал я. – Утром снегопад, даст бог, прекратится, мы поедем в город, и тогда хоть что-то прояснится.

– Надеюсь. – Она повернула ко мне лицо, и я поцеловал ее. Губы у нее были сухие, и она прильнула ко мне, словно дитя. Я погладил ее по волосам и велел ложиться спать, а сам вернулся в гостиную. Диван стоял напротив камина, от которого по комнате распространялось приятное тепло. Я достал из стенного шкафа одеяло, бросил его на диван. Потом отпер дверь, высунул голову и взглянул на термометр. Он показывал минус двадцать восемь. Впрочем, когда я шел к флигелю, мне показалось, что было гораздо холоднее: градусов шестьдесят-семьдесят. Видимо, таково было воздействие фактора холодного ветра.

Я снова запер дверь и вернулся в спальню. Пола лежала в кровати, натянув одеяло до подбородка, и улыбалась мне.

– У тебя все в порядке?

– Да, – медленно кивнула она, – все в порядке. Спасибо тебе, ты очень славный. – Голос ее звучал тихо, едва слышно. – Завтра мы еще поговорим.

Я подошел к стулу, взял свой халат. Она высунула руку из-под одеяла, дотронулась до меня и невнятно пробормотала:

– Поцелуй меня на ночь.

Я наклонился и коснулся губами ее щеки, а она улыбалась и выглядела совсем юной и ужасно беззащитной – женщина, которая столько пережила за свою жизнь, но сумела справиться со всеми невзгодами и сохранить чистоту и непосредственность. Недаром мой брат Сирил любил ее.

– Утром мы обо всем расскажем Артуру, – проговорил я, стоя в дверях, – уж он-то знает, как нам дальше быть. Артур обо всем позаботится.

Но Пола уже спала и не слышала меня.

12

Мы с Полой стояли в снегу в чистой морозной дымке серого утра, глядя, как люди из похоронного бюро выносят из дома тело Сирила и вкатывают носилки в черный катафалк. Молодые ребята, выносившие гроб, поскользнулись, упали в снег вместе со своей ношей и вполголоса выругались. От мороза и ветра их щеки пылали здоровым румянцем. Один из них подошел ко мне, буркнул что-то и протянул бумагу, которую я должен был подписать. Ручку пришлось долго встряхивать: чернила застыли и не поступали в перо. Катафалк вскоре уехал.

Мой «линкольн» завелся только со второй попытки, потому что температура упала до сорока. Я дал возможность двигателю поработать вхолостую несколько минут, и, пока мотор прогревался, мы вернулись во флигель, чтобы выпить кофе с гренками. Мы почти не разговаривали. Пола изредка застенчиво улыбалась мне, точно вспоминала наши вчерашние поцелуи, а не смерть Сирила.

Мы уселись на переднее сиденье, и я плавно нажал педаль акселератора. «Линкольн» слегка пораскачивался в снегу, затем двинулся вперед. Это был долгий путь по глубокому снегу, но, поскольку я ехал на малой скорости, машина продолжала пробиваться все дальше и дальше, мимо деревьев, по широкой дуге к шоссе. На нем уже успели проложить колею, и я прибавил газу.

Вся жизнь Артура Бреннера делилась на две части, причем обе они доставляли ему огромное, неиссякаемое удовольствие: адвокатские дела в конторе на втором этаже гостиницы в Куперс-Фолсе, где он, кроме того, писал статьи и давал советы тем, кому нужна была его консультация, там же он лепил фигурки, домашнее увлечение искусством изготовления фарфора, расписывал их, обжигал. Мне приходилось слышать, как он отвечал на вопрос о своем хобби: человек, обладающий терпением, крепкими нервами и твердой рукой, чтобы работать с фарфором, вполне подходит для деятельности адвоката, в которой приходится преодолевать все те юридические ловушки и опасности, которые зачастую представляет собой закон.

И вот теперь он стоял перед нами, придерживая распахнутую дверь. Он выглядел таким же, каким я помнил его и каким надеялся увидеть: высокий, крупный, с поредевшими седыми волосами над выпуклым лбом, с ясной улыбкой на широком добром лице, которая делала его намного моложе своих семидесяти лет; порой он казался непоколебимым и неподвластным времени. Сейчас Артур улыбался, пожимая руки Поле, потом мне. В конторе было уютно: раздвинутые портьеры пропускали в комнату яркий, хотя и сероватый утренний свет; потолок высокий, футов четырнадцать, широкое окно с видом на Мейн-стрит.

Он подвел нас к трем стоявшим у окна мягким креслам, обитым ярким ситцем, и, когда мы уселись, опустился сам всем своим грузным телом весом в двести пятьдесят фунтов.

– Вначале позволь мне выразить соболезнования по поводу смерти Сирила. Печальное возвращение домой. Страшное дело. – Он вскинул свою массивную голову и внимательно поглядел на меня из-под тяжелых век. – Ты-то как? Выглядишь прекрасно, хотя Брэдли сказал, что на тебя напали бандиты и бросили умирать посреди дороги. Неужели такое могло быть?

Я повторил ему загадочную историю, произошедшую со мной. Он сидел, поглаживая тщательно выбритый подбородок, покачивая головой и в наиболее драматические моменты поглядывая на меня. Чиркнул спичкой, начал неторопливо раскуривать сигару, катая ее во рту языком. Когда я кончил свое повествование, он подался вперед и, глядя поочередно то на меня, то на Полу, удивленно поднял кустистые брови.

– Неужели такое могло быть? – повторил он и вздохнул. – Конечно, могло. В жизни полно случаев насилия, бессмысленных, жестоких, психопатических. И все же… Даже мысль об этом неприятна мне… Ты чувствуешь себя лучше? Прекрасно. Тебе повезло, что эти подонки оказались такими неумелыми. – Он прищурился, словно вглядывался куда-то в даль, мимо меня. – Просто непостижимо, что после такого невероятного приключения ты все-таки здесь.

Мне вдруг вспомнилось это нападение в деталях. На секунду показалось, будто все повторяется: я ощутил удар, почувствовал, как «линкольн» скользит под откос в сугроб…