Майкл Доббс - Зайти с короля Страница 12

— Не обращайте внимания на Стэмпера, Дики. Он только неделю на своей должности, но уже не может спокойно слышать о лоббистах.

Эти собеседники устраивали Урхарта гораздо больше, чем представительницы двух женских благотворительных организаций, ожидавшие своей очереди за спиной Дики. Загораживаясь от них, Урхарт притянул Дики ближе к себе.

— А что у вас еще?

— Этот загадочный вирус, от которого гибли тюлени на побережье Северного моря. Ученые считали, что он исчез, но мне только что представили отчет, из которого следует, что останки тюленей выбрасывает на берег по всему побережью Норфолка. Вирус вернулся. И утру там будут эти шакалы-газетчики, и снимки умирающих тюленей появятся на первых полосах всех газет.

Урхарт скорчил гримасу. «Шакалы-газетчики»! Этого термина он не слышал уже много лет. Дики был человеком исключительно серьезным и начисто лишенным чувства юмора — идеальное сочетание для должности, на которой постоянно приходится общаться с защитниками окружающей среды. Они способны месяцами изводить друг друга своей непробиваемой серьезностью. Лишь бы он сумел заткнуть им рот до марта…

— Вот что вы сделаете, Дики. Я хочу, чтобы утром, когда они доберутся до пляжа, вы уже были там и продемонстрировали озабоченность правительства. Чтобы вы всегда были готовы отвечать на вопросы… этих шакалов. — Уголком глаза он видел, что Стэмпер давится от смеха. — Я хочу видеть ваше лицо в завтрашних вечерних выпусках газет. Вместе со всеми этими дохлыми тюленями.

Стэмпер закрыл лицо платком, но Дики вполне серьезно кивал головой.

— Даете ли вы мне разрешение назначить правительственное расследование, если я увижу в этом необходимость?

— Даю. Даю, дорогой Дики. И обещайте им все, что хотите. Кроме денег, разумеется.

— Чтобы быть там к рассвету, мне лучше отправиться немедленно. Вы извините меня, премьер-министр?

Министр по проблемам окружающей среды с важным видом устремился к выходу, а Стэмпер наконец дал себе волю. Его плечи тряслись от хохота.

— Нечего смеяться, — укоризненно сказал Урхарт, изогнув бровь дугой. — Тюлени — очень серьезное дело. Видишь ли, они поедают всех этих лососей.

Они расхохотались, а представительницы женских организаций, перестроившись, решили перейти в атаку. Бросив украдкой взгляд на их полные бюсты, Урхарт повернулся к ним спиной и оказался лицом к лицу с молодой, привлекательной и очень элегантной женщиной, с вызовом смотревшей на него своими большими глазами. Она казалась вполне приемлемой альтернативой пожилым матронам. Он протянул ей руку:

— Добрый вечер, я Френсис Урхарт.

— Салли Куайн. — Она была спокойна, спокойнее большинства гостей.

— Я рад, что вы смогли прийти. А ваш муж?..

— Искренне надеюсь, что над ним не меньше тонны бетона.

Теперь он смог разобрать легкий носовой акцент и деликатным, но восхищенным взглядом скользнул по ее длинному жакету в стиле Регентства. Он был красный, с большими манжетами, и единственным его украшением были маленькие, но с узором металлические пуговицы, которые создавали эффект и привлекательности, и компетентности. Черные с отливом волосы торжественно блестели в свете канделябров.

— Приятно познакомиться с вами, миссис… Мисс Куайн. — Ему нравился красноречивый язык ее тела, независимая манера держаться, и он не мог не заметить напряженности ее рта, как будто ее что-то очень заботило. — Надеюсь, вам хорошо здесь.

— Сказать по правде, не очень. Меня раздражает, когда мужчины обращаются со мной фамильярно и пытаются завязать знакомство только потому, что мне не повезло родиться некрасивой женщиной.

Так вот что заботит ее!

— Понимаю. Который из мужчин?

— Премьер-министр, как деловая женщина я не преуспею в бизнесе, если начну ябедничать.

— Тогда я попробую угадать. Похоже, что он здесь без жены. Самоуверен. Скорее всего, политик, раз он чувствует себя здесь свободно. Наверное, какой-то обольститель, да?

— У этого подонка в запасе так мало лести, что он не потрудился даже сказать «пожалуйста». Кажется, меня он посчитал за полное ничтожество. Он ждал, что я без труда упаду ему в руки, что меня не нужно даже просить об этом. А я привыкла думать, что вы, англичане, джентльмены.

— Итак… Здесь без жены. Самоуверен. Политик. Дурно воспитан. — Урхарт обвел глазами зал, по-прежнему избегая встречаться взглядом с матронами, которые начинали терять терпение.

— Может быть, вон тот джентльмен в кричащем костюме в мелкую полоску и с жилеткой? — Он указал на толстого господина средних лет, вытиравшего лоб уже влажным платком: в зале становилось душно.

— Так вы его знаете? — Она рассмеялась удивленно и признательно.

— Я его должен знать. Это мой новый министр строительства.

— Похоже, вы хорошо знаете ваших людей, мистер Урхарт.

— В этом значительная часть моих обязанностей.

— В таком случае я надеюсь, что вы познали и ваших женщин, и не хуже, чем этого болвана министра строительства… Не в библейском, а в политическом смысле, — добавила она, словно вдогонку, улыбнувшись слегка озорной улыбкой.

— Я не очень понимаю вас.

— Женщин. Тех самых, которые составляют пятьдесят два процента всех избирателей. Этих странных созданий, которые достаточно хороши, чтобы укладывать их в вашу постель, но не настолько, чтобы допускать их в ваш клуб. Тех, которые ожидают от вашего правительства поддержки и исполнения его функций не больше, чем от лопнувшей резинки чулка.

Для англичанки такая резкость была бы равноценна невоспитанности, но так уж повелось, что американкам прощают намного больше. Они говорят, едят, одеваются по-другому, по слухам, даже иначе ведут себя в постели. Так, во всяком случае, говорили Урхарту, хотя собственного опыта в этом плане у него не было. Стоит, пожалуй, расспросить об этом министра строительства.

— Ну, наверняка дела обстоят не так плохо…

— Два месяца назад в вашей партии произошел раскол из-за выборов нового лидера. Ни один из кандидатов не был женщиной. И, как утверждают избирательницы, ни один из обсуждавшихся вопросов не был для них особенно важен. Особенно для молодых женщин. Для вас они словно слепые копии их мужей. Им это не нравится, и вы теряете их голоса. Это довольно массовое явление.

Урхарт осознал, что он перестает быть хозяином положения и что она манипулирует им гораздо искуснее, чем это получилось бы у общественных деятельниц, которые удалились, потеряв надежду добиться своего. Он попытался припомнить, когда в последний раз анализировал итоги опроса общественного мнения, и не смог. Его политические зубы прорезались в эпоху господства инстинктов и идей, а не социологов с их компьютерами, и до сих пор внутреннее чутье еще его не подводило. До сих пор. Но эта женщина заставила его почувствовать себя отставшим от жизни и потерявшим ощущение реальности.

Он увидел, что в дальнем углу огромной гостиной выкатывают рояль.

— Мисс Куайн, я очень хотел бы подробнее ознакомиться с вашими взглядами, но боюсь, что меня вот-вот призовут к исполнению иных моих обязанностей.

Его жена уже вела тенора за руку к роялю, и Урхарт знал, что в любую минуту он может понадобиться ей для того, чтобы представить артиста публике.

— Быть может, у вас найдется для меня время в другой раз? Похоже, что о женщинах я знаю гораздо меньше, чем мне это казалось.

— Похоже, что у членов правительства сегодня на меня большой спрос, — в тон ему отозвалась она. Ее жакет распахнулся, открыв для обозрения элегантного покроя, но простые предметы одежды, запечатанные большой пряжкой пояса. Это дало ему возможность впервые бросить взгляд на ее фигуру.

Она отметила про себя, что он и увидел, и оценил увиденное.

— Надеюсь, что вы, по крайней мере, не забудете сказать «пожалуйста».

— Не беспокойтесь, не забуду, — улыбнулся он.

Его жена уже делала ему знаки рукой.

Декабрь. Вторая неделя

В этом году приметы праздника не очень бросались в глаза. Майкрофт, работы которому заметно убавилось после того, как журналисты поменяли свои компьютеры на толчею рождественских игрушечных базаров и забегаловок, бесцельно брел по мокрым улицам в поисках… В поисках чего, он и сам не знал. Чего-то, все равно чего, только бы избавиться от гробовой тишины дома. Распродажи начались рано, задолго до Рождества, но вместо покупателей у дверей магазинов толпились молодые люди с северным акцентом и грязными руками, просящие денег. А может быть, они были и раньше, но у него просто не хватало времени заметить их? Он сделал попытку пройтись по магазинам Кингз-роуд, но очень скоро выдохся. Он не представлял, какую игрушку хотели бы получить его дети и что вообще их интересует. В любом случае это Рождество они проводят со своей матерью. «Со своей матерью», а не «с Фионой». Как легко перешел он на язык брошенных мужей. Через стекло витрины он смотрел на соблазнительное женское белье и спрашивал себя, неужели его дочь носит такое же, когда его мысли прервала молоденькая девица, которой, несмотря на румяна и губную помаду, нельзя было дать больше шестнадцати. Несмотря на холодную и промозглую погоду, пуговицы ее пластикового дождевика были расстегнуты.