Фредерик Форсайт - День Шакала Страница 12

На следующий день, 18 июля, в «Фигаро» появилось неприметное сообщеньице о скоропостижной кончине заместителя начальника сыскной бригады уголовной полиции комиссара Ипполита Дюпюи: его хватил удар в кабинете на набережной Орфевр и до больницы его не довезли. На его место был назначен и немедля приступил к исполнению обязанностей комиссар Клод Лебель, прежде возглавлявший Отдел по расследованию убийств. Шакал ежедневно просматривал все продававшиеся в Лондоне французские газеты: ему бросилось в глаза слово «сыскной» в заголовке, и он прочел заметку, но никакого значения ей не придал.

Еще до того, как он принялся подбирать себе заграничных двойников, Шакал решил, что не только проводить, но и готовить операцию разумнее под чужим именем. Раздобыть фальшивый британский паспорт проще простого: Шакал прибег к испытанному способу мошенников и контрабандистов, которые предпочитают отлучаться с родины незаметно для властей. Он проехался на машине по долине Темзы, останавливаясь в маленьких селениях, в каждом из которых имеется церквушка, а рядом с нею — кладбище. На третьем кладбище отыскалось подходящее надгробие: некий Александр Дугган умер двух с половиной лет от роду, в 1931 году. Останься он в живых, он был бы в 1963-м на несколько месяцев старше Шакала, который наведался к пожилому викарию, учтивому и радушному, и заявил, что он занимается родословной Дугганов. Ему стало известно, что кто-то из них проживал в этой деревушке; нельзя ли, смущенно осведомился он, уточнить этот факт по приходской книге?

Викарий, разумеется же, дал на это согласие и уж совсем расцвел, когда симпатичный приезжий залюбовался старинной церковкой норманнского стиля и попросил принять его скромную лепту на содержание храма.

Обнаружилось, что супругов Дугганов уже лет семь как нет в живых и их, увы, единственный сын Александр похоронен здесь, на церковном кладбище, около тридцати лет назад. Шакал не спеша перелистывал книгу и среди записей о рождениях, браках и смертях апреля 1929 года наконец увидел фамилию «Дугган», выведенную простым каллиграфическим почерком.

Александр Джеймс Квентин Дугган родился 3 апреля 1929 года, в приходе церкви святого Марка, Самборн-Фишли.

Все это он переписал в блокнотик, рассыпался в благодарностях перед викарием и укатил в Лондон. Там он отправился в Центральный регистрационный архив, предъявил молодому доверчивому сотруднику визитную карточку шропширского стряпчего из Маркет-Дрейтона и объяснил, что разыскивает внуков клиентки, которая недавно скончалась и завещала им состояние. Известно, что один из этих внуков — Александр Джеймс Квентин Дугган, родившийся якобы в Самборн-Фишли, в приходе церкви святого Марка 3 апреля 1929 года. Сведения нуждаются в проверке и дополнении.

Вежливое обращение со служащими в английских учреждениях себя обычно окупает: так было и на этот раз. Архивный поиск удостоверил сведения о рождении и выявил, что Александр Дугган погиб 8 ноября 1931 года в дорожной катастрофе. За несколько шиллингов Шакал получил копии свидетельств о рождении и смерти. По пути домой он зашел в министерство труда, где ему выдали бланк ходатайства о паспорте, в игрушечный магазин — там он купил за пятнадцать шиллингов детский печатный набор — и на почту — за квитанцией об уплате пошлины в один фунт.

В ходатайстве он указал имена и фамилию Дуггана, его возраст, дату и место рождения и т. п. и свои приметы — рост, цвет волос и глаз; в графе «род занятий» написал «коммерсант». Полные имена родителей Дуггана были списаны из свидетельства о рождении, а имя и ученое звание поручителя — преподобного Джеймса Элдерли, доктора юридических наук, утреннего собеседника Шакала, — с таблички у ворот церкви. Подпись викария он тоненько нацарапал стальным пером, стряхнув с него лишние чернила; потом составил в наборной кассе слова:

И накрепко оттиснул штамп рядом с подписью. Копию свидетельства о рождении, ходатайство и квитанцию он отправил в паспортное управление, а свидетельство о смерти уничтожил. Через четыре дня, когда он читал утренний выпуск «Фигаро», ему принесли ценное письмо с вложением новенького паспорта. После обеда он тщательно запер квартиру, поехал в аэропорт и приобрел — конечно, за наличные, чтобы не пользоваться чековой книжкой, — билет на ближайший копенгагенский рейс. В потайном отделении его чемодана, которое можно было обнаружить лишь при очень тщательном досмотре, было две тысячи фунтов, за которыми он заехал в Холборн и изъял их из своего личного сейфа в тамошней юридической конторе.

Задерживаться в Копенгагене он не собирался и в аэропорту Каструп заказал на завтра билет на вечерний брюссельский рейс авиакомпании «Сабена». Ходить по магазинам датской столицы было уже поздно; он снял номер в отеле «Англетер» на Конгенс Нюторв, роскошно поужинал в ресторане «Семь наций», прогуливаясь по парку Тиволи, немного пофлиртовал с двумя очаровательными блондинками и к часу улегся в постель.

На другой день он купил в центральном, самом известном копенгагенском магазине мужского платья легкий темно-серый пасторский костюм, скромные черные туфли, пару носков, белье и три белые сорочки; Шакал проследил, чтобы на всех купленных вещах непременно были датские фирменные ярлыки. Сорочки и нужны-то были ему только затем, чтобы перешить с них ярлыки на рубашку, стоячий воротник и манишку, которые он купил в Лондоне под видом студента богословия, завтрашнего священнослужителя.

Напоследок он приобрел книгу на датском языке о достопримечательных церквах и соборах Франции. Он плотно закусил в приозерном ресторане парка Тиволи и в 15.15 вылетел в Брюссель.

4

Какой бес попутал на склоне лет Поля Гоосенса, мастера золотые руки, было неведомо ни его немногим друзьям, ни многочисленным заказчикам, ни даже бельгийской полиции. Он проработал тридцать лет в Льеже на «Фабрик насьональ» и заслуженно считался скрупулезнейшим специалистом своего дела, в котором скрупулезность превыше всего. А уж честность его была вне всяких подозрений. За эти тридцать лет он прослыл несравненным экспертом-оружейником, ибо «Фабрик насьональ» изготовляла всевозможное оружие — от маленьких дамских пистолетиков до крупнокалиберных пулеметов.

Достойно вел он себя и во время нацистской оккупации. Хотя он и остался работать на фабрике, которая должна была производить оружие для германской армии, но позднее выяснилось, что он, несомненно, участвовал в подпольной деятельности Сопротивления, помогал укрывать сбитых летчиков союзных войск, а на работе руководил саботажем, из-за которого большая часть изготовленного в Льеже оружия либо не годилась для прицельной стрельбы, либо взрывалась на пятидесятом выстреле, убивая и калеча немецких солдат.

Эти сведения защите пришлось вытаскивать из него чуть не клещами, и они с торжеством предъявили их на суде как говорящие в пользу скромного и стеснительного подзащитного. В самом деле, они немало способствовали смягчению приговора; подействовало на присяжных и смущенное признание Гоосенса в том, что он нарочито скрывал свои заслуги перед Сопротивлением, чтобы избежать наград и почестей.

Когда в начале пятидесятых годов вдруг обнаружилось, что в одной крупной сделке с иностранным заказчиком кто-то хорошо нагрел руки, Гоосенс был одним из ведущих инженеров фирмы, и начальство его заявило полиции, что он выше подозрений.

Даже на суде, когда все уже было доказано, директор-распорядитель сказал о нем похвальное слово. Но судья полагал, что злоупотребление неограниченным доверием преступно вдвойне, и подсудимого приговорили к десяти годам тюрьмы. В ответ на кассацию срок сократили до пяти лет, а за примерное поведение выпустили через три с половиной.

Тем временем жена развелась с ним и забрала детей. Прежняя жизнь в уютном коттеджике с цветничком на живописной окраине Льежа (а там отнюдь не все окраины живописны) безвозвратно канула в прошлое. О дальнейшей работе в фирме нечего было и думать. Он снял квартирку в Брюсселе, потом купил дом в дальнем предместье. Денег у него хватало с избытком — он снабжал оружием добрую половину западноевропейского преступного мира и к началу шестидесятых годов получил кличку l'Armurier — Оружейник. Любой бельгийский гражданин может свободно купить револьвер, пистолет или винтовку в спортивном или специализированном магазине, надо лишь предъявить удостоверение личности. Однако при продаже оружия или патронов об этом делается запись в особом журнале с указанием фамилии и номера удостоверения личности покупателя. Поэтому Гоосенс использовал поддельные или краденые удостоверения.

Он вступил в соглашение с одним из самых ловких городских карманников, который, правда, часто отдыхал в тюрьме на казенных харчах, но, будучи на свободе, шутя обчищал кого угодно. За документы Оружейник платил ему живыми деньгами, немедля и не скупясь. Вдобавок он пользовался услугами специалиста, бывшего фальшивомонетчика: в сороковых годах тот попался на сущей безделице — изготовил большую партию французских банкнотов, ненароком пропустив в словах «Banque de France» букву «u» (молодость, молодость!), — и переквалифицировался. Зато документы он подделывал виртуозно и без ошибок. Сам же Гоосенс, разумеется, оружия никогда не покупал: с поддельными удостоверениями в магазин отправлялись воришки, сидевшие на мели, или актеры, желавшие пополнить скудные сценические заработки.