Яблоко транзита - Хаим Калин Страница 12

Так что, тщательно перебрав оснастку проблемы, Алекс засобирался в дорогу. Прежде, однако, попотел, чтобы успокоить своих дам.

Какого лешего Франция, недоумевала Ольга, пусть рукой подать. По-немецки там никто, включая Эльзас. И что это за объяснение – там всем будет лучше?..

Но все обошлось, не столько благодаря дару убеждения коменданта, сколько особому положению, которое он обрел в глазах вундеркинда, носителя многих дарований (к примеру, ее разговорный английский был на уровне Алекса, профессионала). Она же и вынесла вердикт: «Коль дядя Саша находит нужным, остается подчиниться; обойдемся без подробностей. К тому же учеба по-прежнему в зуме».

На тот момент за Алексом в семье закрепилась репутация масона, орудующего в мире тайных сношений, исполина дел и мысли. Ореол возник будто из ничего, при этом внешних признаков его особости хватало. Алексу время от времени звонили, в основном, по-русски. Разговаривал при этом, не таясь, и невозмутимо. Между тем из этих бесед Ольга и Ксюша не извлекали ничего, ни одного посыла. Позже, однако, вундеркинд уловила, что разговоры на русском – о текстах Алекса. Женщины их время от времени читали – Алекс хоть свое творчество и не афишировал, но и не скрывал, оставляя крышку лэптопа открытой. Статьи – не выговорить даже! – антипутинские. Между тем стилистика тех телефонных бесед подсказывала Ксюше, что абоненты дяди Саши – значимые влиятельные люди. И, как бы это не казалось парадоксальным, представляют российскую власть. Или, на худой конец, другую, но не менее крутую.

Масштаб личности кормильца довершала платиновая кредитка Сбербанка, мало вязавшаяся с его израильским паспортом, которую он щедро, хоть не бездумно эксплуатировал. К примеру, как только Ксюша объявилась в их стане, Алекс предложил купить ей электро-велосипед.

Женщины его широкими жестами не злоупотребляли, но при обозначении разумной траты волшебный кошелек открывался без промедлений (с марта кремлевские довели месячный лимит Алекса до шести тысяч евро, должно быть, удовлетворенные подрядом).

Так они и жили в эпоху постправды, забвения правил и геронтократии 2.0, являя собой синтез несовместимого, которое с лихвой возмещалось зовом плоти, привязанностью, общностью крова и судьбы. Внешне смотрелись старомодно предупредительными, на грани слащавости, скорее погруженными в заботы ближнего, нежели в свои собственные. В чем сквозил перебор, душноватая избыточность, которая такой независимой фигуре, как Алекс Куршин, казалось, может в одночасье надоесть. Каркать, однако, дело неблагодарное.

Впрочем, приручение Алекса многоцветием интима более чем объяснимо. Два с половиной года Алекса кувыркало из одной клетки в другую, когда золотые чередовались с запираемыми, а профессиональную охрану сменяли бандюганы с удавками. Общение с сыном – только через его страницу в Фейсбуке, причем, сплошными эвфемизмами. Отца, менявшего аккаунты, сын пусть не без труда, но узнавал, при этом казался дезориентированным, потерявшим веру в то, что они когда-либо пересекутся. Так что расставание с Россией, то есть поднадзорной реальностью, выстрелило нырком в семейную стихию с патриархальным смакованием сытной похлебки лубка…

21.30. До наступления комендантского часа еще тридцать минут. Постучав по циферблату, Алекс сигнализировал спутницам: нужно поторапливаться. Троица чуть прибавила шаг.

Показались очертания четырехэтажки, где ячейка снимала через Airbnb квартиру. Алекс насупился, норовя зафиксировать пролог статьи о переоценке профиля ВВП, но нужные слова точно вода сквозь пальцы. Тут он увидел овчарку на проводке в руках молодой женщины. Инстинктивно напрягся, опасаясь, следовательно, недолюбливая собак (проповедовал условный сто первый километр с жилой зоной, населяемой исключительно любителями домашних животных). Впрочем, спустя мгновения, разминувшись с собачницей, вновь погрузился в Проблему-2024, в которой, ему отныне казалось, вместо двух последних цифр – пунктир.

Ольга и Ксюша, напротив, в эмпиреях не витали, зорко держа периметр. От них не ускользнул цепкий взгляд незнакомки с овчаркой, которым та сканировала Алекса. Возмутившись претензией, Ольга даже оглянулась. Ксюшу же пронзило пренеприятнейшее открытие: в предыдущие дни женщина с овчаркой им уже встречалась. Выглядела только каждый раз по-другому с помощью накладных бедер, грудей, специальных прибамбасов грима. Объединял лик, правда, поднятый капюшон, холодная расчетливость во взоре и эластичные движения пумы. При этом овчарку она выгуливала впервые, что лишь нагнетало зловещий окрас откровения.

Глава 5

Огарево, резиденция президента РФ, 14 мая 2021 г.

Юрий Ушаков, помощник президента по международной политике, нервничал, что, впрочем, предсказуемо. Мало того, что докладывает первому лицу, так еще повестка не приведи Господь: израильская герилья – хроническая, не поддающаяся лечению язва. Вот и сейчас, без внятного казус белли, вековые недруги, арабы и евреи, в клинче подросткового мордобития. Иначе ту войну – меряться, чьи бицепсы и кураж круче – не назовешь.

Впрочем, таковы издержки работы чиновника высшего звена, вечно балансирующего между орденом и отставкой. Оттого озабоченность – преобладающий в той гильдии фейс-код.

Между тем Ушаков угнетаем чем-то большим, чем хронический стресс и переработки. Его подтачивает невероятное в своей скандальности событие: разоблачение Олега Смоленкова, его подчиненного и протеже, как оказалось, информатора американских спецслужб, бесследно исчезнувшего в 2017 г. в Черногории. При этом Юрий Ушаков, не только не был уволен или «сориентирован» в отставку, выговором не был даже обременен – уникальный в мировой практике институтов власти случай.

Пусть следствие ничего предосудительного в деловом тандеме «Ушаков-Смоленков» не нашло, изумившись дару последнего не оставлять «отходов», стоп-кран на оргвыводы по отделу международной политики АП никем не прогнозировался. В первую очередь, самим Ушаковым. Между тем ВВП поступил именно так, ошеломив знатоков кремлевской кухни.

При этом забывчивость президента или особое доверие к своему советнику контекстом события отвергались. Преобладало мнение: ловко заброшенный невод, дабы на живца подельников Смоленкова заманить…

Интрига при этом всходов не дала, и Ушаков уже четыре года пребывал в занятном статусе – кандидата на оргвыводы, продолжая занимать свой пост, одного из приближенных к Телу. При этом не мог избавиться от ощущения: он – объект некоего эксперимента, в котором апробируется новый кодекс властных отношений. Ведь дымка подозрительности – его повседневный эскорт.

Ушакова подмывало со скользкой дорожки недоверия соскочить, но он не решался: просьба об отставке, он полагал, недвусмысленное признание вины. Оттого хмуро тянул свою лямку, тряся услужливостью, как священник рясой. А разменяв восьмой десяток, коварный зигзаг своей судьбы возненавидел.

На самом деле ни кадровый эксперимент, ни прочая конспирология в превратностях карьеры топчиновника ни при чем. В работе с кадрами президент слыл консерватором, причем, в хорошем смысле этого слова. Даже зевнув с выбором, не торопился гнать взашей – давал возможность назначенцу себя проявить, настолько это было возможно.

Казус Ушакова обернулся для ВВП непростым испытанием, когда хороших решений не было. Предательство Олега Смоленкова, сотрудника его аппарата, святая святых России, не столько щелчок по самолюбию монарха, сколько немой укор его взлелеянному детищу – социально-экономической стабильности. Коль и в касте небожителей