Фредерик Форсайт - Переговоры Страница 13

– Чертов город, – заметил он. – Всюду улицы с односторонним движением и места, куда въезд запрещен.

Человек на заднем сиденье усмехнулся.

– Вот поэтому студенты и ездят на велосипедах. Может, нам тоже нужно бы.

– Продолжайте наблюдение, – сказал водитель без всякого юмора.

Сидевший рядом с ним замолчал и поправил пистолет под мышкой с левой стороны.

Студент слез с велосипеда и внимательно смотрел на крест, выложенный из булыжников на середине Брод-стрит. Из своего путеводителя он знал, что на этом месте в 1555 году по приказу королевы Марии Католички были заживо сожжены два епископа – Лэтимер и Ридли. Когда костер разгорелся, епископ Лэтимер крикнул своему соратнику по мукам: «Пусть будет тебе хорошо, мастер Ридли, будь мужчиной. Сегодня мы милостью Божьей зажжем такую свечу в Англии, которая, уповаю, никогда не погаснет!»

Он имел в виду свечу протестантской веры, но что ответил на это Ридли – неизвестно, так как он уже был объят пламенем. Через год, в 1556 году архиепископ Крэнмер был также сожжен на этом же месте. Языки пламени опалили дверь Бейллиол-колледжа, расположенного в нескольких метрах от места казни. Позже дверь была снята и повешена у входа во внутренний двор. Обожженные места на двери видны по сегодняшний день.

– Хэлло, – раздался голос рядом. Он оглянулся. Студент был высокий и нескладный, а она небольшого роста, с яркими темными глазами и полненькая как куропатка. – Меня зовут Дженни, кажется у нас один научный руководитель.

Студент широко улыбнулся:

– Меня зовут Саймон. – Ему был двадцать один год, после двух лет в Йельском университете он попал в Оксфорд по программе обучения на первых курсах за рубежом.

Они направились к выходу. Молодой человек вел за руль велосипед. Он был здесь позавчера, но тогда он приехал на машине. Пройдя наполовину арку, они встретились с доброжелательным, но непреклонным привратником Тимом.

– Вы недавно в колледже, не так ли, сэр?

– Да, сэр, пожалуй, первый день.

– Отлично, давайте запомним первое правило здешних мест – ни при каких обстоятельствах, ни в пьяном виде, ни под наркотиком или в полусне вы не должны вести за руль, нести на себе или въезжать на велосипеде через арку во двор. Прислоните, пожалуйста, его к стене, сэр, рядом с другими велосипедами.

В университетах есть канцлеры, ректоры, деканы, профессора, казначеи, лекторы, стипендиаты и прочие, расположенные в порядке строгой иерархии.

Но старший привратник колледжа несомненно входит в высшую лигу. Как бывший младший командир, Тим умел хорошо управлять людьми.

Когда Саймон и Дженни вернулись, он доброжелательно кивнул им и сказал:

– Полагаю, вы идете к доктору Кину. Вход в углу двора и по лестнице на самый верх.

Когда они добрались до кабинета своего научного руководителя в области истории средних веков и представились, – Дженни назвала его «профессор», а Саймон – «сэр», – доктор Кин широко улыбнулся, глядя на них поверх очков.

– Есть, – весело сказал он, – две вещи, и только две, которые я не разрешаю. Первое – зря тратить время, ваше и мое. Второе – называть меня «сэр». Пока можете обращаться ко мне «доктор Кин», а потом перейдем на «Моррис». Кстати, Дженни, я к тому же не профессор, у них есть кафедры и кресла, а у меня, как видите, их нет, по крайней мере ни одного в приличном состоянии.

Он указал на полуразвалившуюся мебель, и пригласил студентов устраиваться поудобнее. Саймон опустился в безногое кресло стиля королевы Анны, оказавшись в трех дюймах от пола, и все вместе они стали обсуждать Яна Гуса и гуситскую революцию в средневековой Богемии. Саймон улыбнулся. Он понял, что Оксфорд ему понравится.

В силу чистой случайности, две недели спустя, Сайрус Миллер оказался рядом с Питером Коббом на обеде, посвященном сбору средств в Остине, штат Техас. Он терпеть не мог такие обеды и, как правило, избегал их. Но этот был в пользу местного политического деятеля, а Миллер знал, как важно оставить после себя след в политическом мире, когда ему понадобится какая-нибудь услуга. Вначале он решил не обращать внимания на соседа, который не занимался нефтью. Но затем тот упомянул название своей корпорации, что означало его абсолютную оппозицию Нэнтакетскому договору и человеку, стоящему за этим договором, – Джону Кормэку.

– Нужно остановить этот проклятый договор, – сказал Кобб. – Нужно как-то убедить Сенат не ратифицировать его.

По последним сведениям составление текста договора близилось к концу, затем в апреле его подпишут послы двух стран в Вашингтоне и Москве, в октябре, после летнего перерыва, он будет утвержден Центральным Комитетом в Москве и в конце года предложен Сенату.

– Вы думаете, Сенат обязательно отвергнет его? – осторожно спросил Миллер.

Оборонный подрядчик мрачно смотрел на свой пятый бокал.

– Нет, – сказал он. – На самом деле сокращение вооружений всегда популярно среди избирателей, и, несмотря на все противодействующие факторы, у Кормэка достаточно харизмы и популярности, чтобы протолкнуть его силой своей личности. Терпеть его не могу, но это факт.

Миллера восхитил реализм побежденного человека.

– Вы пока не знаете условий договора? – спросил он.

– Знаю, они собираются урезать средства на оборону на десятки миллиардов долларов. По обе стороны «железного занавеса». Идет разговор о сорока процентах, с обеих сторон, разумеется.

– А много ли людей, которые думают так же как вы? – спросил Миллер.

Кобб был слишком пьян и не видел основной цели вопросов.

– Почти вся военная промышленность, – проворчал он. – Мы ожидаем полного закрытия предприятий и огромных личных и корпоративных убытков.

– Д-да, очень жаль, что у нас президент не Майкл Оделл, – размышлял вслух Миллер.

Человек из фирмы «Зодиак» хрипло рассмеялся:

– Это мечты. Конечно, он выступил бы против сокращения ассигнований. Но мечты нам не помогут, он останется вице-президентом, а Кормэк – президентом.

– Вы в этом уверены? – тихо спросил Миллер.

В последнюю неделю месяца Кобб, Мойр и Салкинд встретились со Скэнлоном и Миллером за ужином по приглашению Миллера в шикарном номере гостиницы «Ремингтон» в Хьюстоне. После ужина, за кофе с коньяком, Миллер направил их мысли на то, что Джон Кормэк все еще остается хозяином Белого дома.

– Он должен уйти, – подал идею Миллер.

Гости кивнули в знак согласия.

– Я не хочу иметь ничего общего с убийством, – поспешно заявил Салкинд. – Вспомните Кеннеди. В результате его гибели Конгресс принял все законодательство по гражданским правам, то, чего он не мог добиться при жизни. Если целью убийства было не допустить этого, то результат был противоположный. И не кто-нибудь, а именно Джонсон сделал все это законом.

– Я согласен, – сказал Миллер, – такой курс действий немыслим. Но ведь должен же быть какой-то способ заставить его уйти в отставку!

– Назовите его, – предложил Мойр. – Кто может сделать это? К нему не подступишься. В его прошлом нет никаких скандалов. Перед тем, как предложить ему выдвинуть свою кандидатуру, его тщательно проверили.

– Но ведь должно же быть что-то, – воскликнул Миллер, – какая-то ахиллесова пята! У нас есть цель, есть контакты, есть средства. Нам нужен кто-то, кто выработает план действий.

– Как насчет вашего полковника? – спросил Скэнлон.

Миллер отрицательно покачал головой:

– Он считает любого президента Соединенных Штатов своим главнокомандующим. Нет, нужен другой человек… Из другого круга…

Тот, о котором он думал и намеревался отыскать, был беспринципным, изощренным, безжалостным, умным и преданным только деньгам.

Глава 3

Март 1991 года

В тридцати милях от Оклахома-Сити расположена федеральная тюрьма Эль-Рино, официально известная как «федеральное исправительное заведение». Говоря менее формально, это одна из тюрем самого строгого режима в Америке. На рассвете, холодным мартовским днем, в огромных воротах этого заведения открылась небольшая дверь, и из нее вышел человек.

Он был среднего роста, полноват, бледный от пребывания в тюрьме, без денег, и настроение у него было исключительно мрачное. Он огляделся, увидел то немногое, что было вокруг, и зашагал по направлению к городу.

Некоторое время за ним наблюдали глаза охранников на сторожевых вышках.

Но скоро они потеряли к нему всякий интерес. Другие глаза из припаркованного автомобиля смотрели на него с гораздо большим интересов.

Длинный лимузин стоял на довольно далеком расстоянии от главных ворот тюрьмы, во всяком случае, на таком, что его номер оттуда нельзя было рассмотреть. Человек, наблюдавший его через заднее стекло машины, опустил бинокль и пробормотал: «Он направляется в нашу сторону».