Леонид Млечин - Последний довод Страница 14

Ньюмен поспешил заявить, что донесения представляли собой малоинтересную информацию и самые важные сведения он черпал из “Вашингтон пост”. Ньюмена Генри Дуглас не любил и от души пожелал бы ему еще больших неприятностей, если бы сам не оказался в столь же незавидном положении. Только для Ньюмена отставка была уже позади, а над Дугласом эта опасность нависла, и он предпринимал отчаянные усилия, чтобы сохранить за собой пост советника президента и доверие главы Белого дома Между тем многие прямо требовали пожертвовать Дугласом и Хобсоном ради спасения престижа партии “Вашингтон пост” писала.

“Правительства становятся жертвой таких скандалов, каких они заслуживают. Многие считают, что президент — недалекий человек, действующий обычно в расчете на внешний эффект, что ему не хватает упорства, опыта, способностей к анализу, дабы разобраться в сложном деле управления государством. А теперь это впечатление получает недвусмысленное подтверждение. Первоначальная реакция президента выразилась в одной фразе: “Много шума из ничего”. Затем он по собственной инициативе сделал замечание, которое проливает свет на то, почему так часто создается впечатление о его неспособности разобраться в происходящем. “Спросите меня, какой документ был мне передан на прошлой неделе, — сказал он, — и я вам не отвечу”.

Столь же показательной была реакция директора ЦРУ. В ответ на вопрос о том, как эти документы прошли через его руки, он сказал: “Я об этом ничего не знаю”. Это смешно. Так же неблаговидно ведут себя Дуглас и Хобсон Ради собственного блага президенту следовало бы расстаться со всей этой троицей”.

Правда. Адриан Корт за обедом сказал Дугласу, что никто не собирается валить на него всю вину. Равным образом нет смысла в увольнении Рэндольфа Хобсона.

— Главное — переждать бурю, — говорил Корт. — Неплохо бы отправить президента на недельку отдохнуть. А там, глядишь, шумиха и уляжется. Президенту надо как можно меньше высказываться по этому поводу.

Дуглас предпочел бы, чтобы президент молчал с самого начала, его высказывания только повредили администрации. Самому Дугласу каждый день приносит только новые неприятности. Директор ЦРУ, несколько дней не отвечавший на телефонные звонки, неожиданно позвал к себе нескольких журналистов и сказал им, что пользоваться похищенными документами совершенно не в его привычках.

— Я знаю, что это крайне опасно. Я не потерпел бы этого. Я не притронулся бы к ним ни при каких обстоятельствах, — поклялся директор ЦРУ. И тут же добавил, что Дуглас как будто упоминал в его присутствии о документах, полученных из лагеря прежнего хозяина Белого дома.

Дуглас, узнав, что директор ЦРУ перешел в наступление против него, поспешил к президенту.

Обитатель Овального кабинета слушал его весьма рассеянно: как правило, свары среди сотрудников аппарата мало его беспокоили, скорее единодушие помощников заставило бы президента насторожиться. Но дело было не только в этом.

— Вы знаете, Генри, о выступлении Плиммера? — неожиданно меняя тему, спросил президент.

— Нет. — Дуглас был удивлен. Сенатор Плиммер всегда говорил то, что от него хотели поэтому в Белом доме его речи не читали.

— Плиммер обвинил администрацию в том, что мы скрываем от американского народа грозную опасность — новое оружие, которым обладают русские.

Несмотря на свою сдержанность. Дуглас зло выругался.

— Свихнулся наш сенатор. Он что, имеет в виду электромагнитный импульс? Но то же чистая теория… Кто ему подсунул эту идею?

— Вы меня спрашиваете? Генри, вы отдаете себе отчет в том, что произошло? Плиммер — наш человек, и вдруг он выступает против нас. Почему?

История, приключившаяся с известным адвокатом Бертисом Холлом, быстро стала известна его коллегам, и проблемы с выбором защитника у него не было. Все наперебой сочувствовали ему, это было скорее выражение корпоративной поддержки (“своих в обиду не давать”), нежели уверенность в его невиновности. Пожалуй, подумал Холл, большинство из них полагает, что дыма без огня не бывает, и доля истины в утверждениях полиции есть.

Выход из этой ситуации один: доказать свою полную невиновность. Иначе даже в случае благоприятного решения суда репутация адвоката Холла будет безнадежно подорвана.

Обстановка в доме была ужасная. Жена Холла почти все время плакала, не понимая, отчего такое несчастье вдруг обрушилось на их семью. Двенадцатилетний сын замкнулся в себе либо возвращался домой затемно, либо сидел в своей комнате запершись. То, что в конторе Холла нашли наркотики, стало известно и соседям и в школе. Холл беспокоился за сына, в его возрасте такие переживания более чем опасны.

У Холла была зацепка — он выяснил имя и адрес одного из тех, кто подсунул кокаин в номер покойного Уэстлейка. Адвокат видел его в коридоре гостиницы, где останавливался Уэстлейк. Этого человека звали Энтони Диркс. Холл решил начать с него.

Сказав жене, что отправляется в контору, Холл первым делом поехал в фирму по прокату автомобилей: для дела, которое он задумал, ему нужна была более мощная и скоростная машина, чем его собственная. Потом поехал к дому Энтони Диркса. В подъезде висела табличка с именами жильцов. Диркс занимал квартиру 16 на пятом этаже. Рядом со списком было переговорное устройство: услышав голос посетителя, жилец мог открыть дверь в подъезд из своей квартиры. Холл нажал кнопку против номера 16, чтобы проверить, дома Диркс или нет. Через несколько секунд отозвался низкий голос с южными тягучими интонациями. Холл спокойно пошел к своей машине. Впрочем, ждать ему пришлось долго. Диркс вышел из дома в пять часов вечера.

Только теперь Холл смог внимательно рассмотреть его. Среднего роста, плотный, с наметившимся животом, но по-военному подтянутый. Лицо грубое, неприятное, не в последнюю очередь из-за длинных бакенбардов. Диркс внимательно осмотрел машину, поднял капот, открыл багажник, проверил, как накачаны шины, только после этого завел мотор.

“Собрался в дальнее путешествие?” — забеспокоился Холл. Покидать пределы федерального округа Колумбия адвокат не имел права без разрешения судьи.

Диркс мастерски водил машину, без лихачества, но легко и уверенно. Холлу все время приходилось быть настороже, чтобы не потерять из виду его темно-коричневый “понтиак”.

После получасовой поездки по городу Диркс припарковался возле большого многоквартирного дома, старательно проверил, заперты ли дверцы автомобиля, и упругой походкой вошел в дом.

Холл поспешил за ним.

Лифт с Дирксом остановился на десятом этаже. Дождавшись, когда кабина опять спустится вниз, Холл тоже нажал кнопку десятого этажа. Если бы на лестничной площадке кто-нибудь оказался. Холл сказал бы, что перепутал этаж.

Кабина остановилась, двери раздвинулись. Холл вышел и наткнулся на человека, который, не вынимая правой руки из кармана, спросил спокойно и угрожающе:

— А вам что здесь нужно, приятель?

Фред безостановочно крутился на своем кресле на колесиках, что выдавало его плохое настроение. Эмсли не ждал ничего хорошего от начальника: характер у Фреда портился с каждым годом. Фред надеялся, проведя несколько удачных операций, перебраться в новый кабинет, но его держали на том же месте. Эмсли тоже испытывал разочарование: он хотел занять кресло Фреда.

— Не хотелось бы вас огорчать, — издевательским тоном начал Фред, — но Джози жива. Она в тяжелом состоянии, сказали мне в больнице, но врачи сделают все возможное, чтобы спасти ее. Как вам это нравится?

Эмсли молчал.

— Мне это совсем не нравится, — продолжал Фред. — Я уже доложил — поверив вам! — что Джози погибла в результате несчастного случая.

Эмсли хотел что-то сказать, но Фред раздраженно прервал его:

— Ваши объяснение меня не интересуют. В таких делах осечек быть не должно. Раз Джози погибла, значит, она погибла.

Профессор Чейз всегда получал удовольствие от бесед с Торнтоном, хотя язвительный адвокат, занявший видное место в окружении Грайнза, беспрерывно ругал президента. Чейз, вынужденный в силу своего официального положения защищать хозяина Белого дома, часто в душе не мог не согласиться с Торнтоном.

За те несколько лет, что Чейз согласившись поработать в Совете национальной безопасности, провел в Вашингтоне, он сблизился с Торнтоном. Принадлежность к различным партиям не разделяла их. Даже в нынешнем году, который должен был завершиться выборами нового президента. Чейз и Торнтон регулярно встречались раз в две недели за ланчем. Они не только получали удовольствие от беседы, но и имели возможность составить мнение об умонастроениях в лагере соперника.

— После прихода к власти ваш президент обещал освободить нас, налогоплательщиков, от тяжкого бремени правительственных расходов. — Торнтон был в своем репертуаре. — Однако теперь он пытается лишь добиться того, чтобы правительство не доставляло хлопот ему самому, чтобы министры не заставляли его хоть что-то решать. Вообще говоря, это логичное следствие его политической философии. Я даже восхищаюсь его умением все переваливать на других и ни в чем не участвовать.