Джон Бэррон - Операция «Соло»: Агент ФБР в Кремле Страница 16

Тимми, сын Юджина и Пегги Деннис оставленный на воспитание русским, побаловал Джека отличным ужином и интересной беседой. Тимми вырос среди привилегированных и избалованных отпрысков советской олигархии, имел среди них множество друзей и был вхож в их семьи.

По словам Тимми, с советской точки зрения ситуация на Кубе, после того как там к власти пришел Фидель Кастро, представлялась «очень хорошей и удачной». Рауль, брат Фиделя Кастро, и еще два члена кабинета министров были стойкими коммунистами, благожелательно настроенными по отношению к Советскому Союзу. Советы были искренне убеждены, что с помощью Кастро они создадут свой первый форпост в Западном полушарии. С ним уже установили секретные отношения, и формальное дипломатическое признание должно было состояться после намечавшегося визита в Советский Союз президента Эйзенхауэра.

В соответствии с указанием Мостовца Холл поручил Моррису провести переговоры с кубинцами. 5 мая 1960 года Моррис прибыл в Гавану. Анибель Эскаланте, исполнительный секретарь кубинской компартии, четыре дня вводила его в курс дела, описывая паутину нитей, которую коммунисты сплели вокруг Кастро, и шаги, которые они предприняли для внедрения в новый режим. Эскаланте тоже была убеждена, что они смогут контролировать ситуацию на Кубе.

С фальшивым паспортом, подготовленным для него ФБР, в июле 1960 года Моррис вылетел в Прагу. По привычному порядку, многократно повторенному как там, так и в других восточноевропейских столицах, он показал в аэропорту офицеру безопасности письмо с соответствующими инструкциями. Офицер безопасности немедленно позвонил в Международный отдел чехословацкой компартии, и вскоре прибыл один из его представителей. Пока чехи организовывали его полет в Москву и сообщали русским время его прибытия, Морриса поместили в комфортабельные партийные апартаменты.

В Москве его встретили два офицера КГБ, которые отнеслись к нему с соблюдением всей субординации. Моррису объяснили, что Международным отделом им поручено контролировать передачу денег и секретные линии связи с американской компартией. По различным причинам они предпочитали передачу денег непосредственно Джеку, а не пересылку мелкими партиями через Канаду. Чем меньшее число людей будет участвовать в таких операциях, тем лучше. Хотя товарищ Маскола заслуживает полного доверия, она, в отличие от Джека, не обладает профессиональной подготовкой.

Далее офицер сообщил, что в перспективе суммы наличных, подлежащих передаче, станут намного превышать те, которые по силам провезти непрофессионалу. Поэтому офицер КГБ и его напарник в Нью-Йорке должны будут работать непосредственно с Джеком, и тот должен знать их обоих. Один из них будет тайно встречаться с ним за городом на тщательно спланированных рандеву. Для того чтобы уменьшить частоту встреч, на каждой будут передаваться крупные суммы, а также происходить обмен сообщениями. В свое время Джеку сообщат о методах, посредством которых с помощью КГБ он сможет общаться с Международным отделом. Один из офицеров передал Моррису список кодовых слов, которые будут использоваться в последующих сообщениях. Каждое слово обозначало человека или страну. Например, Моррис именовался «мистером Гудом» (в более поздних списках он стал «Хобом»), «Медисон» означало Советский Союз, Китай был «Гамильтоном», а Кастро — «персиком».

ФБР высоко оценило эту информацию, но она бледнела по сравнению с тем, что Моррису удалось узнать в Международном отделе. Во время закрытой встречи с лидерами восточноевропейских компартий Хрущев язвительно обвинил Китай и Мао Цзэдуна в том, что они создают угрозу «миру во всем мире». Он высмеял китайскую точку зрения о том, что ядерная война «ничего особенного не представляет», и облил презрением Мао, объявившего Соединенные Штаты «бумажным тигром». Сравнивая Мао со Сталиным, Хрущев обвинил его в разрушении социализма, создании культа личности вокруг своей персоны и объявил, что его сочинения больше не будут издаваться в Советском Союзе. До сих пор Советы старались сохранять дружеские отношения и выступать в роли посредника. Эти обвинения Хрущева означали объявление Советами идеологической войны.

После возвращения Морриса 30 июля 1960 года ФБР направило в Государственный департамент отчет об этих высказываниях и получило его обратно с резолюцией: «Это наиболее важный документ, когда-либо представлявшийся ФБР в Государственный департамент».

Моррис должен был немедленно вылететь в Гавану, чтобы представлять американскую компартию на восьмом съезде Социалистической народной партии (кубинская компартия). Общаясь с делегатами-коммунистами со всего мира он получал все новые и новые подтверждения развития связей их партий с кубинцами. От самих кубинцев он получил дополнительную информацию о росте влияния коммунистов на острове.

По мере усиления словесной перепаши между Китаем и Советами последние собрали в октябре 1960 года конференцию в надежде добиться перемирия и уменьшить разногласия путем переговоров. Моррис присутствовал на этой конференции в качестве американского представителя. Китайцы, продолжавшие выступать с широковещательными заявлениями о необходимости единства всех коммунистов, оставались неуступчивыми и воинственными. Они презрительно отвергали наиболее разумные предложения Советов, на которые вполне могли пойти, и отказывались от малейших компромиссов. Конференция провалилась и вместо улучшения отношений привела лишь к дальнейшему их ухудшению.

Во время своих поездок в Советский Союз Моррис редко знал точно, сколько придется там пробыть. Ему приходилось общаться с важными и занятыми людьми. Нередко неожиданные обстоятельства заставляли их пересматривать договоренности о встречах; новые темы могли сделать дискуссию более продолжительной, чем планировалось поначалу; иногда ему приходилось ждать, пока тот или иной собеседник оправится от болезни. Если пребывание в Москве планировалось только на пару недель, ему предоставляли номер в гостинице на этаже, предназначенном для коммунистов-нелегалов или видных деятелей иностранных освободительных движений. Если он оставался на более долгий срок, ему предоставляли квартиру. Так случилось осенью 1960 года, когда он был делегатом на совещании восьмидесяти одной партии, затянувшемся до декабря.

Хорошо отапливаемая квартира располагалась на верхнем этаже здания в центре города, мусоропроводы и лестничные клетки которого не воняли застрявшими отбросами и застарелой мочой. В квартире были гостиная, спальня, кабинет, большой сейф для хранения секретных документов, которые ему разрешалось изучать, но не забирать с собой, скромная ванная и кухня. Кухарка она же уборщица, заботилась о наличии еды и питья и ежедневно пополняла запасы. Перед тем как уходить, она настойчиво предлагала ему приготовить холодный ужин, даже если он будет ужинать вне дома, — в этих случаях она уносила еду с собой.

Моррис вскоре обнаружил, что сотрудники Международного отдела любят навещать его по вечерам. Вполне возможно, они были искренни в своем профессиональном желании обсудить «общие проблемы» или «проблемы разведки». И, конечно, они были искренни в своем восторге от неограниченных запасов виски и водки, которые могли поглощать в свое удовольствие. Моррис приветствовал их визиты и всю неофициальную информацию, которой они вольно или невольно делились. Время от времени он жаловался на усталость и предлагал словоохотливым собеседникам навестить его в другой раз. В такие вечера он от руки переписывал документы.

В конце ноября или начале декабря Пономарев передал Моррису для изучения два документа. Один содержал хронику событий, кульминацией которых стал разрыв между Советами и Китаем; в другом содержался советский анализ серьезности разрыва. Получив в конце декабря эти документы от ФБР, Государственный департамент заявил, что они представляют «исключительную ценность».[10]

В конце 1960 года Фрейман, Берлинсон и еще несколько человек в ФБР, знавших про операцию «Соло», вполне могли гордиться ее результатами.

В это время многие именитые журналисты, ученые, политические деятели и международные аналитики в Соединенных Штатах все еще верили, что Фидель Кастро — искренний поборник свободы и независимости кубинского народа. Для них любое допущение, что он может продать Кубу Советскому Союзу в обмен на личный статус абсолютного диктатора, представлялось проявлением типичной паранойи. Однако уже на раннем этапе полученные в результате операции «Соло» разведданные предупредили творцов американской политики, что может произойти и что действительно произошло на Кубе. Это позволило им соответствующим образом спланировать свою политику.

Для многих в мире, если не для большинства, советская империя и Китайская Народная Республика в 1960 году представлялись пугающим монолитом, занимавшим четвертую часть суши с населением, превышавшим треть жителей нашей планеты. Позднее, когда незначительные признаки разногласий между ними неизбежно всплыли на поверхность, многие восприняли их как несущественные. «Эксперты» продолжали утверждать, что коммунистических партнеров объединяет большее, чем разделяет. И немало лет многие влиятельные интеллектуалы в руководстве США утверждали, что эти признаки являются обманом, частью гигантской дезинформации.