Эдуард Тополь - Красный газ Страница 17

Горячев все понял. Но улыбнулся как ни в чем не бывало:

– Конечно, я полечу. Если товарищ Андропов меня направит… – И вдруг стремительно встал, всматриваясь в глубь коридора.

Там, в глубине коридора кремлевской больницы, врачи осторожно везли по паркетному полу кровать с капельницей. На кровати под простыней лежал Андропов. Горячев поспешно и негромко сказал:

– Товарищи, прошу встать. Это Юрий Владимирович.

22

«Не курить! Пристегнуть ремни!» – вспыхнуло табло. Зигфрид Шерц испуганно выглянул в иллюминатор и одновременно почувствовал животом, что самолет резко идет на снижение. Какого черта? Ведь до Тюмени еще три часа лету!

За толстым стеклом иллюминатора было ослепительное солнце, внизу, под самолетом, – заснеженная, белая Россия с редкими проплешинами Уральских гор и серой щетиной припорошенной снегом тайги. Но Зигфриду было плевать на этот пейзаж. Черт их знает, этих русских! Может быть, какой-нибудь пьяный механик сделал что-то не то, у самолета разгерметизировался бензобак и они вот-вот взорвутся?! Или навигационные приборы отказали, как у того корейского авиалайнера?! Или все пилоты пьяные, он же видел командира при посадке – нос красный, явный алкаш, – и сейчас он просто шлепнет самолет о землю!..

Зигфрид знал, что у него аэрофобия и что скорее всего он зря паникует, но, с другой стороны, почему они так стремительно идут на посадку? Почему ничего не объявляют по paдио? И стюардесса Нюра не появляется на его вызов! Ведь он же летит в первом классе! Два года назад русские, слава Богу, решились в бесклассовом советском обществе ввести хотя бы в самолетах первый и второй класс. Не ради Зигфрида, конечно, а ради себя, начальства, чтобы не летать в одном помещении со своим народом. Как смеясь говорил ему об этом сын Брежнева Юрий: «Мы слуги народа, а слуги должны быть отдельно от хозяина!» Но что первый класс, что второй – хамство тут всеклассовое, он уже три минуты жмет на кнопку вызова стюардессы, а стюардессы нет! И раз ее нет даже по вызову единственного пассажира салона первого класса, значит, ей не до пассажиров – летчики пьяные! Господи, сделай что-нибудь! Какого черта он полетел один, когда его московская секретарша-любовница Таня и министр Дыньков свалились в гриппе?! И разве не был их грипп предупреждением ему – не лететь! Что у него за дурацкая манера всегда лезть наперекор судьбе?! Этим летом полез в Бермудский треугольник, хотя чуть не все яхтсмены Палм-Бич во Флориде предупреждали его о штормовых ветрах и силе Гольфстрима в этом районе. А он полез! Как же! Ему же нужно было показать свою удаль сибирским гостям: Богомятову, Салахову и Розанову! Он их за свой счет привез из Москвы во Флориду и устроил им турне по островам Карибского моря на своей яхте «Dreamboat». И конечно, в тридцати милях от Багамских островов вдруг задымил и вышел из строя навигационный компьютер. Но там, у Багам, хоть что-то зависело от нею самого, там он мог сам бороться за жизнь, и он довел свою «Dreamboat» до острова, на одном двигателе, но довел! А что делать тут? На кой черт ему это открытие газопровода и все миллионы, которые он получите этой «стройки века», если сейчас, в эту минуту, они падают, падают, падают!.. Посреди России, в тайгу, в сибирский снег…

– Вниманию пассажиров! По метеоусловиям Сибири Тюмень закрыта. Наш самолет совершил посадку в столице Удмуртской автономной республики городе Ижевске. Температура за бортом минус 24 градуса по Цельсию. Просьба к пассажирам: оставаться на своих местах до полной остановки самолета. Дополнительная информация о полете будет передана по радио в аэровокзале.

«Так вот в чем дело, – перевел дух Зигфрид. – Тюмень закрыта, и поэтому сели в каком-то Ижевске! Но ведь можно было сказать, черт возьми, можно было раньше сказать! Вечно у этих русских все через пень-колоду! Не страна, а какое-то гигантское сафари: всем на все наплевать, народ озлоблен так, что, если ты в дубленке входишь в метро или автобус, они тебя едят глазами и, кажется, вот-вот морду набьют. Дубленка для них – знак классового отличия, то есть либо ты „интеллигент паршивый“, либо „спекулянт недобитый“… И это в Москве! А представляю, что делается здесь, в этой – как она сказала? – Удмуртии… Ага, вот она, стюардесса, Нюра толстозадая! Появилась, и на лице еще эдакая недовольная гримаса!»

– В чем дело?

Ну? Он звал ее там, в небе, а она явилась, когда они уже катят по посадочной полосе, и еще эдак недовольно: «В чем дело?!»

– Сколько мы просидим здесь? – спросил он по-русски.

Он родился в семье поволжских немцев, и только когда ему было восемь лет, его родителям удалось уехать из CCCP Но с немецкой бережливостью они не позволили сыну забыть русский язык, и оказались правы: в эпоху детанта ero, тогда еще очень маленькая, переводческая фирма именно на русском языке сделала первые миллионы. И теперь на совершенно чистом русском языке он спросил у этой стюардессы:

– Тюмень надолго закрыта?

– Там объявят! – Стюардесса, толстозадая хамка, кивнула за борт самолета и ушла.

Сволочь! Наверняка, если бы в его русском был хоть какой-то иностранный акцент, она была бы повежливей. Русские женщины обожают иностранцев, он не раз этим пользовался, но не калечить же свой отличный русский язык из-за этой толстозадой дуры…

– Пассажиров просят выйти из самолета. При выходе не забудьте свои личные вещи, – сказал по радио мужской голос. И тут же снаружи в открытую дверь самолета дохнуло обжигающим морозом и игольчатой снежной пылью.

Зигфрид надел дубленку, натянул шапку-ушанку, обмотал горло шарфом. Он был опытным пассажиром Аэрофлота – за годы его работы с русскими он немало налетал по Советскому Союзу. «Если Сибирь закрыта из-за непогоды, – подумал он, – то представляю, сколько пассажиров свалилось с неба на этот Ижевск. Сейчас пешком поведут через промороженное летное поле, в аэровокзале продохнуть негде, дети орут, люди сидят на мешках и чемоданах, и в туалете непременно блюет какой-нибудь алкаш… Нет, нельзя летать на внутренних рейсах Аэрофлота в одиночку – без Дынькова, Богомятова или еще какого-нибудь члена правительства».

– Господин Зигфрид Шерц? – прозвучало рядом с ним по-английски, едва он ступил с трапа на землю.

– Да… – удивленно ответил он невзрачной тридцатилетней блондинке в темно-сером провинциальном пальто и валенках.

– Я ваша переводчица из «Интуриста» Вера Колесова. Пожалуйста. – Она показала рукой на черную «Волгу», стоявшую у трапа.

– Я не заказывал никакого переводчика…

– Я знаю. Но, как иностранному туристу первого класса, вам в случае вынужденной посадки положены переводчик и спецобслуживание. Прошу вас. – Она снова кивнула на машину.

Зигфрид мысленно усмехнулся: похоже, КГБ работает стандартно на всей территории СССР. Таню они тоже подсунули в Москве как переводчицу. Ему – хозяину крупнейшей в мире переводческой фирмы, которая ежегодно переводит с десятка языков на русский и обратно несколько тонн технической документации! Но четкостью работы гэбэ нельзя не восхититься – даже на вынужденной, никем не предусмотренной посадке глаз с него не спускают! Если бы у них сельское хозяйство работало так, как КГБ!..

И, уже оглядев эту Веру Колесову как свою собственность (н-да, это, прямо скажем, не Брук Шилдс, но что вы хотите в Удмуртии!), Зигфрид, садясь в машину, усмехнулся:

– А в вашем «Интуристе», случайно, не известно, как долго будет закрыта Тюмень?

– Известно, – ответила Колесова, садясь на переднее сиденье рядом с водителем. – По прогнозу – трое суток. Буран накрыл всю Тюменскую область…

Зигфрид ужаснулся: ведь сибирские бураны длятся порой и неделю. Как же тогда открытие газопровода?

– А если я пересяду на поезд? Сколько отсюда поездом до Тюмени? – спросил он, глядя, как их «Волга» подъезжает к грузовому отсеку самолета, откуда грузчики выгружали чемоданы пассажиров.

– Те же трое суток, – ответила Колесова. – Но если буран усилится, поезд тоже может застрять…

Нет, его совсем не соблазняла перспектива застрять в поезде среди снежных сибирских заносов!

Японский бог, как говорят в России! Конечно, грипп Тани и Дынькова был знаком ему, Зигфриду, чтобы он никуда не летел! А теперь сиди трое суток в этом Ижевске, и максимум развлечений – эта «переводчица». Конечно, сифилиса у нее нет – в этом КГБ можно доверять полностью, но ее английский ужасен, а во рту две золотые коронки. Впрочем, если ее раздеть… Черт ее знает, в России вы иногда можете встретить Афродиту в кирзовых сапогах, телогрейке и с металлической коронкой на переднем зубе!..

В руках у грузчиков, выгружавших багаж из самолета, мелькнул его, Зигфрида, чемодан, и он показал на этот чемодан водителю машины. Еще через минуту «Волга» выкатила из аэропорта мимо одноэтажного аэровокзала с огромным портретом Ленина на фронтоне. Лицо у Ленина на этом портрете было какое-то лунообразное, и Зигфрид вспомнил, что во всех советских городах, куда он попадал, Ленин выглядит на портретах по-разному: в Грузии – как грузин, в Салехарде – как ненец, а в Ташкенте – как узбек. А тут, значит, живут луноликие удмурты? Так уж лучше бы КГБ подсунул ему какую-нибудь удмурточку, а не эту Колесову. Все-таки была бы экзотика. «Может, дать им заявку?» – подумал он с усмешкой, вспомнив одно из своих давних, самых первых приключений в Салехарде…