Миклош Сабо - Тихая война Страница 19

— Сударь! Да знаете ли вы, какие ценности здесь хранятся?! Валюта, акции, золото! Пришлите хотя бы охрану, ради всего святого!

Я обещал доложить обо всем Ласло Дальноки, нашему лидеру, но не сдержал слова, и вот по какой причине. Когда я вернулся в нашу временную резиденцию, у входа меня перехватил Пал Репаи и, отведя в сторону, взволнованно зашептал:

— Ты представляешь себе, Миклош, что у нас здесь творится?!

Не понимая причины его волнения и таинственности, я спросил:

— А что такое? Все нормально.

Тут Пал Репаи, не в силах сдержать злость, взорвался:

— Нормально?! Бизнес у нас процветает, старина! Самый настоящий черный бизнес!

— Какой еще бизнес? Ничего не понимаю…

— За золотые наполеондоры наши вожди торгуют удостоверениями «гвардии Миклоша» налево и направо. Продают любому, кто может хорошо заплатить! Как это назвать, скажи на милость?..

Я растерялся. Новость показалась мне невероятной, но, зная честность и открытый характер Пала Репаи, я понял, что он говорит правду. Ворвавшись в кабинет Белы Олаха, я с ходу выложил ему эту позорную информацию. Бела был ошарашен не меньше моего, но все же засомневался: так ли это? Тогда я официально заявил, что с этого момента я и мои друзья больше не считаем себя членами «гвардии Миклоша» и просим сообщить об этом Ласло Дальноки. Наш лидер день ото дня все больше подражал пресловутому Пронаи, а это нас совсем не устраивало.

Забегая вперед только из-за того, что не считаю достойным возвращаться еще раз к этому эпизоду моей жизни, расскажу о бесславном конце «гвардии Миклоша». Примерно месяц спустя после нашего ухода из этой организации органы безопасности арестовали ее лидера, который оказался не родным сыном Дальноки, а племянником, воспитывавшимся в семье вместе с родным сыном премьера, поручиком Миклошем Лайошем Дальноки, которого он предал и сам передал в руки гестапо. Оставалось лишь пожалеть, что этого негодяя Бела подобрал на мостовой и выходил, подвергая свою жизнь смертельному риску…

Обеспокоенный происходящим, я решил отыскать своих товарищей по борьбе.

Шандора Салаи я разыскивал долго, но безуспешно. Позже я узнал, что вместе со своей зенитной батареей он попал в плен и, как военный, был отправлен в лагерь в Фокшанах. И только весной 1946 года, после тщательной проверки и подтверждения его участия в движении Сопротивления, он вернулся домой.

Посоветоваться мне было не с кем, и тут я вспомнил о Ференце Мадьяри. Решил отправиться к нему на квартиру. Мадьяри искренне мне обрадовался.

— Где ты пропадал? — Он посмотрел на меня с ласковой укоризной. — Завтра же приходи к нам, на проспект Андраши, где размещается руководство нашей партии.

— Вашей партии? У вас уже есть партия?

— Да, и называется она «Партия венгерской свободы». Нам нужны такие люди, как ты.

Нечего и говорить, что на следующий день я был там.

В зале ресторана «Адам», который помещался рядом с Домом моды, в то время носившим название «Парижский двор», меня ожидал Дудаш…

Мы сидели вдвоем в отдельном кабинете. Официант обслуживал нас с предельной внимательностью, более того, время от времени к нам подходил сам хозяин заведения и даже присаживался на минутку за наш столик.

— Кто этот человек? — полюбопытствовал я, догадываясь, что оказываемая нам любезность имеет скорее политическую, чем приятельскую подоплеку.

— Его имя Миклош Райсман. Он и его брат Золтан состояли в нашей подпольной организации. Что тебя еще интересует?

Я уже был знаком со свойственной Дудашу манерой разговаривать и не обиделся.

— Прежде всего цели и задачи партии, членом которой я стал сегодня и в правление которой введен, — ответил я.

— Мы требуем всеобщей свободы, отмены классовых привилегий, полного равенства перед законом для всех слоев общества и демократизации образования. Иными словами, наша цель — социализм применительно к венгерским условиям.

Меня неотступно мучил один вопрос, и я тут же попытался получить на него ответ.

— Скажи, Дудаш, прежде, в подполье, ты всегда называл себя коммунистом, а теперь, когда Венгерская коммунистическая партия перешла на легальное положение и ты можешь стать ее членом, ты создаешь собственную партию. Зачем это?

— На первый взгляд это сложный вопрос, но только на первый. На самом же деле все объясняется очень просто…

— Тогда объясни!

— Опять ты меня перебиваешь! Я ведь именно это и делаю. Короче говоря, сейчас существуют две партии коммунистов. Одна из них работала в глубоком подполье здесь, на родине. Она жила и действовала всегда! Вторая же партия, во главе с Ракоши, явилась сюда из эмиграции. Вот ее-то я не люблю и не принимаю.

Такое объяснение было, безусловно, крайне упрощенным, даже вульгарным. Но тогда я удовлетворился им, тем более что, находясь в подполье рядом с Дудашем и его друзьями, чувствовал, что мне понятна их антипатия к людям, над которыми не нависала угроза ареста гестаповцами и которые теперь, вернувшись из «безопасного далека», рвались к власти.

Разве мог я знать тогда, что многие венгерские политические эмигранты шли из этого «безопасного далека» через поля сражений от Москвы до Будапешта и даже до самого Берлина?

В течение нескольких недель я добросовестно трудился в резиденции «Партии венгерской свободы». За это время я часто встречался с Дудашем здесь и на металлическом заводе, который удалось быстро восстановить и пустить в ход благодаря его энергии организатора и бесспорным инженерным способностям.

Кто мог предположить тогда, что позже этот человек станет ренегатом и убийцей?

Мы часто и подолгу спорили, и я все меньше понимал, к чему он стремится, что и зачем делает. Это раздражало меня, не давало покоя. Однажды Дудаш предложил мне формально порвать с «Партией венгерской свободы» и вступить в Венгерскую коммунистическую партию.

— Изнутри можно сделать больше, чем извне, — весьма прозрачно пояснил он. Это стало последней каплей, которая переполнила чашу моего терпения.

— Видишь ли, я никак не ожидал такого предложения, и тем более от тебя, — сказал я.

После этого разговора я чувствовал себя на проспекте Андраши крайне неуютно. Надо было уходить из этой организации. И, как много раз в жизни, мне опять помог случай. На этот раз в лице бывшего президента национального фронта бойскаутов Белы Паппа.

Встретив меня однажды на улице, он бросился обниматься:

— Миклош, дорогой, я так рад тебя видеть! Как ты живешь, где работаешь?

Я коротко рассказал ему о своих делах, поделился сомнениями.

— Вот и отлично! Значит, мы встретились в счастливую минуту! — воскликнул он. — Ты должен пойти со мной сейчас же, не откладывая.

— Куда, дядюшка Бела?

— К Балинту Араню, на улицу Шеммельвейс, где располагается правление независимой партии мелких сельских хозяев.

Балинта Араня я знал давно и очень уважал. Меня познакомил с ним мой земляк Ласло Лаки. Поднимаясь по мраморной лестнице роскошного особняка, в котором прежде помещалось офицерское казино для привилегированной хортистской знати, я, как говорится, и в мыслях не имел, что ему суждено вскоре стать моим вторым домом в полном смысле этого слова.

Огромный кабинет с изысканной обстановкой — наследие недавнего прошлого — выглядел необычайно помпезно, но Балинт Арань остался таким же простым и скромным человеком, каким был всегда. Он тепло принял меня.

— Твое место здесь, среди нас, — начал он. — Ты давным-давно должен был прийти к нам.

— Дядюшка Балинт, ведь я не знал даже, где ты, — отвечал я. — Вот и сейчас я еще не знаю, что ты тут делаешь.

Добродушно улыбаясь, Арань сообщил, что находится он тут со дня основания партии, что он член исполнительного комитета Будапешта и ведает кадрами.

— Жаль, что ты поздно пришел, все выборные посты уже заняты. Так или иначе, сейчас мы должны решить с тобой сразу две задачи. Во-первых, тебе нужно что-то есть и пить, а для этого необходима должность. Во-вторых, тебе надо поручить дело, которое было бы тебе по плечу.

После долгих раздумий было, наконец, решено, что я буду представлять интересы партии в Международном фонде помощи лицам, пострадавшим от фашизма.

— Дело это, прямо скажем, нелегкое, — заключил Арань. — Комиссия при будапештском отделении фонда построена по коалиционному принципу. Руководящие должности в нем занимают четыре делегата, по одному от всех крупных партий. Будешь работать в организационном отделе. Будь там начеку. Во главе отдела стоит Деже Карас, коммунист, вернулся из эмиграции из Туниса. Человек он образованный, с властным характером, сильный руководитель. Делегаты от социал-демократической и крестьянской партий при нем пикнуть не смеют. Не позволяй ему делать из тебя марионетку и помни: ты полностью равноправен с ним во всех делах.