Джозеф Димона - Последний - на Арлингтонском кладбище Страница 2

Взорвав остальные заряды у других флажков, они поехали на одной из машин к желтому деревянному двухэтажному отелю в центре Ларго Фоллз.

Когда все спустились на обед в маленькую, оклеенную обоями в цветочек столовую, владелец сказал, что молодой редактор расплатился и уехал. Миллер рассердился.

— Он не имел права самовольно уезжать. Мы ему платим.

— Ничего, — сказал представитель фирмы. — Смотришь, дольше проживем. Странный он парень.

— Мы дважды брали этого Джеффа Болтона внештатником, и оба раза были неприятности. Но он талантлив. И… — Режиссер умолк.

Представитель вопросительно посмотрел на него.

— И дешево обходится, — сказал Миллер, пожав плечами. — Не может найти постоянного места, поэтому работает почти задаром.

Аллен Лоуэлл приехал во взятом напрокат автомобиле в Сиракузы, ближайший город с аэропортом, и вылетел оттуда в Нью-Йорк. Улыбался он нечасто, но, вспомнив испуганное лицо того типа, когда он бросил ему взрывчатку, невольно улыбнулся.

Внезапная идея, однако она оправдала себя. Гарри Эндрюс смотрел на летящий патрон как завороженный.

В Нью-Йорке он поселился в гостинице «Холлидей Инн» на Девятой-авеню под фамилией Болтон и немедля открыл набор инструментов для осуществления своего плана — сверла, отмычки, буравы. Их оказалось больше, чем требовалось. Ребята в Торонто были предусмотрительны.

Вернее, им так казалось. Потому что они не могли, не хотели знать и никогда не узнают, во что были втянуты.

4

Из дневника Аллена Лоуэлла…

Запись от 22/X-1973 года

«Сегодня вечером годы учебы начали окупаться. Я взял из набора две простые отмычки и отправился в „Уолдорф“ к Карсону. Поблизости не было никого. Я вставил одну отмычку в замочную скважину, приподнял ее, ниже просунул вторую, повернул, и замок щелкнул. Дело нехитрое. Дверь отворилась, я вошел в номер и занялся его паспортом.

Как полагалось по плану, оставил на его кровати полудолларовую монету с профилем Кеннеди.

Около полуночи прошелся по Девятой-авеню и увидел, за что воевал. Отверженные, наркоманы, грабители, размалеванные шлюхи, сводники — лицо цивилизации 1973 года.

Временами, когда во мне кипит злоба, я хочу убить первым Уильямса, исколоть его, искромсать. Но для него это было бы слишком великодушно. Пусть страдает дольше всех, он этого заслуживает.

Два часа спустя. Я еще на ногах. Уснуть не удастся. Слишком возбужден!

Перечел написанное и понял, что звучит это по-садистски. Я не садист. Я солдат, умеющий думать».

5

В зале Верховного суда краснолицый, безупречно одетый адвокат-южанин выступал по делу о гражданских правах. Люди в черных костюмах сидели по девять в ряд и бесстрастно следили за ходом процесса.

Позади них высились ионические колонны, красные бархатные портьеры и простые часы под потолком, показывающие судьям время. Джордж Уильямс, заместитель помощника министра юстиции, вошел в комнату за скамьями для зрителей и стал смотреть в зал.

Судьи сидели на высоком помосте за столом красного дерева. Под помостом стоял простой длинный стол стенографистки, по обе его стороны — небольшие столики, в настоящее время занятые адвокатами штата Северная Каролина и федерального правительства. В одном углу расположились секретарь суда и один из судебных исполнителей.

Когда адвокат-южанин стал гневным тоном излагать свою точку зрения, атмосфера в зале накалилась, но тут стрелки показали час. Председатель Верховного суда взял молоточек и резко постучал.

— Мне очень жаль прерывать вас, адвокат, но уже время перерыва. В два тридцать суд продолжит заседание.

Уильямс торопливо спустился по проходу, показал судебному исполнителю удостоверение и перехватил Джона Ньюхауза, одного из правительственных адвокатов. Джон улыбнулся ему.

— Только что пришел?

Уильямс кивнул.

— Слышал бы ты, как южанин набрасывался на меня! По его мнению, мы вообще не должны заниматься гражданскими правами.

Они пошли в кафетерий. Ньюхауз спросил Уильямса, что привело его сюда.

— Собирался пригласить вас на обед. Тебя и Сьюзен.

— По какому случаю?

— Хочу уходить с работы.

Ньюхауз отмалчивался, пока они не взяли сандвичи и не сели к столу. Потом сказал:

— Послушай, мы уже обсуждали этот вопрос. Администрации меняются. Демократы когда-нибудь вернутся к власти. А тем временем можно делать кое-что полезное.

— В отделе внутренней безопасности?

Ньюхауз улыбнулся.

— Твоя беда объясняется просто. Ты блестящий работник! И республиканцы ставят тебя туда, где ты можешь принести пользу им. Почему бы и нет? Это их министерство.

Уильямс отхлебнул кофе и негромко сказал:

— Мне больше нравилось в отделе гражданских прав. Я ничего не имею против компромиссов. Из них состоит жизнь. Но там я делал кое-что.

Его спокойный тон не обманул Ньюхауза: Уильямс, даже приходя в ярость, не проявлял ее внешне.

— Значит, ждешь меня к обеду, — сказал Ньюхауз. — Чтобы я укрепил тебя в решении уйти с работы.

— Почему бы и нет?

Ньюхауз откусил кусочек орехового пирога.

— Мне будет очень одиноко без тебя, Джордж, — сказал он. — Мы с тобой единственные вольнодумцы-либералы на все министерство.

6

Сара Уильямс открыла на звонок дверь в переднюю.

— Звонила Сьюзен, — сказала она Ньюхаузу, когда мужчины вошли в гостиную. — Предупредила, что немного задержится. Она записывает сенатора Бакли, а он опоздал на целый час.

Сьюзен Грей, очередное увлечение Ньюхауза, была известна в Вашингтоне своим остроумием по телевизионным шоу, в которых с энтузиазмом набрасывалась на самодовольных типов.

— Бедняга Бакли, — сказал Ньюхауз. — Она нарежет из него филе.

— А разве можно нарезать филе из окорока? — спросила Сара, выходя с мужчинами в патио.

Разговоры в тот вечер не клеились. Ньюхауз постоянно возвращался к теме, обсуждавшейся за ленчем. Он был убежден, что Уильямсу следует остаться в министерстве юстиции.

— В конце концов, Джордж, — сказал он, — мы там последние со времен Кеннеди. Но у нас есть доступ во все правительственные сферы, и нам более, чем когда-либо, нужно сдерживать людей Никсона.

Приехала Сьюзен, привлекательная молодая рыжеватая женщина с прямым носом, короткой прической, в розовом, слишком коротком платье и со слишком уж острым языком. Подали обед, и вечер, как обычно, прошел в разговорах о политике. И лишь в час ночи, провожая Сьюзен и Ньюхауза, Джордж Уильямс увидел конверт, лежавший на столике в вестибюле.

Уединясь в кабинете и налив себе бренди, он вскрыл письмо. Оно было отпечатано на машинке, без подписи. В нем говорилось:

«22 ноября 1973 года — десятая годовщина со дня гибели нашего президента. По причинам, которые вы полностью поймете, мы ознаменуем эту годовщину убийством следующих лиц:

Джордж Уильямс

Джеймс Карсон

Томас Медуик

Эверетт Меллон

Стефани Сполдинг

Роберт Уорнки».

Черт побери! Мысли Уильямса заметались. Письмо все еще лежало перед ним, когда вошла жена. Она сразу же заметила, что он расстроен.

— Что случилось, Джордж?

Он хотел было протянуть ей письмо, потом передумал, вложил его в конверт и сунул в карман.

— Так, небольшое служебное дело. Правда, неприятное.

— Придумай что-нибудь другое, Джордж. Мы не получаем на дом служебной корреспонденции.

— На сей раз получили.

Она пристально поглядела ему в лицо.

— Ну, раз ты в таком настроении, я лягу спать, не дожидаясь скандала.

— Это секретное дело, Сара. Я просто не имею права посвящать тебя в него.

— Понимаю. Только не принимай все так близко к сердцу. Это не вопрос жизни и смерти.

Расстроенная Сара пошла в спальню по коридору, застланному зеленым ковром. Она знала Джорджа и по его взгляду все поняла. Надвигался очередной кризис, очередной период, когда муж не будет ее замечать.

Она вышла за него восемь лет назад, когда он порвал с этой несносной Стефани Сполдинг, приятно удивленная, что такой привлекательный мужчина, как Джордж Уильямс, берет замуж отнюдь не красавицу, на два года старше себя. До Стефани ей было далеко, она это понимала. Но все же, казалось, он любил ее. На свой манер.

Манер этот, насколько она могла понять, заключался в том, что Джордж не изменял ей, но и не посвящал в свои дела. Своей работе в министерстве юстиции он был предан не только умом, но и душой. А что в этом странного? У Сары было много знакомых среди людей Никсона, съехавшихся в Вашингтон в 1968 году. От них она то и дело слышала, как замечательно трудится в министерстве ее муж, как тщательно бывают подготовлены его дела, как скрупулезны его расследования, как успешны его выступления в суде.