Александр Афанасьев - Сожженные мосты часть 2 Страница 2

–Что там? – тихо спросил он

Граф Священной Римской Империи** Валериан Сапега скользнул в толпу, незаметно, как он умел это делать – все выяснит, все доложит…

– Возможно, явился кто-то, удаленный от двора – негромко сказал еще один достойный представитель польского магнатства, князь Священной Римской Империи Людвиг Радзивилл. При польском дворе он служил казначеем не один год, и ударными темпами поправлял свое благосостояние, несколько промотанное своими предшественниками. Злые языки говорили, что Радзивилл поставил спиртзаводы чуть ли не в своих ординатских замках, в подвалах, где ранее хранились более благородные и тонкого вкуса напитки***.

– Не хотелось бы. Скандал был бы сейчас не кстати…

Все те, кто сейчас собрался на балу были поляками нового времени – новыми поляками. Из тех, кто ненавидит Россию, но кроме громких речей и какого-то количества денег не готовый сам лично сделать ничего, дабы сбросить москальское иго с Польши. Все они – Жолкевские, Зборовские, Потоцкие, Радзивиллы, Сапеги – все они удивительным образом вписались в жизнь новой, восстановленной после мятежа и массовых беспорядков 1981 года Польши. Понимая, что недалеко и до новых беспорядков, после восемьдесят первого власть сделала иезуитски хитрый ход – расколола сопротивление. Это как чайник – если его поставить на огонь и не давать выхода пару – рано или поздно он взорвется. Ежели выход пару давать – весь пар и уйдет через свисток, никакого взрыва не будет.

Вот и шляхта была тем самым паром, который уходил в свисток. Они собирались при дворе, произносили дерзкие речи, грозили москалям неисчислимыми несчастьями, фрондировали как могли. В Варшаве выходили несколько подпольных антироссийских газет с возмутительными материалами и карикатурами, в том числе и на Высочайшее имя – типографии их никто особо не искал. Этим и заканчивалась освободительная борьба большей части поляков – прочтением запрещенных газет и возмутительными, бунташскими высказываниями. Со шляхтой было еще проще – ибо каждый нашел свое место в этой жизни и терять его не хотел. Поводов для уголовной ответственности было более чем достаточно – подпольное винокурение, участие в контрабанде, скупка краденого, подделка ассигнаций и гербовых бумаг****. Уклонение от уплаты пошлин, сборов и податей – любимая статья Уголовного Уложения. Поэтому, подавляющая доля шляхты перешла от реального насилия к очень жесткому условному – демонстративная фронда и произнесение возмутительных речей.

И бал был их территорией. А появление на балу москаля грозило стать искрой, способной поджечь бочку с порохом.

– Не пора, Ваше Величество? – спросил третий придворный, стоящий рядом с королем, невысокий, толстенький Ян Потоцкий, главный церемониймейстер при дворе.

Царь мельком мазнул взглядом по золотым часам "Вашерон Константин", которые он носил на иноземный манер – циферблатом вниз, а не вверх. "Павел Буре"***** был при этом дворе явно не в фаворе…

– Немного подождем. И Борис где-то шляется…

– Их высочество, цесаревич Борис изволили телефонировать, что задерживаются.

– Хорошо хоть телефонировать додумался…

Из толпы вынырнул Сапега

– Ваше Величество… на пару слов.

Государь кивнул, они сдвинулись чуть в сторону, к стене, придворные демонстративно отвернулись, хотя не пристало сомневаться в том, что уши они навострили до предела.

– Ваше величество, здесь москаль – негромко сказал Сапега

Царь Борис недоуменно поднял выщипанные по польской моде брови. Хорошо хоть голову не обрил******…

– Москаль?

– Именно, ваше величество, москаль! Молодой человек в форме одного из русских гвардейских полков.

– У кого хватило ума на столь дерзкую выходку?

Сапега немного замялся

– Говорите же, Валериан – подбодрил его царь

– Ваше Величество, я этого молодого человека никогда раньше не видел – сказал Сапега

Царь провел рукой по короткой, "мушкетерской" бородке.

– У него был пригласительный билет? – иронично спросил он

– Не могу знать, Ваше Величество

– Извольте выяснить это, спросите у стражи, как москаль сюда попал. Переговорите, узнайте кто он такой и что ему здесь надо.

– Слушаюсь, Ваше Величество… – Сапега снова канул в людское море

Царь посмотрел на часы. Как некстати… Надо объявлять контрданс*******… иначе не миновать драки…

– Господин Потоцкий!

– Я здесь, Ваше Величество.

– Извольте начинать. Бориса ждать не будем.

– Слушаюсь!

Главный церемониймейстер двора отвернулся и начал бешено жестикулировать перед оркестром, давая указания. Первые звуки венского вальса, величавые и плавные, поплыли над людским морем…

Графиня Елена в ожидании начала танцев "тусовалась" с подругами в одном из углов просторного бального зала, нетерпеливо постукивая каблучком о паркет и не слишком обращая внимания на снующих вокруг шляхтичей. Ей было скучно – убийственно скучно, и на бал она пошла только по настоянию родителей, дабы подбодрить "предков". Ей не нравилось здесь – ни начищенный до блеска дорогой наборный паркет, ни ароматизированные свечи, дававший тяжелый, какой-то удушающий аромат, ни вьющиеся вокруг хлыщи. Как ни странно – нрав графини Елены был далеко не шляхетский, и она сейчас с куда большим бы удовольствием оказалась… например в "Летающей тарелке" на Маршалковской, где можно курнуть конопли веселья ради и где почти у всех посетителей волосы раскрашены во все цвета радуги. Она знала и то, для чего послали ее сюда родители – подыскивать жениха. Род Ягодзинских был ни богат и не беден, у них были деньги, но не было собственных земель, на что так обращала внимание шляхта при определении знатности той или иной фамилии. Однако, графиня Елена была потрясающе красивой (по-польски красивая как ни странно "урода"), и можно было надеяться на хорошую партию с кем-нибудь из придворной шляхты…

Сейчас она, прикрывшись веером, вела скучный и ни к чему не обязывающий разговор с подругами. "Вела сольную партию" в разговоре некая Анна Выжелковская, не красивая, но и не дурнушка, любительница сплетен, осведомленная о любовных страстях доброй половины варшавского света…

– Так вот… – Анна на этом месте непристойно хихикнула – князь Ян и решил проследить, куда это ходит ее благоверная, понимаете. Ну и проследил…

– И что?

– Выломал дверь… а там его невеста… с одним старичком…

– В коленно-локтевой позе!

Дамы непристойно захихикали, обмахиваясь веерами. Историю эту уже более-менее знали, про то как некая дама из довольно благородного рода… решила подзаработать немного денег. Старик этот был владельцем доброго десятка отелей в одной только Варшаве и деньги у него водились. Теперь сия дама, известная в варшавском свете как "Натали" была беременна и не знала от кого. Кости тут было перемывать… недели на две точно.

– Князь Ян такой милашка… – мечтательно проговорила графиня Кристина, уже длительная время о нем мечтавшая и теперь готовая ринуться в бой, ибо путь был свободен.

– Хелен?

Графиня Ягодзинская недоуменно посмотрела на сплетницу Выжелковскую

– А расскажи нам, как у тебя дела с цесаревичем?

– С цесаревичем?

– О, Хелен, не говори, что ты ничего не поняла… – при этих словах сплетница плотоядно улыбнулась – об этом знает пол Варшавы. Как он на тебя смотрит…

– Ты должно быть ошиблась. Ему больше нравится смотреть на мальчиков из "Голубой лагуны"…

– Да брось. Ему надо жениться, он ведь не глупец и понимает, что без супруги не сможет унаследовать польский престол.

– Жениться? – графиня Елена недобро улыбнулась – или замуж выходить?

Увы, это было чистой правдой. Цесаревич Борис был мужеложцем, и об этом перешептывалась половина Варшавы. К мужеложству (истинной мужской любви, как тут иногда говорили) его пристрастил один из придворных: при польском дворе содомиты вообще чувствовали себя очень вольготно и в полном праве. Странно – но никто из шляхты не поднял рокош и не потребовал лишить цесаревича Бориса права на престолонаследие. Польша всегда была более свободной и прогрессивной страной, чем "немытая Россия" и к различным "меньшинствам" здесь относились с пониманием. Нравится заниматься мужеложством – твое личное дело. Собственно говоря – в среде польской молодежи мужеложство давно было не смертным, содомским грехом, караемым публичной поркой, заключением и отлучением от церкви, а неким элитарным развлечением. Среди студентов Варшавского политеха ходила поговорка, что каждый мужчина должен хоть раз в жизни посетить гей-клуб. Зная о такой вольности нравов, в Варшаву нередко переселялись "подданные альтернативной ориентации" или попросту – содомиты – из Москвы, Санкт Петербурга и других русских городов.