Владимир Сверкунов - Тело призрака Страница 23

– Сам думай! – почти добродушно пробасил шеф. – Одно могу сказать: в ближайшие дни на Красной площади будет залит каток, сегодня оборудование начнут завозить. Пусть люди на коньках пируэты покрутят, это лучше, чем политическая возня. Ладно, давай вернемся к нашим баранам. Держать группу классных следователей ради мелкого хулиганства бессмысленно. У тебя там есть молодой человек, кажется, из Ростова, он в курсе. Так что сдавай все ему, а сам займись серьезными делами. Все, будь! – и он закончил разговор.

Передача документов Корицкому не отняла много времени. Сивцов вручил Антону тонкую папку и несколько пакетиков вещественных доказательств.

– Давай, действуй, – напутствовал он младшего товарища. – Это ведь твое первое самостоятельное дело в нашей «конторе».

Когда они остались с Курковым вдвоем, Анатолий задумчиво сказал:

– Не нравится мне все это. Даже на алкоголь потянуло.

Юрий, настроение которого тоже нельзя было назвать приподнятым, сразу поддержал идею:

– Кстати, и повод есть. Мы же с тобой двадцать лет назад познакомились. Помнишь, я к вам на курс перевелся из Питера, и мы как-то сразу нашли общий язык.

Анатолий оживил в памяти то странное время – пик антиалкогольной компании, когда спиртное купить было практически невозможно. А им с Юрой позарез хотелось выпить.

Оставалось последнее – проверить материну «заначку». У нее часто бывали какие-то настойки на травах для поддержания здоровья.

В тот раз ничего «домашнего» не оказалось, зато обнаружилась мини-батарея «монопольки» из десяти пятидесятиграммовых бутылочек из аптеки, на которых было написано «Настойка стальника», а главным ингредиентом значился этиловый спирт. Ну, чем не чудо-напиток?! Ведь существуют же для поднятия настроения настойки на зубровке, зверобое и даже каком-то горном дубняке!

Стол накрыли царский. Между горами различной закуски стояло аж десять бутылок пусть и несколько меньшего, чем обычно, «формата». Но во времена горбачевского «сухого закона», когда говорили – пиво будем пить, как водку, а водку, как лекарство, – каждый пузырек мог смело соперничать с доперестроечной пол-литрой.

Все же по первой опрокинули с опаской – кто его знает, что это за стальник и на какие органы воздействует? Да и каков на вкус? Но дегустация прошла довольно успешно. Юра даже пошутил, что напиток пахнет родиной. И, правда, аромат нашего стальника навевал запах свежевспаханной земли. Ну а с таким «родным» напитком жизнь стала казаться простой и безмятежной.

За разговорами «уговорили» шесть «мензурок». К тому времени глаза у Куркова стали очень задумчивыми, и Толик, опережая его слова, показал ему, где находится туалет. Там Юра задержался надолго. Поначалу подумалось, что расстройство желудка он подхватил в студенческой столовой, но вскоре Сивцову и самому захотелось проверить надежность работы сантехнического оборудования. Надо отметить, что оно трудилось бесперебойно всю ночь!

В общем, потом стало понятно, что всему виной оказался стальник, в котором Юра даже предложил заменить вторую букву.

А через пару дней Толик дипломатично поинтересовался у матери, для чего применяется столь чудодейственное средство? Оказалось – от геморроя. И так же, как сразу после употребления он дикими словами ругал настойку на «слабительном» растении, так сейчас, по прошествии двадцати лет был склонен считать его волшебным. Ведь за все прошедшее время никакой геморрой его так и не взял.

Улыбнувшись воспоминаниям, он спросил Куркова:

– У тебя геморроя нет?

Юра понимающе усмехнулся:

– Ты про стальник? Да, это была хорошая профилактика. Ну а сейчас геморрой у нас один на двоих: дело, в котором нам так и не дали разобраться.

Часть вторая

Воскресение

1

Покров оправдал свое название, сначала задрапировав землю тонким тюлем, потом накинув сверху снежное покрывало и, наконец, укутав ее толстым белым мехом. Зимние одежды всегда были к лицу российской стороне: они скрывали всю грязь, мусор, рваные раны незарытых канав, ям, котлованов. Да и самим людям снег приносил очищение: казалось, что жизнь каждый год можно начинать с белого листа. Наверное, потому так желанна в России зима.

Снежную чистоту расчертили цепочки людей, тянущихся к храмам на православный праздник. Одна из них соединила ничем не примечательную подмосковную станцию электрички с Воскресенским собором, расположенным на территории монастыря, которому еще в семнадцатом веке дали гордое название – Новый Иерусалим.

Рассказывают, что великий церковный реформатор патриарх Никон был поражен сходством здешнего ландшафта с рельефом иерусалимских окрестностей. Наверное, это стало своего рода прозрение, ведь не ради забавы высший духовный чин решил воспроизвести под Москвой святые для каждого христианина места. На высоком холме, названном Сионом, построили монастырь, реку Истра, изгибающуюся так же, как водная артерия в Палестине, переименовали в Иордан: а ведь именно там Иоанн Предтеча крестил Иисуса Христа. Окрестностям монастыря тоже были даны наименования святых мест: Фавор, Елеон, Вифания, Вифлеем, Назарет, Капернаум.

А сам Воскресенский собор по планировке и размерам внутренних помещений в точности соответствовал Храму Гроба Господня в Иерусалиме, хотя внешне и не походил на него: получился торжественнее и величественнее.

Верил ли Никон в то, что именно сюда снизойдет божья благодать, что это именно тот святой Иерусалим, который, как говорится в «Откровении Иоанна Богослова» нисходит с неба от Бога? И по человеческой ли воле в тридцатые годы – в самый разгар торжества воинствующих атеистов – появилось Истринское водохранилище на том самом месте, где должно быть Галилейское озеро? Вряд ли в планы сталинских покорителей природы входило приближение здешних мест к палестинскому прототипу. А ведь именно они поставили последнюю точку в незавершенном творении патриарха.

Служба в Воскресенском соборе на праздник Покрова Пресвятой Богородицы началась торжественно: ее открыл сам настоятель монастыря архимандрит Андрей – солидный мужчина с окладистой бородой, по центру которой пролегала седая полоса. Храм, куда приезжали издалека, наполнился верующими почти до отказа. Здесь было много москвичей, жителей окрестных сел, уже не носивших библейские названия, но по-прежнему связанных невидимыми нитями с Новым Иерусалимом.

– Днесь благовернии людие светло празднуем, осеняеми Твоим, Богомати, пришествием, – глубоким басистым голосом пропел отец Андрей, – и к Твоему взирающе пречистому образу, умильно глаголем: покрый нас честным Твоим Покровом и избави нас от всякаго зла, молящи Сына Твоего, Христа Бога нашего, спасти души наша.

Он не успел довести фразу до конца, как за его спиной открылись золоченые царские врата и все увидели на алтаре человека, одетого в обыкновенный, правда, довольно старомодный костюм-тройку. Тот стоял в лучах неведомо откуда появившегося света. Его глаза и улыбка в обрамлении бороды и усов излучали знакомую всем с детства доброту и радость, вот почему ни у кого не возникло сомнений относительно личности так чудесно явившегося человека: все безошибочно узнали в нем Ленина.

– Господи, да это Ильич! – первой произнесла вслух догадку собравшихся высокая женщина в очках и газовом платке.

– Ленин в церкви! – стали шептаться вокруг.

Священник повернулся лицом к алтарю, посмотрел на невозмутимо стоящего там человека, почти не удивляясь, будто ждал этого события всю жизнь:

– Господи, ты ли это?

– Ты сам видишь! – ответил Ленин, и после его слов церковный хор вдруг запел: «Аллилуйя»!

– Он воскрес! – проговорил кто-то из верующих, и все начали креститься.

Ленин, между тем, вышел на амвон, встал рядом с архимандритом и обнял его.

Отец Андрей, еле сдерживая наворачивающиеся слезы, спросил:

– Скажи нам, господи – ты Ленин или Иисус Христос?

Ильич хитро улыбнулся и громко произнес:

– А разве одно противоречит другому? Имеющий уши да услышит, имеющий глаза да увидит, умеющий читать да просветится! Разве я не посылал всем вам весть через апостола Иоанна?! Почему вы до сих пор ждете второго пришествия? Почему никто из вас не заметил очевидного?! Послушайте притчу: некий хозяин, видя, как бедствуют без надежного крова работники, предложил им построить для себя дом, подробно рассказал, как это сделать, и оставил их в трудах. А когда увидел, что ничего не выходит, послал к ним своего сына, чтобы он научил их. Но работники, выслушав сына, посмеялись над ним и прогнали его. Отец второй раз послал сына, но чтобы его снова не подняли на смех, изменил его внешность. К этому времени на стройке уже появилось много советчиков. Отчаявшиеся работники слушали чуть ли не каждого и пытались делать так, как им говорили. Но потом построенное приходилось разрушать, поскольку жить в таком доме было нельзя. Когда сын пришел во второй раз, выслушали и его, и работникам даже показалось, что предложенный им план очень привлекателен и близок первоначальному. Но когда они уже завершали строительство, многие другие советчики стали смеяться над ними, и работники снова разрушили построенное. В чем, на ваш взгляд, они ошибались? – он обвел глазами окружающих и, не дождавшись ответа, сказал: – В том, что забыли первоначальный план, иначе они легко бы отделили советы случайных людей от указаний хозяина. Неужели вы думаете, что слова, – «скорее верблюд пройдет через игольное ушко, чем богатый в Царствие небесное», – стали неактуальными? Отсюда делайте выводы.