Анатолий Баюканский - Черный передел. Книга II Страница 25

«Товарищ Спичкин! Дорогой ты мой человечек! Где нынче обитаешь? С какой бабой спишь?» – горестно подумала Алла, потянулась к вентилятору. Громкий гул заполнил кабинет. Воздушной струей взметнуло со стола бумаги. Пришлось собирать их и складывать в ящик.

Причудливый ход мысли неожиданно вывел ее на главный вопрос – о смысле жизни. Чего добилась? Казалось, ухватила жар-птицу, но… будучи крановщицей, часто думала о парнях, грустила о несостоявшемся счастье, о детишках, которые, судя по всему, вряд ли у нее появятся. Вроде бы стало все забываться. В башке одни заявления, жалобы, протоколы, стенограммы, постановления. Но сейчас будто невзначай тронула свою самую больную струну. Был человек, который, несмотря на ее угловатую внешность, сумел разглядеть нечто такое, чего не было в пижонистых городских девках. Как глупо они разошлись. Серега был чересчур правдолюб, слыл идейным, убеждал ее отказаться от квартиры в новом доме, уступить многосемейным. И что толку от этой квартиры? А Серега? Недавно ей на глаза попалась заметка в городской газете. В ней резко ругали Сергея, приписывая ему страшные грехи: клевета на социалистический строй, отсутствие советского патриотизма, посягательство на устои общества. Тогда статья эта Аллу почти не тронула: не было дела до человека, порвавшего с ней. Сейчас же все увиделось в ином свете. Живо отыскала в груде бумаг номер городской газеты, внимательно перечитала. Остро задела фраза: «Решением бюро городского комитета партии не рекомендовано редакторам местных газет печатать этого агента иностранных спецслужб». Ей стало нестерпимо жалко Сергея. И себя тоже.

Она подошла к окну, распахнула обе створки. Солнце, словно выбравшись из зарослей заброшенного сада, приподнялось краем диска над поселком. И ей вдруг почудилось, что это вовсе не солнце, а знакомый до сердечной боли металл, новорожденный металл в ковше. Кто хоть раз в жизни видел, как из огня и пламени рождается металл, тот не забудет этого момента никогда. Огонь и металл всегда незримыми нитями тесно связаны с человеком. Да, в тот злополучный и одновременно счастливый день, когда произошел страшный взрыв конвертера, за считанные минуты до взрыва они впервые встретились с Сергеем. Дотошный журналист забрался к ней в кабину разливочного крана. Было приятно такое внимание, и одновременно что-то сильно тревожило. Она хоть и с трудом, но выгнала Сергея из кабины и тем наверняка спасла ему жизнь. Двоим при взрыве было бы невозможно выбраться из горящей кабины. А через пару дней этот чудик приволок ей в больницу такой огромный букетище цветов, что медсестры не знали, куда их разложить. Потом они стали встречаться. О, какие разные были они люди! Он из бывших дворян, тонкая натура, не терпящая малейшей фальши, сухой, нервный. Она же, наоборот, из самых что ни на есть простых, да и не слишком образованная. Что он нашел в ней? И она, кажется, поняла мятущуюся душу Сергея. Вскоре обоим стало казаться, что уже никто не сможет разлучить их, разругались вдрызг из-за новой злосчастной квартиры. Он стыдил ее за использование служебного положения, а она никак не могла взять в толк, чем он недоволен. Вот погорячились и разошлись… Глупо, как все глупо получилось. Такого человека ей в жизни больше не сыскать.

Алла очень разволновалась от этих воспоминаний. Решительно подошла к холодильнику, рванула на себя дверцу, сорвала шапочку с коньячной бутылки, налила коричневую жидкость в стакан, опрокинула по-мужски. Хотя и загорелось все внутри, закусывать не стала, хотелось сразу одуреть, чтобы разом отогнать безрадостные думы. Села в кресло, обхватив руками голову, и задремала.

Звонок междугородного телефона, который никогда не отключала, прозвучал особенно резко. Он буквально ворвался в кабинет, разом вспугнув приятные и горькие воспоминания. Она уже умела различать звонки по «голосу» и наверняка знала, что за ним последует, каким будет разговор. Трубку сняла не сразу. Соображала, кто же может ей звонить в такое время. Звонок повторился.

– Предзавкома Старого металлургического слушает! – буркнула нехотя, постепенно приходя в себя.

– Алла Петровна! Как здорово, что я тебя застал. Горишь на работе! Пламенный большевистский привет! – Голос в трубке, мелодичный, с легкой картавинкой, показался ей очень знакомым.

– Привет! Привет! – на всякий случай вежливо, с опаской ответила Возвышаева. Наверное, звонили из Москвы. – Внимательно вас слушаю. Чего хотите?

– Чего хочу? – Собеседник засмеялся. – Очень и очень многого! Чувствую, не признала. Обидно, что так быстро люди забывают свое начальство. Гороховский говорит, в недавнем прошлом ваш директор! Ну, теперь вспомнила? – Молодо и задиристо захохотал.

«Мать честная! И впрямь товарищ Гороховский. Ну, конечно, это он, самый удивительный человек, кого она знала: симпатяга, умница, каких поискать, удачлив, знаток иностранных языков, музыки, литературы, балета и еще черт-те чего, о чем она и понятия не имеет. Ведь совсем недавно, в прошлом году, они в составе делегации Героев Социалистического Труда ездили на Кубу, на день рождения товарища Фиделя Кастро. Он предложил Гороховскому поработать на Кубе, пообещал умопомрачительную сумму в долларах, виллу рядом с виллой покойного писателя Хемингуэя. И вообще-то получилась чудо-поездка: зажигательные танцы, музыка, купание при свете луны, банкеты. Народ-то кубинский жил по карточкам, а лидер… Ну, у лидеров всегда все в полном ажуре.

В роскошном отеле, где они жили, Гороховский, будучи в превосходном настроении, под секретом сообщил ей, что, возможно, вскоре отбудет из Старососненска в Москву. Миссию здесь успешно выполнил, вывел Старый металлургический из прорыва, недаром в министерстве у него было прозвище «пожарная команда», его направляли на заводы, где дело «пахло керосином». Гороховский выправлял положение и с триумфом возвращался в столицу.

– Я несказанно рада услышать вас! – наконец-то нашлась Алла. Она не кривила душой, ибо всегда боготворила Гороховского. И сейчас внутренне подтянулась, нельзя было разговаривать с этим человеком похоронным голосом. Гороховский всегда казался ей пришельцем из другого мира. – Откуда звоните? Кажется, что вы где-то рядом.

– Из матушки-столицы, естественно, – басовито пророкотал в трубку Гороховский. – Вспоминаешь ли Кубу? Помнишь, как мы с тобой удивили их, кинувшись купаться в океан – при двадцатиградусной температуре? А они дрожали на берегу от холода.

– Кубинцы, помню, нам еще рому бутылку поднесли для сугрева! – весело подхватила Алла, чувствуя, как поднимается настроение. Ее откровенно поразил и порадовал звонок «самого» Гороховского, польстило, что такой человек прекрасно помнит ее и разговаривает, как с ровней. – Вы меня извините, – вырвалось у нее, – только я сгораю от нетерпения, зачем я вам понадобилась?

– Что ж, перейдем к делу, хотя… я не прочь бы поболтать с тобой, Алла, в тихом укромном местечке. Надеюсь, мы еще не раз встретимся.

– Буду ждать! И все же, что случилось?

– Дело в том, что я в Москве открываю собственное дело, коммерческое, с великой перспективой, все под крылом родного Министерства черной и цветной металлургии. При встрече расскажу подробнее.

– Догадываюсь, – несмело предположила Алла, – металлом собираетесь торговать.

– Ты почти угадала. Только не металлом, есть у нас на это министерство, а отходами, которые хозяйственники не знают куда сбагрить. Сама знаешь, сколько «лисьих хвостов» над городами, дышать людям стало тяжко.

– Так вы эти… лисьи хвосты будете ловить и… в сумку?

– В сумку и продавать за границу, за валюту. Очень выгодное предприятие, у меня уже заказов на пять лет вперед.

– Да кому нужны отходы? Бесплатно бы их скинуть в овраги. Я читала, чей-то корабль полгода по морям блуждал с отходами, ни одна страна его не принимала, а вы… Прогорите еще.

– Гороховский не прогорит.

– Какую роль вы отводите моей скромной персоне, вчерашней крановщице? – Алла Возвышаева придвинула к себе блокнот, взяла остроотточенный карандаш, отлично понимая, что по пустякам к ней всесильный министерский любимец обращаться не станет. – Я готова записать задание.

– Не задание, личная просьба, – сказал Гороховский, – отыщи ты мне с Старососненске Сергея Спичкина, городского журналиста. Ты, Алла, должна его помнить.

– Разве в Москве своих щелкоперов мало?

– Щелкоперов уйма, а таких, как Сергей, днем с огнем не сыскать. Как он нынче живет-может?

– Хуже не бывает. По решению бюро горкома вытурили из всех газет. – Что-то больно кольнуло в душе.

– Тем более надо помочь человеку. Алла Петровна, считайте, что сказанное мной – задание министра. – Гороховский больше не шутил. – Все! Два дня на поиски. А потом… жду звонка в любое время дня и ночи! – положил трубку на рычажок.

Алла посидела некоторое время в глубокой задумчивости, пытаясь осмыслить, разобрать по частям весь странный разговор, докопаться до истины: «Зачем столичному асу жалкий провинциальный журналист? Что-то тут явно не склеивалось. Жаль, что с ее умом трудно докопаться до сути». Думала, все будет просто: созвонится с Булатовым, который водил с опальным журналистом дружбу, узнает адрес. Оказалось, Анатолий сам уже с полгода не видел Сергея. Алла принялась действовать самостоятельно. Господи! Батюшки светы! Где только не побывала, в какие трущобы, вплоть до городской свалки, не заглядывала. Сергей Спичкин, заметная фигура в городе, словно испарился. Посетила она тот самый аварийный дом, в котором, по слухам, последний раз видели Серегу. Шла, как эквилибрист, по раскачивающейся гнилой доске, рискуя рухнуть на груду ржавых труб. Теоретически, конечно, предполагала, но представить не могла, что в их рабочем районе сохранились этакие, как их тут называли, «Шанхай» – самые настоящие землянки, норы, шалаши из картона и рифленого железа. Возвышаева была потрясена. Она невзначай соприкоснулась с чем-то ужасным, омерзительным, неведомым прежде. Сей потайной пропащий мир жил по своим законам и нормам, совершенно не зная и не интересуясь ни советской, ни какой иной властью. Господи! После посещения «Шанхаев» она просыпалась ночью в холодном поту и потом, лежа на мягкой удобной постели, вспоминала о тех, кого случайно встретила среди отбросов общества, о которых долгие годы наша власть умалчивала, считая, что все советские люди счастливы. Опустившиеся бродяги с пустыми глазами, для них не было ничего святого, они пили денатурат, кололись всякой гадостью, горстями глотали всевозможные таблетки. Видела она и отечных от голода старух и стариков. Эти нищие питались отбросами со свалки, милостыней. Люди, а точнее, то, что некогда называлось людьми, Божьими созданиями, копались в кучах мусора возле коммерческих ларьков и палаток, оттесняя бродячих собак.