Александр Афанасьев - Сожженные мосты Часть 3 Страница 25

И тут Латиф пропал. Просто исчез из колышущегося людского моря. Мантино прибавил ходу, думая, что тот рванул бегом к входу на станцию.

– Я его потерял!

И тут истошный визг резанул осколком стекла по и так напряженным нервам…

– Полиция! Полиция, пропустите!

Расталкивая локтями взбудораженную толпу, Мантино пробился к тому месту, где уже закручивался людской водоворот. Какая-то женщина – видна была лишь ее обтянутая брюками объемная задница, вопила как пожарная сирена.

– Полиция! Отойдите, полиция!

Рафья Латих лежал на грязном асфальте тротуара на животе – маленький, скорчившийся, сломанный. Руку он держал прижатой к животу – и из-под него уже растекалась насыщенно-багрового цвета лужица.

Мантино рывком перевернул умирающего на спину, склонился над ним, глядя в побелевшие от боли глаза. Машинально прижал два пальца к нужному месту на шее, уловил слабую, прерывистую пульсацию.

– Кто? Скажи мне, кто?

Умирающий что-то сказал (что именно он вспомнит нескоро) на непонятном гортанном языке, потом по его телу прошла судорога, другая…

Все…

– Сэр… – снизу, со станции поднялись полицейские

– Оперативная группа! – МакДугал сходу бросился на полицейских – это наше дело. Обеспечьте охрану места преступления!

– Сэр, вообще-то он был на станции метро – сказал один из полицейских.

– Он не вошел в нее, это федеральное дело! *****

Мантино поднял голову, огляделся по сторонам. Чемоданчика, с которых Рафья Латих прилетел из Берлина не было.

– Мак, чемодан! Надо перекрыть станцию. Убийца забрал чемодан!

Копы из Метрополитан полис посмотрели на него со смешанным выражением сострадания и раздражения. Еще один федеральный придурок… сколько их развелось, а вот простую работу копов делать никто не хочет.

– Сэр, как вы это себе представляете? – скептически спросил старший из копов – у меня тут пара тысяч человек в минуту проходит, а в час пик и того больше…

* Знаменитая песня Фрэнка Синатры

** Аэропорт Джона Фитцджеральда Кеннеди. В этом мире его никто не убивал, он проправил два срока и немало сделал в области развития русско-американского сотрудничества.

*** в САСШ можно было ввезти без декларирования пять тысяч долларов, в нашем мире эта сумма равна десяти тысячам долларов, но в моем мире доллар не девальвирован так сильно.

**** По сути купюра была изъята без потребных формальностей и суд счел бы это доказательство "порочным"

***** Типичный образец препирательства по компетенции. Такое бывает очень часто потому что в США граница относимости дел к компетенции того или иного правоохранительного органа очень расплывчата

Дневниковые записи

19 июня 2002 года

Баграм

Кажется, я начинаю все ненавидеть…

Врач, осмотрев меня, сказал, что несколько дней надо оставаться на базе. Оставаться на базе – это значит лежать, читать Чосера при свете лампочки в бетонном склепе, все украшение которого – это кровати, шкафчики да несколько постеров с голыми телками, приклеенных для оживления обстановки. Черт, мы как крысы, прячемся в норах от обстрелов. Когда падает мина – все чуть заметно вздрагивает, и ты тоже вздрагиваешь. Кстати, обстрелов тут не так много, как рассказывают. Местные не дураки, они знают что мы засечем огневую позицию радиолокатором и через минуту-две они получат ответный гостинец калибра шесть дюймов с воздушным подрывом. Поэтому они делают один-два выстрела из миномета и меняют позиции. Минометы здесь самодельные, сделанные из куска трубы, как раз их хватает на один – два раза. Мы их заливаем бетоном и выкладываем из них дорожки.

Вчера не сдержался, дал по морде одному парню, который посмел высказаться о нашей семье. Этот парень родом из Индии и не имеет никаких понятий о правильном, достойном джентльмена воспитании. Сейчас немного стыдно от того, что я ударил, не предупредив, и от неожиданности он не смог ответить. Но если бы майор не стал между нами – не знаю что было бы. Мне вынесли устное порицание и назначили три дня наряда по кухне после того, как поправлюсь.

Мы все-таки вылезаем из своих нор. Когда заканчиваются полеты – мы вылезаем из этих проклятых нор и устраиваем прямо на поле игру в футбол. Или соккер, как называют ее заокеанские кузены. Я не знаю, зачем мы это делаем, может для того, чтобы доказать всем что мы еще живы? Но что можно доказать горам, плюющимся в нас смертью?

Мне пока нельзя играть, я просто наблюдаю. Хотели еще сыграть в крикет, но пока у нас нет ничего для этого. Мяч и тот – едва раздобыли.

А сегодня утром привезли Джима. Черт, я его едва узнал. Он всегда был бесшабашным и бесстрашным, помню как мы лезли через забор в школе для девочек. Этот чертов забор, его поставили специально для таких как мы. Высотой десять футов, и еще у этого проклятого забора наверху – пики, как у копий, очень острые. Джим тогда посмотрел на нас и сказал: ну что слабо? А потом полез первым. И пропорол руку. Черт, его рука была пробита насквозь этой пикой, но он не закричал, он высвободил руку и спустился вниз. Потом мы его кое-как перевязали и пошли обратно – ведь до корпуса было четыре с лишним мили. Утром он вышел на построение, и если бы мистер Блумингдейл не обратил внимание на следы крови на форме – ничего бы не открылось. А когда Джимми спросили, с кем он это все затеял, он сказал: я был один, сэр! Вот так вот.

Я был один.

А теперь эти твари убили его. Господи, как я их ненавижу! Я знаю, что враг есть враг – но как их можно наказать за то что они убили Джима? Они боятся нас, они боятся открытых столкновений с нами, они знают, что мы сильнее – и тогда они бьют в спину, бьют из-за угла. Они обстреливают нас из минометов, чтобы напомнить нам: вот мы! Мы здесь! Мы никуда не уйдем, мы будем наносить удар за ударом, пока не добьемся своего! Они подкладывают мины и фугасы на дороги – подлая, злая война войн трусов и убийц. На таком фугасе погиб Джим – майор сказал, что он проявил неосторожность, и я кинулся на него с кулаками за это. Чертова осторожность!

Я знаю, что это делают русские. Проклятье, зачем они это делают? Неужели, они не могут сразиться с нами в открытом бою? Почему бы не выйти – нам против них. Кто бы ни погиб в этих боях – он погибнет достойно, как солдат, видя своего врага и имея возможность ответить! Они кричат на весь мир о своей храбрости – но на самом деле они подлые трусы, вот что!

Как я их ненавижу!

20 июня 2002 года

Бруклин Нью-Йорк

Весь остаток прошлого дня у них заняло оформление дела Рафьи Латиха. Сначала прибыли CST, Crime scene technicians, специалисты по сбору доказательств*. Честно пытались что-то найти, для этого едва не остановили движение на станции – но у них мало чего не получилось. Пока хотя бы минимально перекрыли движение – по месту преступления прошло не меньше сотни человек, затоптав все, что только можно. Потом прибыли коронеры (OCME, Office of Chief Medical Examiner, офис главного медэксперта, так они назывались) немного полаялись – но труп забрала все таки CSI, так как в перспективе это дело виделось федеральным. Потом, прибывший на место лейтенант полиции Нью-Йорка быстро вразумил подчиненных и заявил, что если федеральная структура имеет желание расследовать это дело – то он, лейтенант Реймс ничего не имеет против этого. Надо – берите, расследуйте. Тем более – никаких перспектив, типичный CCF**. Копы эти дела называли витиевато: "Может быть когда-нибудь мы и узнаем кто это сделал." Ни один из опрошенных свидетелей не смог ни дать описание убийцы, ни заметить даже сам момент убийства. Надежды возлагались на камеры – дабы защитить имущество метрополитена от актов вандализма, везде понаставили камер. Но – здесь их ждало самое большое разочарование. Камера была разбита, причем разбита она была буквально перед самым происшествием, повреждение камеры даже не успели зарегистрировать. Камеру сняли и отправили на экспертизу, труп Латифа увезла служба коронера на вскрытие. Внутри здания станции камера работала – но она могла дать только несколько тысяч возможных подозреваемых – и то если убийца шел из метро или наоборот скрылся в метро. Поток людей был предельно плотный, центр города. Тем не менее – пленку изъяли и отправили на экспертизу. Суть этой экспертизы заключалась в том, что особо мощный компьютер должен был построить фотороботы всех тех, кто прошел через вестибюль станции от +5 до –5 минут до трагедии (взяли такое время, потому что убийце нужно было время сориентироваться) и попытаться опознать в одном из этих лиц известного террориста или подозреваемого в терроризме. Работа была аховая, и скорее всего должна была закончиться ничем.