Игорь Прелин - Год рождения Страница 26

В эти же дни произошло два события, каждое из которых было по-своему примечательно и оставило заметный след в моей жизни. Одним из них был прием кандидатом в члены партии.

Сразу после ноябрьских праздников меня вызвал секретарь парткома управления и, просмотрев подготовленные для вступления в партию документы, сказал:

— Не хватает рекомендации от комсомола. Я звонил Щеглову, он обещал все сделать и просил, чтобы завтра к трем часам ты подошел в горком комсомола.

Первый секретарь горкома Щеглов в мои студенческие годы был секретарем комитета комсомола университета, и мы были давно и довольно близко знакомы, хотя он был на три года меня старше. Отправляясь в горком, я рассчитывал, что получение рекомендации будет пустой формальностью, как было своего рода формальностью и само вступление в КПСС: не всех коммунистов брали работать в КГБ, но каждый чекист должен был быть членом партии, поэтому прием на работу в КГБ автоматически означил прием в ряды КПСС. Да и какие могли возникнуть проблемы с рекомендацией в партию офицера органов госбезопасности, которого два года назад этот самый горком комсомола как раз и направил на эту работу?

Но все оказалось несколько сложнее, чем я думал.

В приемной первого секретаря я застал человек десять комсомольцев, ожидавших приема. Не успел я их оглядеть, как из кабинета вышла длинноногая девица, заправила в пишущую машинку лист бумаги и стала что-то печатать, периодически поглядывая в вынесенный из кабинета листок. Когда я сказал ей, что мне нужен Щеглов, она, не отрываясь от работы, ответила:

— Он ведет бюро. А вы кто будете?

— Моя фамилия Вдовин. Щеглов назначил мне встречу на три часа.

Девица допечатала последнюю строчку, вынула лист из машинки и сказала:

— Он меня предупредил. Вам придется подождать. Сейчас закончится обсуждение персонального дела и начнется утверждение рекомендаций. Вас вызовут первым.

Я не ожидал, что меня пригласили на бюро горкома и совершенно не был к этому готов. Но отступать было поздно. Я уселся в углу приемной и постарался представить себе, как будет выглядеть процедура утверждения рекомендации и о чем меня будут спрашивать.

Однако ничего конкретного представить я не сумел, потому что присутствовать при том, как комсомольский комитет утверждает рекомендации для вступления в партию, мне никогда не доводилось, и даже рекомендацию для работы в органах госбезопасности горком в свое время выдал мне заочно, то есть без моего личного присутствия при ее обсуждении. И теперь мне оставалось только полагаться на свою способность благополучно выпутываться из самых неожиданных ситуаций.

Пока шло бюро, я оглядел собравшихся в приемной. Большинство из них, как я догадался, были такие же, как я, соискатели горкомовского благословения, однако ничего полезного для себя из этого открытия мне извлечь не удалось: все они сидели молча, друг с другом не разговаривали, предстоящее им испытание не обсуждали, и по их озабоченным и одновременно одухотворенным лицам ничего невозможно было понять.

Но вот наконец из кабинета первого секретаря вышли два распаренных, словно после бани, комсомольца, внешний вид которых соответствовал как минимум строгому выговору, возможно, даже с занесением, девица чинно прошла в кабинет, пробыла там с полминуты, снова вышла в приемную, посмотрела на меня и, слегка улыбнувшись, сказала:

— Проходите, товарищ Вдовин.

Я вошел в кабинет и по сосредоточенным лицам членов бюро понял, что меня ждет трудное испытание: они явно не остыли еще от только что закончившегося персонального дела и по инерции вполне могли перенести на меня весь свой нерастраченный задор.

— Садитесь, Михаил, — по давней традиции называть всех комсомольцев только по именам обратился ко мне Щеглов.

Я сел на стул, стоявший у противоположного края длинного стола, за которым сидели члены бюро. Щеглов достал из лежавшей перед ним красной папки мою справку-объективку и прочитал:

— Вдовин Михаил Иванович, выпускник нашего университета, оперуполномоченный областного управления КГБ, лейтенант. Просит дать ему рекомендацию, для вступления кандидатом в члены КПСС.

Я ничего у горкома не просил, но возражать Щеглову не стал, решив полностью отдаться накатанной годами процедуре.

— Какие у членов бюро будут вопросы? — закончил Щеглов.

Члены бюро встрепенулись и посмотрели на меня с явным интересом, словно впервые увидели живого сотрудника КГБ, а сидевший слева от меня парень в пестром свитере сделал знак, что мне следует встать.

«Зачем нужно было садиться, если все равно полагается стоять?» — успел подумать я, и в этот момент прозвучал первый вопрос:

— Какое участие вы принимаете в жизни комсомольской организации вашего управления?

— Видите ли, — ответил я всем сразу, — среди офицеров нашего управления всего два комсомольца, поэтому у нас нет своей комсомольской организации.

Члены бюро недоуменно переглянулись, а один из них спросил:

— А где же вы состоите на учете и платите взносы?

— Мы состоим на учете в управлении внутренних дел. Но в силу специфики нашей работы на комсомольские собрания не ходим и никакого участия в жизни их комсомольской организации не принимаем.

Я заметил, как члены бюро насторожились. Видимо, впервые в их богатой практике комсомолец, собирающийся вступить в партию, вместо того чтобы красочно расписывать свой вклад в славные дела ВЛКСМ, сделал такое откровенное и неожиданное признание.

— Что это за специфика такая, что она мешает присутствовать на комсомольских собраниях? — не без ехидства поинтересовался тот самый член бюро, который за минуту до этого поднял меня со стула.

Я только сообразил, как ему ответить, чтобы он понял и при этом не очень обиделся, как Щеглов решил прийти мне на помощь и направить обсуждение в привычное русло.

— Расскажите о правах и обязанностях члена КПСС.

Его вопрос меня разозлил. «Ну, паразит, — подумал я. — Ты не мог заранее предупредить, что меня собираются слушать на бюро да еще экзаменовать по Уставу партии?!»

Отвечать на этот и другие подобные вопросы мне совершенно не хотелось. И не только потому, что, идя в горком, я не догадался еще раз повторить основные положения Устава КПСС. В конце концов, в отличие от своих экзаменаторов, я уже входил в своеобразную элиту, в «боевой отряд партии», как все годы советской власти именовались органы госбезопасности, и мне, офицеру-чекисту, не к лицу было уподобляться школяру, бездумно отвечающему вызубренный урок! Если им так хочется, пусть экзаменуют тех, кто за дверью ждет своей очереди, но не меня!

— Я прошу прощения, — предельно вежливо парировал я, — но мне кажется, что подобные вопросы уместнее задавать на партийном собрании во время приема в партию.

Члены бюро удивленно переглянулись, словно спрашивая друг друга: «Что это за нахал — учит нас, какие вопросы можно задавать, а какие нет! Не пора ли поставить его на место?»

— Но сначала нужно получить рекомендацию, товарищ Вдовин, — назидательно заметил рано начавший лысеть блондин, сидевший на дальнем от меня конце стола. — Вы со мной согласны?

— Согласен, — смиренно ответил я. — Но неужели при этом нельзя обойтись без формализма?

Щеглов сверлил меня взглядом, давая понять, что не в моих интересах вступать в полемику с членами бюро.

— А о чем бы вы хотели, чтобы мы вас спросили?

Лица молодой женщины, задавшей этот вопрос, я не видел, ее заслонял от меня лысеющий блондин, но голос показался мне ужасно знакомым.

— Ну хотя бы о том, кто я, как работаю, чем живу. Ведь, насколько я понимаю, вам нужно выяснить — достоин ли я вашей рекомендации или нет. А знание устава — дело второстепенное.

Щеглов сделал страшные глаза и сокрушенно покачал головой.

— Однако! — воскликнул кто-то из членов бюро, и я понял, что крайне неудачно сформулировал свою мысль, потому что последние слова могли быть истолкованы превратно.

— Ну что ж, резонно! — сказал Щеглов, решив в эту критическую минуту бросить мне спасательный круг, и тем самым загладить свою вину за то, что не предупредил меня о предстоящем допросе с пристрастием.

Его слова прозвучали весьма весомо, и я почувствовал, что обстановка несколько разрядилась.

— Тогда расскажите нам о себе, — снова раздался знакомый женский голос.

Для меня это был самый легкий вопрос, потому что за свою жизнь мне приходилось неоднократно на него отвечать, да и было что рассказать. Когда я закончил краткий обзор прожитой мной жизни, последовал очередной вопрос:

— Чем вы занимаетесь в областном управлении КГБ?

Я не понял, имел ли спросивший в виду лично меня или под словом «вы» подразумевался весь личный состав управления, и потому решил ответить за себя.