Лев Гурский - Опасность Страница 3

— А что, вы надеетесь… гм-гм… собрать здесь хоть какие-то отпечатки? Профессионалы… гм-гм… не станут делать таких школьных ошибок, уверяю вас…

Ползучий эксперт оторвался от своих черепков, с неприязнью поглядел на меня, потом на Некрасова как старшего по званию, но на всякий случай промолчал. Сам старший по званию Некрасов при звуках моего голоса проворно нырнул за кресло, сделав сразу вид, что его безумно заинтересовал какой-то заусенец на ножке и что его немедленно надо рассмотреть с лупой. Таким образом, вопрос мой попал к тому, кому и предназначался, — майору Окуню. Рыбий майор, собрав весь свой сарказм, осведомился у моей спины:

— А вы, господин Лаптев, что… гм-гм… крупный специалист в дактилоскопии?

Ползучий криминалист приглушенно фыркнул, поддерживая своего майора. Он-то, голубчик, был уверен, что никто, кроме асов из его научно-технического отдела, вообще и понятия не имеет, где обычно растут отпечатки пальцев и в какое время года надлежит их собирать.

— Никак нет-с, господин Окунь, — сказал я в пространство комнаты, упорно не желая показывать майору ничего, кроме тыла. — Просто я подумал, что вам может быть интересным частное мнение сотрудника Министерства безопасности… в работе которого, — кротко добавил я, — как уже было сказано, имеется еще немало организационных недостатков…

Окунь за моей спиной издал злобный булькающий звук, как будто подавился воздухом. Я догадался, что и сам он считает все манипуляции с поиском преступных отпечатков ритуальными и бессмысленными, но ему физически неприятно, что хмырь с Лубянки высказал все это вслух.

Как видно, Окуню было также неприятно дискутировать с гэбэшным затылком, поэтому он вышел у меня из-за спины и, по-хозяйски перешагнув ящерицу-эксперта, повернулся ко мне. Теперь он загораживал мне вид на пыточное кресло, на Некрасова и еще на одного криминалиста, который подносил Некрасову всякие кисточки, порошочки и пакетики для манипуляций.

— В таком случае, — проговорил рыбий майор, — я попросил бы частное лицо с Лубянки удалиться вместе со своим мнением и не отсвечивать тут…

Окунь выпендривался передо мною не славы ради и даже не пользы для, но исключительно по причине ведомственного азарта. На самом деле он наверняка был бы отнюдь не против перевалить это расследование на чьи угодно плечи — МБР, ЦРУ, Моссад, дефензивы или сигуранцы. Короче, любого компетентного органа, которому не лень будет возиться в этом хламе и прикидывать, кому понадобилось сначала пытать, а затем задушить пожилого гражданина Фролова. Думаю, что пока я не появился со своим удостоверением, возможность сбагрить этого покойника Минбезу показалась бы майору неплохим фокусом. Но раз чекист пришел сам… О, тогда надо сделать все возможное, чтобы не отдавать это дельце в загребущие лапы Министерства безопасности.

— К сожалению, господин майор, — скорбно сообщило частное лицо с Лубянки (то есть я), — в данном случае я выполняю распоряжение своего начальства, которое уполномочило меня подключиться к вашему расследованию, а при необходимости…

При этих словах я неловко переступил с ноги на ногу, наступил на ближайший черепок, потерял равновесие и, взмахнув руками, брякнулся в ближайшую груду хлама, придавив ползучего эксперта и чуть не располосовав свои брюки о край ажурной рамочки для фото.

— Ай, — только и пискнул придавленный эксперт. Майор же оказался если и сволочью, то довольно-таки умеренной. Вместо того чтобы насладиться видом падшего гэбэшника, он протянул мне руку и помог выбраться из хлама с минимальными потерями для моих брюк.

— Ноги не держат, капитан? — не преминул съехидничать при этом бравый Окунь. — Головокружение от успехов?

Помятый эксперт, освободившись от моей тяжести, с грустью глянул на раздавленный мною черепок и приступил к исследованию близлежащих экспонатов камеры пыток.

— Какие там успехи, — грустно ответил я Окуню. — По сравнению с вашими достижениями в области борьбы с организованной преступностью…

Окунь немедленно надулся и демонстративно стал отряхивать ладонь правой руки, которую якобы запачкал о гэбиста. С достижениями у МУРа было негусто. Несмотря на то что организованная преступность была — как и все в нашей стране — плохо организована, она все же смогла оторваться на полкорпуса от МУРа, и теперь столичные орлы-сыщики неизменно запаздывали, парируя удары вместо того, чтобы бить первыми. Другое дело, что и у Лубянки сегодня было туговато с реальными успехами. Поводов для головокружений определенно не было, и даже не ожидалось. Лично меня генерал Голубев, мой непосредственный шеф, нагрузил убийством на улице А. Толстого отнюдь не потому, что я ничем не был занят и бил баклуши в своем рабочем кабинете. Наоборот: дел было выше крыши, одно другого неприятней. Должно быть, Голубев полагал, будто я просто обожаю заниматься чем-то подобным. По крайней мере, никаких других причин, по которым мой любимый шеф дополнительно повесил на меня аварию «Казимира Малевича», секту Лабриолы и парнишек из охранной артели «Мертвая голова», — я не знал. Наверное, во мне и вправду есть что-то такое, покорно-мазохистское: чем больше наваливают поручений, тем осмысленней кажется жизнь. Про кого, думаете, сказано: «Работа дураков любит»? Правильно, угадали.

«Малевич», прогулочный двухпалубный теплоходик, некогда носивший гордое имя «Энвера Ходжи», а затем долгое время прозябавший под скучным прозвищем «Первомай», скандально потерпел крушение и затонул прошлой осенью близ волжского города Углич Ярославской области — города, известного народу вовсе не благодаря заводу часовых камней, лесопилке, гидроэлектростанции и Опытному Ордена Дружбы народов сыроваренному комбинату (в ассортименте — сыр бри, сыр камамбер, сыр рокфор и ностальгический сыр степной), но, прежде всего, как место, где зарезали царевича Димитрия. Покойный царевич исправно кормил здешних экскурсоводов уже лет сто, однако в последние два-три года поток экскурсантов заметно иссяк. Очевидно, на фоне многочисленных преступных разборок между авторитетами какой-то одинокий пацан — пусть и царского рода, и вдобавок убитый по наводке из Кремля — перестал представлять особый интерес. Отдельно взятый кровавый мальчик в глазах царя Бориса Годунова в глазах редкой скучающей публики из числа новых русских был заурядным криминальным эпизодом из далекого прошлого. Вот если бы к убийству царевича оказался бы каким-то образом причастен тот, другой Борис из Кремля — это было бы гораздо забавнее… После катастрофы «Малевича» городок чуть было не обогатился новой достопримечательностью, к которой можно было бы водить новых туристов, — Местом Трагической Гибели Депутата Верховного Совета Со Всей Его Охраной. Дело в том, что упомянутый депутат, член Президиума ВС Олег Безбородко плыл именно на «Малевиче», отдыхая от написания очередной главы новой российской Конституции. Пресловутый проект Безбородко, как я понял, был альтернативен проекту президентскому — хотя сам я, как ни старался, так и не смог уловить принципиальную разницу. К моменту аварии «Малевича» (ночью столкнулся с буксиром, ведомым вдребезги пьяным лоцманом) безбородкинская Конституция была доведена до большей кондиции, и поэтому катастрофа теплоходика Верховным Советом была названа попыткой политического покушения, а нашего генерала Голубева тут же вызвали на закрытое заседание Парламента и потребовали провести нелицеприятное расследование. Ни охрана депутата, ни сам депутат счастливо не пострадали при происшествии — если не считать легкой контузии, полученной самим автором проекта Конституции в результате падения на его голову спасательного круга с незакрашенной надписью «Первомай». Но жертва «Первомая», по ее собственным уверениям, пережила психологический стресс, от чего темпы написания Основного Закона несколько замедлились и президентская бригада вырвалась вперед. Само по себе дело не стоило выеденного яйца и протрезвевший лоцман, признавший свою вину, благополучно отбывал срок в одном из пермских ИТЛ. Тем не менее мифическое дело о покушении продолжало существовать, обрастать подробностями, публикациями в прессе, а мне приходилось ежемесячно составлять и для Голубева, и для нашей пресс-службы массу никому не нужных оправдательных бумаг. По-моему, хитроумный Безбородко пытался использовать оплошность пьяного речника на все двести процентов, по этой причине моя простая версия его категорически не устраивала. Отчаявшись, я высказал на одной из встреч с контуженным депутатом оригинальную гипотезу, согласно которой преступную руку лоцмана если кто и направлял, то скорее уж не Президент, а угличские городские власти, надеясь на приток любопытных туристов и, чем черт не шутит, на строительство в перспективе нового Храма-на-крови близ места аварии, на набережной. Эта версия, по моему мнению, обязана была польстить депутату. Депутат же так прикипел к своей собственной трактовке трагических событий, настолько вжился в образ недорезанного царевича Димитрия, что мою гипотезу с негодованием отверг, да еще заявил, кажется, на Президиуме ВС, что Лубянка-де пытается спрятать концы в воду…