Роберт Стреттон - Час нетопыря Страница 30

Господина Цаушмана не слишком волнует тот неожиданный приказ, который он получил от подполковника Пионтека. В сущности, ему все равно, где жить, а в этом самом Виндхуке у него будут совсем неплохие условия. Были бы только сговорчивые девицы, несколько подходящих компаньонов для бриджа, ската и выпивки, были бы теннис, бассейн, прогулки и кое-какие деньжата, а жить можно даже в Антарктиде или на Амазонке. В Виндхуке его ждет собственная вилла с прислугой, для начала приличная сумма, автомобиль и вдобавок верховая лошадь. А ко всему этому еще и слава героя, потому что человека, которому пришлось из-за своих политических убеждений бежать из Федеративной Республики, в тех краях не могут не счесть героем. Там что-то вроде продолжения третьего рейха: в день рождения фюрера в окнах даже вывешивают флаги со свастикой. Жалко лишь, что коллеги, которые знают Юго-Западную Африку, жаловались на тамошних немецких девушек. Говорят, что они строго воспитаны и сразу же рвутся под венец. Впрочем, увидим. И не такие крепости сдавались.

Свежеиспеченный предприниматель на миг размечтался, но тут же его возвратила к действительности неприятная назойливая мысль, которая не давала ему покоя с самого приезда в аэропорт. Господин Цаушман — худощавый, не очень высокий человек с карими веселыми глазами и пушистыми ресницами. Его лицо несколько вытянуто, но блестящие, тщательно прилизанные волосы и кокетливые черные усики придают ему в равной степени юношескую шаловливость и настоящую мужскую неотразимость. Он по опыту знает, что такое сочетание прямо-таки сводит женщин с ума.

Именно эти заботливо выхоленные усики бывшего капитана Вибольда являются предметом беспокойства для господина Цаушмана. В казарме и во время бешеной езды на аэродром не было времени сбрить эту красу холостяцких лет. А сейчас было бы весьма рискованно явиться к парикмахеру и потребовать, чтобы он поработал бритвой. Здесь полно агентов, которые вынюхивают террористов и торговцев наркотиками. Парикмахеру может показаться подозрительным, что красивый молодой мужчина перед отлетом в далекие края решается на столь необычную операцию. А вдруг он мигнет своему помощнику, чтобы тот привел полицейских? Или, того хуже, патруль жандармов? По этим усикам Генриха Вибольда везде можно было узнать, даже в густой толпе. В самом беглом словесном портрете, из тех, что передаются по телефону, эта деталь будет стоять на первом месте.

Словесный портрет наверняка уже передан жандармам и полицейским на всех вокзалах, аэродромах и пограничных пунктах. Ведь все-таки капитан Вибольд дезертировал во время несения службы, замешан в беспрецедентное дело с этими боеголовками, небезгрешен в истории с передатчиком, считается в данный момент агентом восточногерманской разведки. Нет-нет, господин Цаушман отнюдь не стремится к свиданию со следователем или с судьей. Если он солжет, получит не меньше пятнадцати лет за работу в пользу восточной зоны, так как все доказательства коллегами уже собраны и подсунуты следственной комиссии. Если скажет правду — тайная организация постарается, чтобы он недолго наслаждался радостями жизни. Такие случаи бывали.

Бывший капитан принимает отчаянное решение. Платит по счету (кельнер уже с подозрением поглядывал в сторону загадочного клиента) и быстрым решительным шагом направляется в зал ожидания. Его собственный прибор для бритья находится в чемодане, который уже унес транспортер автоматической сортировки багажа, и Цаушман приобретает в киоске крем для бритья, бритву с двумя лезвиями, кисточку, карманное зеркальце и одеколон. В другом киоске покупает бутылку содовой воды. Рассовав все это по карманам своего штатского костюма, он входит в туалет и аккуратно закрывает дверь кабины.

Уже намыливая лицо, он вдруг осознает, что в паспорт Цаушмана вклеена фотография Вибольда с усами. Конечно, он мог их сбрить в промежутке между выдачей паспорта и отлетом в Йоханнесбург. Но бдительное око пограничной службы эту деталь наверняка подметит. А этого достаточно, чтобы заинтересоваться личностью пассажира.

Цаушман выходит из туалета, чувствуя, что ноги под ним подгибаются, как после прыжка с парашютом. Покупает самую большую газету, которая есть в киоске (кажется, это лондонская «Таймс»), разворачивает, закрывает ею лицо, устраивается в ближайшем кресле, но через минуту пересаживается. Лучше сидеть около двери, которая выходит на террасу.

В мозгу бывшего капитана прокручивается с необычайной скоростью фильм о событиях последних дней, вернее, последних месяцев.

Генрих Вибольд политикой никогда в жизни не интересовался и затруднился бы сказать, почему он вступил в тайную организацию, когда ему это предложили, и зачем принес эту довольно-таки нелепую присягу. Красных он, разумеется, ненавидел: они выгнали его родителей из маленького померанского городка, где у Вибольдов был, как говорят, прелестный особнячок, старый сад с какими-то необыкновенными грушами… Ничего, кроме ненависти и пренебрежения, он не испытывал и по отношению к ГДР. В школьные годы предпочитал играть в футбол, а не встречаться с ровесниками, читавшими Маркса и — как там его звали? — Лассаля. Впрочем, отец говорил, что эти господа оба евреи. Конечно, дурного в этом нет, но в семье Вибольдов разговаривали о подобных предметах с многозначительной усмешкой, значит, что-то в этом все-таки было. После гибели родителей в автомобильной аварии Генрих над выбором профессии долго не раздумывал. Книги его не привлекали. Не собирался он открывать ни адвокатскую контору, ни делать умные машины, ни корпеть у микроскопа. Он занимался спортом, не томился от скуки в казармах, был обходителен и, когда нужно, проявлял решительность. Став офицером, он в положенное время получал очередные чины, в войну не верил, надеялся до пятидесяти получить подполковника и, выслужив пенсию, выйти в отставку. Это не самый худший жизненный выбор.

Тайная организация занималась какими-то делами, которых Вибольд никогда до конца не понимал. Он довольствовался тем, что направление ее деятельности, в общем-то, не расходилось со взглядами, которые когда-то высказывал отец. К тому же старые офицеры-фронтовики, такие, как Пионтек, были гарантией того, что организация ничего дурного не делает. Многие из знакомых отца считали, что Федеративная Республика — это страна, до сих пор оккупированная или почему-то вынужденная принять такие формы общественной жизни, которые чужды нации. Да и товарищи по организации, так неодобрительно воспринимавшие капитулянтские действия федерального правительства, не вызывали у Вибольда желания что-то выяснять. Слишком много было вокруг хорошеньких девушек и добрых друзей, чтобы забивать себе голову такими вещами.

Вибольд бывал на секретных совещаниях в дивизии, добросовестно выполнял всякие мелкие поручения, даже слушал лекции подполковника Пионтека на идеологические темы, хотя последнее давалось ему с великим трудом. Впрочем, от конспирации он получал даже какое-то удовольствие. Иногда ему казалось, что она облагородила его жизнь, довольно простенькую и беззаботную, если сравнить ее с жизнью офицеров старшего поколения.

Впервые беспокойство в душу Вибольда закралось в феврале этого года, когда он был экстренно назначен одним из ночных дежурных на Секретную базу № 6. Поначалу он отказывался: офицеров на базе обучали долго и основательно, в контрольном помещении голова шла кругом от разных кнопочек и лампочек. Но подполковник Фретциг, тоже член организации, который вместе с Вибольдом поехал на дежурство, быстро обучил его основным действиям: посылать донесения и принимать их от патрулей. Сам же Фретциг отвинтил панель пульта и почти до конца дежурства ковырялся в каких-то непонятных соединениях, переключателях и вилках. Вибольд, правда, не понимал, чем занимался Фретциг (выглядело это как консервация или поиск неправильного соединения), и все-таки не мог отделаться от неясного ощущения причастности к чему-то не совсем чистому. Но потом забыл про свои сомнения. К тому же в Ремсдорф прибыла совершенно обворожительная смуглянка по имени Урсула, которую взяли официанткой в столовую.

Обеспокоенность с новой силой пробудилась у обер-лейтенанта Вибольда в марте, когда его вызвали в Бонн в министерство обороны, к начальнику канцелярии полковнику Шляфлеру, в котором Вибольд с первой же минуты заподозрил руководителя тайной организации, хотя это ничем не подтверждалось, разве что тем, как обошелся с ним полковник.

Шляфлер не скупился на похвалы. Подчеркнул прекрасные личные качества обер-лейтенанта Вибольда: искренность, чувство товарищества, служебное усердие, патриотизм, осмотрительность в выборе друзей. Вибольд и не думал, что в министерстве столько про него знают. После этого Шляфлер пустился в общие рассуждения и заявил, что умение хранить тайну — это главное для офицера и что именно эта черта отличает настоящего мужчину от глупых сплетников и болтунов, которых так много вокруг. Шляфлер знает, каковы политические взгляды Вибольда, и имеет сведения, что по отношению к сослуживцам такого же образа мыслей он всегда соблюдал полную лояльность. Очень важно, что никогда, ни при каких обстоятельствах Вибольд ни разу даже не намекнул на разные встречи и мероприятия, которые имеют место в узком кругу достойных доверия офицеров 14-й дивизии. Это важно, так как Шляфлер намерен дать ему еще более секретное поручение, о котором нельзя говорить никогда, никому и ни под каким видом. Более того, Вибольд — да, кстати, вот производство в чин капитана, поздравляю! — не должен допустить, чтобы кто бы то ни было из его друзей хоть чуточку заподозрил, что ему поручено какое-то особое задание. Слушать внимательно, но рта не раскрывать. Речь идет о деле большой государственной важности, сведения о котором любой ценой стремится получить вражеская разведка.