Заговор - Александр Мокроусов Страница 31

— Интересно девки пляшут, по четыре штуки в ряд… — Новость действительно была не то, что неожиданная, но и впрямь интересная. — А ты не уточнял, от кого люди приходили?

— Как мне сказали, там было несколько вариантов ксив, в том числе ФСБэшные. Так что, похоже, что-то мы с тобой у нас в домашней песочнице проглядели. Ты с губернатором давно встречался?

— А то ты сам не знаешь, что я с ним в последнее время только официально общаюсь. Я конечно готов и хочу родному краю помогать, но вменять мне это в обязанность не позволю. Я в конце концов не мать Тереза и логотип у «Максима» не красный крест.

— Про добрую мать Терезу это ты зря, она еще та щучка была, ты почитай про нее. А с казаками у нас как?

— Рус, это ты у меня спрашиваешь, как у нас с казаками? Руслан Викторович, а как у нас с казаками?

— Максим, это я думаю так, вслух. С казаками у нас все ровно. У меня половина парней из казаков, они хорошую школу в своем училище дают. Конфликтов нигде локальных у нас вроде тоже не было, в ресторанном бизнесе у них интересов никогда не было, так что нам вроде и пересекаться негде.

— А у губернатора могли к ресторанному бизнесу интересы проснуться?

— Максим, интересы к нашему бизнесу есть у многих, но насколько мои аналитики просчитывали текущую обстановку, из власти сейчас никто нам угрозу не представляет. По крайней мере до чемпионата у всей власти один приказ — сидеть на попе ровно и граждан так же ровно держать, чтобы никаких экстремумов, ни в плюс, ни в минус. И приказ этот насколько я знаю чуть не всем лично самим президентом донесен. Поэтому нет, уверен, что губернатор или кто-то еще из действующих администраторов, не важно какого уровня, не станут сейчас какие-то дела помимо прямых обязанностей делать. Слишком велик риск без головы остаться, в связи с утратой доверия.

— Тогда получается, что это все таки казаки какую-то тему против губернатора мутят?

— Получается так. А еще, дорогой мой босс, я из того, что кто-то пленки собирал, могу сделать выводы, что ты в этом деле действительно случайно оказался. Прям таки вангую, что сейчас сидят специалисты за мониторами, и по твоему портрету ищут, а кто это такой красивый у нас в кафешке Рембо из себя строил, как этого супермена зовут.

— Ну, судя по тому, как быстро они за пленками приехали, думаю меня уже давно идентифицировали и сейчас уже совершенно другие люди сидят где-нибудь так же за столом и так же как и мы гадают, чего это Максим Романов к ним в игру влез…

У Руслана снова заиграл телефон.

— Алло. Да, приветствую……, вот оно как…… Михалыч, думаю ты мне веришь, что я бы тебя в темную не играл…… Я клянусь тебе, что мои люди этого не делали… Да, если нужно я своих АйТишников тебе дам, ну прости, я не имел в виду что твои хуже. Ладно, старик, держи в курсе, — Руслан отключил телефон и как-то очень задумчиво посмотрел на меня.

— Кафе, в котором тебя на причастность к казачеству проверяли называется «Ветерок». Представляешь, «Ветерок»! Я думал таких названий уже не бывает. И знаешь, что интересно? В этом кафе сейчас работает полиция, там обнаружено два трупа, там двух полицейских сегодня в районе обеда зарезали, прям в подсобке этого кафе.

Глава 8

К лету двухтысячного семья Титовых снова оказалась вместе, в Краснодаре, в квартирке на Покровке, только уже без младшего, Ивана, и с парализованным Семеном.

В результате инсульта всю правую половину тела Семена парализовало. Он не мог самостоятельно ни ходить, ни есть, ни даже внятно разговаривать, только мычал что-то и утирал левой культей слюну, стекающую по щеке или на подбородок.

После перевода в Краснодар Григорий оказался в интересном положении. С одной стороны, он был молодым капитаном из столицы, а с другой… Ореол опального сотрудника прям таки опережал его. Уже в первый день, как только Титов доложился о прибытии на новое место службы начальнику УФСБ Краснодара, тот, почесав подбородок, чертыхнулся и выдал фразу из разряда, что ж мне с тобой, мил человек, делать. И правда. Москвич? Москвич. Местный? Местный. В опале? В опале. Но капитан в двадцать шесть лет. И личное знакомство с бывшими (а бывают ли они бывшими) руководителем службы охраны президента Коржаковым, бывшим директором ФСБ Барсуковым и вице премьером Соскавцом. Сложный случай. Кто его знает, как кривая вывезет. Сегодня он в опале, а завтра он твои генеральские лампасы на помойку выкидывает. Потому, скрупулезно изучив личное дело нового подчиненного, от греха подальше, Григория Титова поставили руководителем отдела по работе с казачеством, под него же и организованного. Весь отдел состоял из самого капитана и двух лейтенантов, вчерашних выпускников. Слово синекура тогда никто не знал, но сам принцип в партийной и государственной номенклатуре использовался постоянно. И не пыльное место, и модное, и бесперспективное. А главное, без каких-либо реальных рычагов. Все равно, что худруком в театр при заводе назначить… Казачество в нулевых начало возрождаться, но в самом его худшем, гротескном значении. Как раз тогда начались парады казаков, мужиков двадцати пяти-тридцати пяти лет, увешанных георгиевскими крестами и гордо именующих себя хорунжими и есаулами. Правда, от парадов на сотню метров разило сивухой и кресты были зачастую с неоторванными бирками из киосков Роспечати. Но политически направление было модным, потому и получилось, что с одной стороны Григория Титова, переведенного из центрального аппарата, поставили на значимое направление по работе с казачеством. А с другой стороны, это был тупик, работа с ряжеными алкашами, которые не нашли себя в жизни. Эдакий потомок добровольной народной дружины только с пьющим контингентом. В то время это была забава, игра деревенских мужиков, страдающих от безделья. А кто в деревне страдает от безделья? Именно, тот у кого нет хозяйства. Такие люди восемьдесят лет назад были основой большевистского движения, они же, потеряшки по жизни, и в казачество первыми вступало, в надежде, что армян да немцев с Кубани повыгоняют, вот они в их кирпичные дома из своих саманных хаток и переедут.

Вторая большая составная часть первых казаческих дружин нулевых годов состояла из бывших сидельцев и просто людей, перебравшихся на юг в поисках лучшей жизни или сезонных рабочих. Вот и получилось, что в то время половина