Фредерик Форсайт - День Шакала Страница 33

На почте он заказал разговор с Римом по раздобытому номеру, не назвав отеля, и прождал двадцать мучительных минут,

- Мне нужен сеньор Пуатье, - сказал он итальянцу, снявшему трубку.

- Какой синьор? - спросил голос по-итальянски.

- Француз. Пуатье. Пуатье…

- Кто? - переспросил голос.

- Француз, француз… - сказали из Парижа.

- Ах, француз. Сейчас, минуточку…

Послышались щелчки, затем усталый голос произнес по-французски:

- Н-нда…

- Слушайте, - торопливо проговорил парижанин. - У меня мало времени. Берите карандаш и записывайте. Начинаю: «Вальми для Пуатье. Шакал накрылся». Повторяю: «Шакал накрылся. Ковальского взяли. Перед смертью раскололся. Все». Ясно?

- Н-нда… - сказал голос. - Передам.

Вальми положил трубку, поспешно оплатил счет и шмыгнул на улицу. Он тут же затерялся в толпе служащих, выплеснувшейся из главного вокзального выхода. Через пару минут после исчезновения Вальми к почте подкатил автомобиль, и двое из ДСТ кинулись внутрь. Они потребовали у телефониста описать звонившего, но его описание годилось на любого.

В Риме Марка Родена разбудили в 7.55; охранник с нижнего этажа потряс его за плечо. Он мигом проснулся и привскочил, отыскивая под подушкой пистолет. Тут же узнав в лицо склонившегося над ним легионера, Роден облегченно фыркнул. Он покосился на ночной столик: восемь, а он еще в постели.

Августовское римское солнце уже высоко стояло над крышами, а ведь за годы в тропиках полковник привык просыпаться в самую рань. Еще бы, неделю за неделей он только и делал, что литрами пил дешевое красное вино, вечерами картежничал с Монклером и Кассоном и даже не имел возможности поразмяться. Неудивительно, что он обленился и стал сонлив.

- Телефонограмма, полковник. Только что позвонили, вроде спешная.

Легионер протянул блокнотный листок, на котором были вразмашку нацарапаны бессвязные фразы Вальми. Роден прочел телефонограмму и выпрыгнул из-под простыни. Он обернул бедра куском полотна - тоже восточная привычка - и перечитал бумажку.

- Ладно. Можете идти.

Легионер отправился на свой этаж.

Роден несколько секунд яростно ругался про себя, комкая листок бумаги. Черт, черт, черт, черт побери Ковальского…

Первые два дня после исчезновения телохранителя он думал, что тот попросту дал тягу. С недавних пор случаи дезертирства участились: рядовой состав убеждался, что ставка ОАС бита, что им не удастся прикончить Шарля де Голля и свергнуть нынешнее французское правительство. Но казалось, что Ковальский-то будет верен до конца. Теперь Ковальского не было в живых, и Роден прекрасно понимал, какая тому выпала смерть.

Однако важнее всего было припомнить, что же именно мог сказать Ковальский. Встреча в Вене, название отеля. Это разумеется. Имена троих участников встречи. Невелика новость для СДЕКЕ. Но что он знал о Шакале? У дверей он не подслушивал, это точно. Он мог сказать, что к ним троим приезжал высокий белокурый иностранец. Факт сам по себе незначительный. Может, это был торговец оружием или кредитор ОАС. Имя его не упоминалось.

Но в телефонограмме Вальми названа условная кличка - Шакал. Откуда? Как это могли выпытать у Ковальского?

Вздрогнув от ужаса, Роден отчетливо припомнил, как они расставались. Они с англичанином стояли в дверях, Виктор - за несколько шагов в коридоре, раздраженный тем, что англичанин приметил его в нише - профессионал провел профессионала, - и ожидал стычки. Что он, Роден, тогда сказал? «Bonsoir, monsieur Chacal». Конечно, будь оно трижды проклято!

Перебрав все в памяти еще раз, Роден сообразил, что настоящего имени убийцы Ковальский никак не мог знать. Знали его только трое. Но все равно, Вальми прав. Раз СДЕКЕ имеет в руках признания Ковальского, то дело накрылось, и переиграть ничего нельзя. Они знают о встрече, знают отель, наверно, уже опросили дежурного: у них есть описание внешности, им известна условная кличка. Вне всякого сомнения, они догадались о том, о чем догадался и Ковальский: что тот белокурый - убийца. С этих пор заслон вокруг де Голля станет еще плотнее; генерал не будет появляться на публике, не будет выезжать из дворца, и убийца до него никак не доберется. Дело конченое: операция накрылась. Придется отозвать Шакала и настоять на возврате денег за вычетом расходов и вознаграждения за потраченное время и хлопоты.

Но прежде всего надо было срочно предупредить Шакала - пусть сматывает удочки. Роден еще не настолько утратил закваску боевого офицера, чтобы посылать подчиненного на задание, успешно выполнить которое стало невозможно.

Он вызвал телохранителя, которому со времени исчезновения Ковальского поручено было каждый день ходить на почтамт, забирать корреспонденцию и по мере надобности звонить оттуда, и подробно наставил его.

К девяти часам телохранитель был на почтамте и заказал телефонный разговор с Лондоном. Прошло двадцать минут, и на вызов ответили. Телефонистка указала французу на переговорную кабину. Он подождал, пока она положит трубку, приготовился говорить и услышал, как - дзз-дзз… пауза… дзз-дзз - звонил телефон в Англии.

В это утро Шакал поднялся рано: у него было много дел. Три своих чемодана он проверил и запаковал накануне вечером. Оставалось только уложить в саквояж губку и бритвенный прибор. Он, как обычно, выпил две чашки кофе, умылся, принял душ и побрился. Затем он запер упакованный саквояж и поставил все четыре вещи у двери.

В своей уютной кухоньке он наскоро позавтракал яичницей, выпил апельсинового соку и еще чашку черного кофе. Грязи и беспорядка он не терпел: остаток молока был вылит в раковину, над нею же расколоты два яйца. Ничто больше до его возвращения испортиться не могло. Апельсиновый сок он допил и выбросил жестянку в мусоропровод. Объедки хлеба, яичная скорлупа и кофейная гуща отправились следом.

Наконец он облачился в тонкую шелковую рубашку и костюм цвета маренго, в карманах которого были документы на имя Дуггана и сто фунтов наличными, надел темно-серые носки и узкие черные мокасины. Туалет завершали неизменные темные очки.

В четверть десятого он взял вещи по две в руку, захлопнул за собой дверь квартиры и спустился по лестнице. До Саут-Одли-стрит идти было недалеко; на углу он остановил такси.

- Лондонский аэропорт, корпус номер два, - сказал он шоферу.

Когда такси отъехало, в его квартире зазвонил телефон.

Было десять часов, когда легионер возвратился в отель возле виа Кондотти и сообщил Родену, что полчаса безуспешно дозванивался в Лондон.

- В чем дело? - спросил Кассон, который слышал разговор с легионером и видел, с каким лицом Роден отправил его обратно на пост.

Три главаря ОАС сидели у себя в гостиной. Роден извлек клочок бумаги из внутреннего кармана и протянул его Кассону.

Кассон прочел и передал бумажку Монклеру. Наконец, оба посмотрели на руководителя, ожидая разъяснений. Их не последовало. Роден глядел в окно на раскаленные римские крыши и задумчиво хмурил брови.

- Когда поступило сообщение? - спросил Кассон.

- Утром, - коротко ответил Роден.

- Надо его остановить, - запротестовал Монклер. - Они же поднимут пол-Франции на розыски.

- Пол-Франции будет искать высокого белокурого иностранца, - спокойно сказал Роден. - В августе во Франции иностранцев больше миллиона. Насколько можно судить, в СДЕКЕ не знают ни его имени, ни внешности, ни паспорта. Кстати, он профессионал и, вероятно, путешествует с фальшивым паспортом. Им еще придется изрядно попотеть, пока они до него доберутся. Немало шансов, что он позвонит Вальми и будет настороже, а там сможет и выехать.

- Если он позвонит Вальми, ему, конечно, будет велено прекратить операцию, - сказал Монклер. - Вальми распорядится.

Роден покачал головой.

- У Вальми нет таких полномочий. Ему приказано принимать информацию от девушки и передавать ее Шакалу, когда тот будет звонить. Больше он ничего делать не станет.

- Но Шакал и сам поймет, что дело его конченое, - возразил Монклер. - Ему надо будет выбираться из Франции после первого же разговора с Вальми.

- В принципе - да, - задумчиво сказал Роден. - Выберется - вернет деньги. Не только у нас, у него тоже много поставлено на карту. Все зависит от того, насколько он уверен в своих расчетах.

- Ты думаешь, у него есть шансы теперь… при таком повороте событий? - спросил Кассон.

- Честно говоря, нет, - сказал Роден. - Но он профессионал. Я тоже, в своем роде. Мы люди особого склада. Как-то не с руки бросать операцию, которую сам же спланировал.

- Ну, так отзови же его, ради бога, - взмолился Кассон.

- Не могу. Отозвал бы, да не могу. Он снялся с места. Он в пути. Как ему хотелось, так и будет. Мы не знаем, где он, не знаем, что у него намечено. Он действует в одиночку. Я даже не могу позвонить Вальми и передать через него указание Шакалу бросить все это дело. Так ведь и Вальми накрыться недолго. Теперь никто на может остановить Шакала. Слишком поздно.