Владимир Сверкунов - Тело призрака Страница 34

Он присмотрелся внимательнее и заметил на решетке пространство, где виднелись следы от гвоздей.

«Наверное, была еще одна буква, которую или отодрали, или она сама упала, – догадался Ленин и стал перебирать подходящие варианты. – Может быть, Райн? Да нет, слишком по-немецки: так звучит название главной германской реки Рейн. Райт? Тоже, вроде, не по-русски.

Он не успел найти что-нибудь удобоваримое: к скамейке подошли двое мужчин со спитыми лицами лет около сорока, одетые в поношенные «аляски», причем у одного на месте крепления рукава к пройме зияла солидная дыра.

– Здорово, мужик! – сказал он. – Курить есть?

– Здравствуйте! – вежливо поздоровался Ленин. – Извините, но я не курю.

– А бабки? – спросил второй.

– Что бабки? – не понял Владимир Ильич.

– Бабки есть? – чуть понятнее выразился человек в порванной «аляске».

– Бабки все давно в могилах, – ответил Ленин.

– Слушай мужик, ты не придуривайся! – агрессивно завизжал второй. – Тебя спрашивают: есть бабло?!

– Простите, но я вашего языка не понимаю, – не меняя тона, произнес Владимир Ильич. – А это очень плохо, ведь мы живем в одной стране – соотечественники значит. И язык у нас прекрасный, зачем его портить? Вы меня спросите по-русски, и я вам отвечу.

Алкаши, думавшие взять случайно оказавшегося ночью на станции интеллигента на испуг, немного растерялись.

– Ты что, правда, не знаешь, что такое бабки? – искренне изумился человек с надорванным рукавом.

– Правда, – сказал Ленин.

– Ну, деньги это, деньги! – нетерпеливо закричал второй.

– Теперь понятно, – спокойно констатировал Владимир Ильич. – Но денег у меня нет, я из больницы, и даже билет не на что купить.

– А если мы проверим? – грозно заявил первый.

– Да сколько угодно! Могу сам карманы вывернуть! – предложил Ленин.

– Ну, давай, выворачивай! – распорядился более аккуратный алкаш.

Ильич не посчитал зазорным продемонстрировать полное отсутствие каких-либо предметов в карманах куртки, спортивного жакета и брюк. Чтобы перевести разговор, он спросил:

– А как называется эта станция?

– Наша-то? – отозвался мужик с болтающимся рукавом. – Да Райки!

Ленин понял свою ошибку: он предположил, что на решетке не хватает одной буквы, а кто-то умыкнул целых две.

– А далеко отсюда до Москвы? – задал он еще один вопрос.

– Ты че, мужик, не знаешь, откуда едешь? А, может, ты зэк какой, сбежавший из лагеря? Вон и документов у тебя никаких нет! – насел второй.

– Богу документы не нужны: он судит по поступкам и вере, а не по паспорту, – убежденно заявил Ленин.

Алкаш в целой «аляске» уже открыл рот, чтобы разразиться бранью в адрес интеллигента, но товарищ остановил его:

– Да, ладно тебе, не приставай к человеку: видишь, он приличный. Мы же не шпана желторотая махаться просто так кулаками. Выпить, конечно, хочется, и гражданин поделился бы с нами бабками, будь они у него. Он же честно показал нам, что денег нет. А раз так – чего его трогать?

– Но до Москвы вы не доедете, – добавил он, обращаясь уже к Ленину. – Тут час езды, а контролеров, как грязи. Если без билета, вмиг высадят.

– Жаль, конечно, – сказал Ильич, хотя и не понимал, зачем ему ехать в Москву? Он уже решил дождаться рассвета и вернуться в обитель, где провел недели затворничества. Единственная загвоздка была в том, чтобы не пропустить место, где тропинка соединялась с дорогой.

Пока он раздумывал, первый алкаш внимательно разглядывал его лицо. Наконец, он выпалил:

– А вот личность ваша очень уж мне знакомая! Снимите-ка головной убор!

Ленин, нисколько не удивившись, сдернул лыжную шапочку и, улыбнувшись, посмотрел сначала на одного, потом на второго собеседника.

– Так и есть! – воскликнул человек в рваной «аляске». – Точняком, как на советском червонце! Это о вас сейчас все говорят, что будто вождь из Мавзолея воскрес?

– Говорить могут многое, – уклончиво ответил Ленин. – Главное в том, чтобы люди поверили!

– А то я думаю, почему мы к вам с таким уважением, даже трогать не стали, – восхищенно произнес узнавший его алкаш. – Господи, да разве при Советах мы такими были?! Я вон на Доске почета в колхозе висел. Больше всех на комбайне зерна намолачивал! Но где сейчас тот колхоз? А нам что делать? Если не пить, то вообще повеситься можно!

– Не грустите, скоро все изменится! – заявил Ленин. – Как говорится в Евангелии, последние станут первыми. Вам простится ваш грех, если вы раскаетесь в нем и откажетесь от пагубного зелья. Души ваши, я вижу, чисты, и если вы творили что-то не богоугодное, то не по злому умыслу, а по слабости человеческой и несовершенству чувств. Я отпускаю ваши грехи. Вы придете домой, обнимете своих близких и скажете, что теперь для всех вас начинается новая жизнь, полная радости, достатка и смирения.

Испитые мужики, еще несколько минут назад требовавшие у оказавшегося на их пути человека «бабки», застыли, стараясь не пропустить ни одного слова, которые произносил этот странник, воскресший из мертвых. От него исходила какая-то гипнотическая сила, заставлявшая их верить: как он предсказывает, так все и произойдет.

На платформе стали появляться пассажиры, собравшиеся отправиться в Москву с первой электричкой. Их тоже влекла к Ленину неведомая сила, и вскоре вокруг него образовалась небольшая толпа. Он продолжал говорить о том, как важно сейчас противостоять силам зла, способным привести к гибели все человечество.

Где-то рядом протарахтел мотоцикл, на котором на станцию приехал шрамоносец, обнаруживший пропажу своего подопечного. Протиснувшись сквозь толпу, он взял Ленина за локоть и сказал так, чтобы слышали все собравшиеся:

– Извините, Владимир Ильич, нам пора!

Больше он ничего не стал объяснять, вывел Ильича с платформы, усадил на заднее сидение мотоцикла, и умчался вместе с беглецом навстречу занимающемуся рассвету.

11

Председатель правления банка, которому Сивцов назначил встречу, сам позвонил ему по мобильному телефону рано утром и извиняющимся тоном стал объяснять ситуацию, сложившуюся после пожара. Собственно, ему и принимать-то следователя было негде: его кабинет выгорел точно так же, как и все остальные.

– Понимаете, я сейчас здесь, на пожарище, – торопливо говорил банкир. – Меня просто разрывают на части. А у нас серьезные обязательства перед клиентами: нужно возобновить все расчеты не позже завтрашнего дня.

– Но как вы это сделаете? – начал издалека Анатолий. – Насколько я понимаю, все ваши серверы сгорели, а значит, базы данных и о клиентуре, и об операциях тоже исчезли?

– Нет, что вы, такое исключено! – воскликнул руководитель банка. – У нас эффективная система дублирования, и информация главного операционного управления есть в филиалах. Другое дело, что для ее активизации потребуется время.

– Сколько? – прямо спросил следователь.

– Дня два-три, – ответил банкир.

– Не буду скрывать, что для расследования дела о смерти вашего работника информация о банковских операциях может мне понадобиться, – заметил Сивцов. – Ладно, придется дать вам пару дней, учитывая чрезвычайные обстоятельства.

– Анатолий Михайлович, моей благодарности нет предела, – залопотал собеседник. – Я ведь понимаю всю важность вашей работы, да и мы заинтересованы в быстрейшем расследовании: знаете, всякие слухи крайне неблагоприятно отражаются на репутации банка. Поэтому нам тоже нужна ясность.

– Рад, что мы понимаем друг друга. Надеюсь, вам удастся восстановить нормальную работу банка. Я желаю вам в этом успеха.

– Огромное спасибо, – лебезил банкир. – Я вам позвоню завтра вечером и назову адрес одного из наших филиалов, где мы сможем встретиться.

– Хорошо, буду ждать, – сказал Сивцов и отключил телефон.

Впервые за последние месяцы в его плотно расписанном графике образовалась вынужденная пауза. К директору компании «Кэпитал Констракшн» Лившицу идти можно было, только имея на руках хоть какие-то карты. А так ведь даже неизвестно, что его связывало с погибшим? Так что визит придется отложить.

Анатолий позвонил на работу и сообщил, что берет один из огромного числа отгулов, образовавшихся за последний год.

Он обвел взглядом свою квартиру и констатировал, что уже давно не уделял ей должного внимания. По заведенному обычаю Анатолий, когда что-то не ладилось в жизни, брался за генеральную уборку, ремонтировал неисправные приборы, склеивал сломавшиеся вещи. Сивцов считал: для того, чтобы навести порядок в себе, надо сделать это в своем окружении. И дела пойдут на лад. К сожалению, такая философия никак не отражалась на его личной жизни. Первый и единственный опыт создания семьи оказался неудачным: он вечно пропадал на работе, расследуя многочисленные дела, но его детективный дар отказал ему, когда начался распад его собственной «ячейки общества». Уже потом, задним числом Сивцов отметил некоторые странности и несоответствия в поведении жены, предоставленной, по сути, самой себе. Ища ему замену на стороне, возможно, на первых порах она просто протестовала против его постоянной занятости, хотела обратить на себя внимание мужа. Но он все ее явные и скрытые сигналы попросту не замечал, хотя и считался сыщиком, как говорится, от бога. Жена так и не поняла, была ли она нужна мужу-детективу и какое место занимала в его жизни? А если быть предельно честным, то не знал этого и сам Анатолий. Сивцов полагал, что из всей истории неудачного брака уяснил главное: он не создан для семейной идиллии.