Антон Первушин - Охота на Герострата Страница 37

- Я не могу, не могу, не могу проиграть!

От паука я ушел, сумел уйти, но потерял ориентацию, заблудился и долго бродил по каким-то мрачным закоулкам, где почти совсем не было света, росли черные колючие вьюны, где был свален бесформенными кучами разный хлам, под ногами хлюпало, и украдкой пробегали в полутьме мелкие отвратительного вида твари. Я задыхался здесь в сумерках своего разума, звал Марину, но не получал отклика, и когда уже был на пределе сил, когда потерял уже последнюю надежду выбраться, увидел вдруг впереди ярко мерцающее неоном одно-единственное слово: "ВЫХОД".

Открыв глаза, я обнаружил, что все еще сижу в кресле, а напротив стоит придвинутый журнальный столик. Только вот чемоданчика Марины на нем не было.

Приподнявшись, я увидел, что чемоданчик раскрытым опрокинут на пол, а по ковру змеей вытянулся провод с наушниками. В комнате остро пахло мочой. Я опустил глаза и к стыду своему узнал, что за время сеанса успел обмочиться.

- Вот черт! - ругнулся я. - Надо же.

Я встал. Джинсы, обивка кресла были мокры. Огляделся. Марины в гостиной не наблюдалось.

- Марина! - позвал я, но и здесь в мире объективной реальности не получил отклика.

Я решил, что стоит поменять одежду. Направился в свою ком-нату за бельем, потом сразу в душ. Наскоро вымылся, переоделся во все сухое и пошел искать Марину.

Я встретил ее на кухне.

Она в халате сидела за кухонным столом, волосы ее были распущены, а на столе стояла почти выпитая бутылка портвейна. Бокал, из которого она пила, упал, видимо, неосторожно задетый локтем, откатился к плите, оставив на полу коричневую дорожку.

Она сидела, положив голову на сомкнутые руки, спрятав лицо в ладонях.

- Марина, - окликнул я. - С вами все в порядке?

Она медленно, словно даже неуверенно изменила позу, подняла голову, волосы рассыпались по плечам, и я понял, что она пьяна.

- А-а, это ты, - произнесла Марина заплетающимся языком. Выкарабкался? Поздравляю...

Передо мной отчетливо вдруг снова встало видение затхлых коридоров, заросших похожими на колючую проволоку растениями.

- Что со мной было? - спросил я. - Что вам удалось выяснить?

- Какая разница? - Марина устало качнула головой. - Садись выпей.

- Что со мной было, Марина?

- Всегда одно и то же, - сказала она в пространство, отведя взгляд. - Всегда одно и то же. Какие все вы одинаковые.

Я шагнул к столу. Ее нужно привести в чувство. И чем скорее, тем лучше.

- Марина, - стараясь говорить как можно мягче, обратился я к ней, - мы должны...

- Заткнись! - крикнула она. - Ничего я вам не должна!

Я решил было, что она сейчас разрыдается, но глаза ее остались сухи. Вместо этого она поднялась мне навстречу.

- А вот ты, мальчик, - сказала Марина почти спокойно. - Кое-то мне должен.

Одним движением она скинула халат, под которым у нее ничего не было, кроме ровной золотистой кожи.

- Марина!..

Она схватила меня за руку.

- Ну, чего ты ждешь? Мужчина ты или импотент? Давай трахни меня!

Ее тело было прекрасно, в другой ситуации я был бы, скорее всего, рад подвернувшейся возможности познакомиться с ней поближе, но не теперь...

- Давай прямо здесь, на столе, - она небрежно смахнула на пол бутылку.

Бутылка не разбилась, укатилась вслед за бокалом.

- Марина, ты пьяна.

- Да, я пьяна. И всю жизнь мечтала трахнуться с таким вот русским мальчиком. Чего ты ждешь? Я тебе не нравлюсь? Или ты голубой?

Теперь она уже всем своим роскошным телом прижималась ко мне, а рука ее, поглаживая, коснулась моей ширинки.

- Нет, не импотент и не голубой, - отметила она с удовлетворением. - Так в чем же твоя проблема, мальчик?

Я попытался отстраниться.

- Я не хочу так, Марина.

- А я хочу именно ТАК, - она снова взъярилась. - Раздевайся!

- И не подумаю, - сказал я твердо.

- Не подумаешь? - она смотрела мне прямо в глаза. - А знаешь ты, что мне достаточно слово сказать, короткий пароль, и тебе так подумается, что ты не только меня, ты всех женщин в городе перетрахаешь и не сможешь удовлетвориться? Все вы одинаковы... Куклы, марионетки...

Я похолодел. Я увидел это отчетливо. Как меняется цвет радужки ее глаз. Совсем как тогда в первые минуты нашего знакомства. Она МОЖЕТ! Она СДЕЛАЕТ!

И чтобы остановить волну подкатившего страха, не видя другого выхода, я начал раздеваться.

Мы занялись любовью там же, на полу кухни, и было это впервые в моей жизни, когда я вовсе не получил удовольствия. С одной из самых красивых среди встречавшихся мне женщин, заметьте!

Когда все закончилось, я поспешил встать и принялся натягивать брюки. Перед глазами у меня стояло лицо Елены, и я подумал, что, наверное, она не сочтет происшедшее сегодня изменой себе, даже если когда-нибудь об этом узнает. Марина же потянулась. В глазах ее появился блеск. Она села на полу, обхватила руками колени и, глядя на меня снизу вверх, попросила:

- Дай сигаретку.

- Зачем ты так, Марина? - спросил я ее.

Она проигнорировала вопрос.

- А эти там сидят, мучаются, - сказала она с пьяной улыбкой на припухших губах. - Коллеги наши, партнеры... Скучно им... Давай их повеселим, белым помашем.

Я не успел ее остановить. Она схватила все еще валяющуюся на полу мою футболку, резво вскочила и, подбежав к окну кухни, замахала ею, как флагом.

Реакция последовала незамедлительно. Не прошло и пятнадцати секунд, как в прихожей затопали и в кухню ворвались двое бойцов.

- Старший. Лейтенант. Лузгин! - представился один из них: мой давний лаконичный знакомец (представлялся он не мне, конечно, без персоналий - по долгу службы). - Что... - он замолчал, уставившись на Марину; на губах его появилась нехорошая ухмылка.

- Все в порядке, лейтенант, - поспешно сказал я. - Ложная тревога.

- И проверка связи, - ввернула Марина.

Нахваталась уже идиом!

Она расположилась у окна, отставив соблазнительно ногу и легко поводя пальцами по левой своей груди. В обход и вокруг соска. Нехорошая ухмылка старшего лейтенанта Лузгина стала еще шире.

- Значит. Все. В порядке? - переспросил он, бесцеремонно обследуя Марину взглядом.

Лицо Марины вдруг страшно исказилось.

- Вон! - закричала она, оскалившись. - Все вон! Вон отсюда!

Она подхватила с пола бутылку и запустила ею в лейтенанта. Тот едва успел увернуться.

- Значит, все в порядке? - неожиданной для него скороговоркой и совсем другим тоном уточнил Лузгин и вместе со своим напарником поспешил ретироваться.

Когда они ушли, Марина, упав на колени, разрыдалась. Я этого ожидал, присев рядом, осторожно погладил ее по плечу.

Все-таки она не выдержала. Все-таки зря я на нее понадеялся. Все-таки она женщина...

Я отвел Марину в ее спальню, уложил в постель. А она, захлебываясь, рассказывала. Рассказывала о пятнадцати безмерно долгих потерянных годах, о том как взяли ее в оборот, когда не было ей еще и двадцати (так я узнал, что Марине на самом деле уже тридцать пять лет); рассказывала об изнурительных тренировках и перенесенных операциях; брала мою руку и заставляла ощупывать странные ямки на ее голове, прикрытые волосами. Она рассказывала о растоптанных надеждах и изнуряющем одиночестве, о страхе, ненависти и подозрительности; о серых стенах, в которых прошла половина ее жизни и тех людях, что умирали у нее на глазах. Она ведь подумала, что и я тоже умер, что не выкарабкаться мне; что зря я полез, что зря она согласилась, и что теперь всегда так будет: куда бы она не пошла, что бы она не сделала, все всегда будут умирать...

А слезы текли и текли, и лицо ее показалось мне в эти минуты лицом совсем маленькой девочки, оплакивающей безудержу свою давно потерянную, но до сих пор горячо любимую игрушку - свои иллюзии... И горе этой девчушки было так велико, что я на время позабыл о собственных проблемах.

А когда слезы кончились, она посмотрела на меня красными заплаканными глазами и попросила тихо, очень так жалобно:

- Борис, ты останься. Не бросай меня.

И я остался с ней на ночь, и это уже была самая настоящая измена моей Елене. И не думаю, что она мне когда-нибудь простит ее.

Но иначе поступить я не мог...

Утром приехал Сифоров. Оживленный, почти счастливый.

- Ребята, - сказал он, весь светясь. - Сегодня ночью Центр-два был атакован. Герострат в наших руках. Сейчас его допрашивают в Большом Доме. Ребята, мы победили!

- Вот и прекрасно, - сказала Марина, с утра она выглядела привычно сдержанной. - Надеюсь, теперь вы не нуждаетесь в моих услугах?

- Мы победили, Марина, о чем речь?

- Тогда убирайтесь! Оба. Не могу вас больше никого видеть.

Сифоров вопросительно взглянул на меня. Я пожал плечами.

Мы отправились на Литейный, и действительно мне с Мариной больше увидеться не пришлось. Не знаю, стоит ли мне жалеть об этом.