Яблоко транзита - Хаим Калин Страница 38

миражей с ясным и предельно отмобилизованным умом: «Михаль, как бы умна от природы и профессионально натаскана ни была, судя по увиденному, женщина, у которой чувственное и воображаемое образуют с рацио эффектное, но малоэффективное для моей безлимитной драмы целое. Не то чтобы диссонанс масштаба – острота и многомерность моей проблемы предполагает союзника с оптикой, куда большего геополитического разрешения, на которую тягловая лошадка спецслужбы, пусть породистая, не способна. Ко всему прочему, Михаль болезненно амбициозна, что в сочетании с эндемической мстительностью делает ее ложным кандидатом для посредничества, цена которого ломящийся пожизненный (с учетом возраста) срок. Осознай она, что повинной и не пахнет, и ею наперекор ее задаче попользовались, сотворит из меня на подобие жабо. Вся беда, однако, в том, что и топ «Моссада» видит в Алексе Куршине, баловне случая, уникальный информационный файл, не более, ибо аппетиты разведки Израиля дальше региона не простираются. Так что пока носитель файла пароль к нему не передаст, любой размен с дружественной или оппонирующей стороной им не интересен.

Вот такие, брат, пироги, а по-нашенски, бурекасы…»

Тяжко вздохнув, Алекс принял позу эмбриона то ли в позыве отдать себя на поруки матушки-природы, то ли выпрашивая у нее подсказку. Впрочем, спустя считанные минуты он уже крепко спал.

Глава 11

Борт рейса авиакомпании «Дельта» Вашингтон-Лос-Анжелес, 3 июня 2021 г.

Бретт Холмгрен, помощник госсекретаря по вопросам разведки и анализа данных, после трагедии 9/11 летать не любил – не столько подхватил вирус аэрофобии, сколько испытывал на борту комплекс ВИП-функционера сверхдержавы, которой секта фанатиков поставила в три хода мат, пусть в партии блиц. Между тем маета мысли и чувств на борту, гоняя по замкнутому кругу, каждый раз обрывалась незатейливо: общество, зацикленное на потреблении, обречено с той или иной частотой кризис бдительности воспроизводить…

Между тем сегодня Бретт постигает иные смыслы, которые норовит уложить в ложе прикладной задачи. Они созвучны угрозе исламского фундаментализма, более того, своим масштабом и поступью, задвигают того на второй план угроз цивилизации. Имя этой тектоники – старо-новый русский экспансионизм, разворачивающий порядки горячей войны. Обоснование тому – экстренный доклад Пентагона, согласно которому майское развертывание воинских российских контингентов у границ Украины под видом учений – отнюдь не акция устрашения, а запланированная интервенция; комплектность боеприпасов и концентрация сугубо наступательных видов вооружения у границ Украины, как и донесения агентов, не оставляют места для двояких толкований.

Всё это в противовес господствующему в экспертном сообществе мнению о том, что российская доктрина «гибридной войны» – синоним войны исподтишка, шакальих методов экспансии – будто не вписывается в военную компанию широкого формата. Потому администрация в растерянности, перескакивая с одной развилки «неочевидное – непоправимое» на другую схожего пошиба.

Чего-чего, а большая война в Европе Вашингтону ни в дальней, ни в ближней перспективе не рисовалась. Клептократия – утрамбовавшаяся в России модель властвования – это все же про свою, а не геополитическую задницу. Ну а риторика русских, сколь нетерпимой она ни была, представлялась всего лишь издержкой современного дискурса, в основе которого, скорее, безудержная маргинализация инфопространства, нежели плюрализм мнений – последняя липа в посадке демократии, в новом веке беззастенчиво пущенной на дрова.

Вояж Бретта Холмгрена в Лос-Анжелес – один из кругов, разошедшихся вследствие русской интервенции по умолчанию. Что предсказуемо: Госдепартамент – куратор международной повестки через призму американских интересов. Только почему Лос-Анжелес, а не Киев или хотя бы мятежная Москва – вызов конфигурации однополюсного мира? Может, Бретт конспирирует, удлиняя маршрут, или это тайная дипломатия на территории посредника, скажем, Токио?..

Между тем вояж Холмгрена ни родным ведомством, ни кем-либо иным не санкционирован. Более того, его работодатель – госсекретарь Блинкен – даже не в курсе, что два отгула, взятых его помощником под предлогом семейного торжества – юбилей кузена Ника Коннелли, голливудского продюсера – следствие приготовлений Кремля к полномасштабной войне с Украиной, аукнувшихся резким скачком температуры в микроклимате Белого Дома. И внезапный отъезд Бретта не что иное, как один из прожектов контрмер, впопыхах наструганных администрацией. Объединяет их признак бессилия перед иррациональной силой ядерного рычага, способного сковырнуть за час-другой планету, ибо прямой доступ к нему – у президента России, оказалось, обезумевшего от горба коррупционных преступлений и неверия, что с его патологией в какую-либо пещеру неприкосновенности можно втиснуться, оттого пустившегося в геополитические тяжкие.

Пикантность момента в том, что прожект Холмгрена – частный, на его страх и риск. Риск при этом двойной: в лучшем случае влечет профессиональную дисквалификацию, в худшем – россыпь уголовных обвинений, легчайшее из которых – злоупотребление служебных положением. Ведь русская «Барбаросса» на марше – доступная лишь единицам тайна, причем, с обеих сторон…

Как бы то ни было, Бретт, пришпорив судьбу, холодной одержимостью нацелен приделать своему предприятию ноги, которые, он уверовал, распахнут перед ним двери клуба политических тяжеловесов. Высота полета – семь тысяч миль – лишь подчеркивает исключительность почина. Ведь на кону благополучие цивилизации, как таковой. Это как минимум, сценарий же, мягко выражаясь, менее оптимистичный – за пределами общепринятых смыслов. Так что, уместна ли здесь ирония?.. Да и борт пошел на снижение.

***

На следующий день, Западный Голливуд

Ник Коннелли, хоть и несколько припухший от вчерашнего каскада тостов, являл образ умного, вышколенного затейливой киношной средой человека, транслируя синтез жесткой собранности и доброжелательства. Он считывал, точно сканнер, полученный от его двоюродного брата Бретта, сидящего напротив, текст, умудряясь при этом время от времени бросать на визави приязненные взгляды. Впрочем, то, скорее всего, ритуальные знаки внимания, общее место западного этикета. Волчий билет Бретту, дай его затея пробоину, вручат с пожеланиями счастья и процветания на жизненном пути, что в той же мере верно и для мира грез – кино, как и западной культуры в целом.

На третьем листе Ник стал одобрительно покачивать головой – то ли в знак признания увлекательного сюжета, то ли так поддерживая необременительную атмосферу. Это вновь значило ровно то, что кинопродюсер Ник Коннелли по праву в своей ячейке – сословия джентльменов и благотворителей. Нелишне добавить – унаследовавших некогда отнятое и, никого не подпускающих к своей резервации успеха. Так что проблема Бретта Холмгрена, будь она в компетенции продюсера, в длинном ряду оферт, всплывающих на поверхности киноиндустрии, но, за вычетом немногих, плавсредства не обретающих, без оглядки на кого-либо…

Аккуратно приземлив на журнальный столик папку с прочитанным, Ник занял позу вежливого слушателя, тогда как с позиций его ремесла, будто предполагалось наоборот, по меньшей мере, комментатора. Но вновь сработала поведенческая обманка – ненавязчиво обозрев визави, он заговорил:

– Твое подтверждение приезда на банкет с поздравлениями, отправленное после дедлайн регистрации, я естественно не прочитал. Когда же, Бретт, тебя