Чингиз Абдуллаев - Рандеву с Валтасаром Страница 39

«Сумасшедший дом, — обреченно подумал он, — какой я, к черту, европеец. Я самый настоящий азиат».

Итальянка взглянула на него, улыбнулась и легла. Она оказалась почти рядом с его ногами. Он пошевелил пальцами и взглянул на лежавшую женщину. Итальянка была сложена безупречно. Дронго закрыл глаза. Чтобы выйти, нужно подняться и перешагнуть через одну из немок. Не говоря уже о том, что подниматься придется буквально на глазах у итальянки.

«Чертовы нудисты», — думал он. Ему было не смешно. Немки же прыскали. Их, очевидно, забавляла эта ситуация.

«Не буду о них думать», — вздохнул он, заставляя себя мысленно переключиться на что-то другое. Но сделать это было невозможно. Дронго посмотрел на лежавшую рядом немку, потом перевел взгляд на итальянку. Та повернула голову и взглянула на него, а затем медленно и спокойно осмотрела с головы до ног. Неожиданно она широко улыбнулась и громко сказала:

— О мама миа! Браво, сеньор!

Он с ужасом поднял голову. Она смотрела именно туда, куда не нужно было смотреть. Дронго почувствовал, что краснеет. Он не был аскетом и не отличался особым целомудрием, но ему было неловко. В этой сауне ему стало очевидно, что он никогда не сможет стать стопроцентным европейцем.

— Извините, — сказал он, пытаясь подняться.

Итальянка продолжала с восхищением смотреть на него. Он решительно перешагнул через немку. Последняя даже не открыла глаза.

«Никогда в жизни больше не буду появляться в этих немецких саунах, — торжественно поклялся Дронго. — Какой идиот придумал эти нудистские забавы». Он выскочил из сауны, чувствуя, что задыхается. Голый немец, похожий на большую розовую свинью, лениво посмотрел на выскочившего Дронго. Немец был в состоянии неги. Его явно не волновали голые женщины.

«Нужно было уйти вместе с остальными», — подумал Дронго, бросаясь к своим вещам. Через минуту он был в своем номере, где решил принять душ.

«Мы другие, — размышлял он, ожесточенно орудуя мочалкой, — у нас другие взгляды, другая мораль. Нам кажется постыдным обнажаться перед другими. Они воспитывались на западноевропейской живописи, где был развит культ голого тела. Для них сексуальная революция — это событие тридцатилетней давности, а автоматы с презервативами так же естественны, как для нас автоматы с минеральной водой. Они не стесняются признаваться в своих гомосексуальных и лесбийских симпатиях, а для нас это страшное табу до сих пор».

Он вышел из ванной, собираясь позвонить портье. И вдруг сел на диван и расхохотался. Он не мог себе представить, что поведет себя подобным образом. Видимо, сказалась его неготовность к такому развитию событий. Позвонив портье, он вызвал горничную и, дав ей десять долларов, попросил срочно погладить темно-синий костюм и белую сорочку. Через двадцать минут женщина принесла костюм, и он начал одеваться.

Спустившись вниз, Дронго увидел испанцев — Альберто Порлана и его супругу. Оба были взволнованы.

— В наш номер проник человек, сообщил Альберто. — Мы уже сообщили в полицию. Сейчас они должны приехать.

— У вас что-то пропало? — спросил Дронго.

— Ничего особенного, — ответил Альберто, — немного денег, зонтик моей супруги и мой дневник. Странно, что вор смог открыть мой дипломат, закрытый на кодированный замок, и украл только дневник и деньги, оставив портфель.

— Какой дневник?

— Я записывал там события, происходившие с нами в дороге. Путевой дневник.

— Тот самый, о котором вы говорили в вагоне-ресторане?

— Да, тот самый, — растерянно сказал Альберто. — Не понимаю, кому он мог понадобиться. И деньги украли — шестьсот долларов.

— Когда в поезде произошел несчастный случай с Темелисом, вы вместе вернулись в свой вагон?

— Конечно, — кивнул расстроенный Альберто, — мы были все вместе, вчетвером. Потом Карлос достал свою книжку и пошел к вам. А за ним пошли и все мы.

— Надеюсь, полиция найдет вора, — пробормотал Дронго.

Он пошел дальше, к выходу. В небольшом кафе за столиком сидели несколько человек. У стойки бара стояли Виржиния Захарьева и Павел Борисов.

— Три золотые текилы, — сказал Дронго, подходя к стойке.

Роль барменши выполняла миловидная немка. Она принесла три рюмки текилы с дольками апельсина. По правилам, золотую текилу подавали с апельсином и перцем, а серебряную — с лимоном и солью. Но Дронго не любил текилу с апельсинами.

— Нарежьте нам лимон. — попросил он девушку.

Та кивнула. К стойке подошел Геркус. В отличие от своего друга Эужения Геркус был человеком улыбчивым, на его круглом лице постоянно светилась мягкая улыбка.

— Вы самый счастливый человек на земле, — постучал по стойке Дронго. — Сколько я вас вижу, вы всегда улыбаетесь.

— Да, — сказал Геркус. — это действительно так. Мне нравится и наша поездка, и наши люди. Если бы не несчастный случай, вообще все было бы хорошо.

— Еще одну текилу, — попросил Дронго.

— Какой несчастный случай? — хриплым голосом спросил Борисов. — Вы разве не поняли, что Темелиса убили? И у меня есть доказательства.

— Как это убили? — не понял Геркус.

— Просто выбросили из поезда, — зло добавил Борисов, — а вы говорите про несчастный случай.

— Я не знал, — растерялся Геркус.

— Интересно, какие у вас доказательства? — поинтересовался Дронго у болгарина.

— Виржиния слышала, как кто-то позвал Темелиса, и он по-гречески ответил, что сейчас придет. Наверно, это был убийца, — сообщил Борисов.

— Вы знаете греческий? — спросил Дронго у Захарьевой.

— Нет, почти не знаю, — усмехнулась она, — но они наши соседи, и я не могла ошибиться.

— Геркус, — обратился к литовцу Дронго, — вы успели вернуться в вагон-ресторан, а где было ваше купе — в соседнем вагоне?

— Да, — кивнул Геркус, — поэтому мы вернулись раньше других.

— И кто был в соседнем купе?

— Там были греки. Два киприота и два грека.

— Значит, купе Темелиса было рядом с вами.

— Да, — ответил Геркус и поднял текилу: — Ваше здоровье.

— Ваше здоровье, — залпом выпил текилу Дронго.

Болгары выпили следом за ним. Виржиния закусила лимоном, а потом, подумав немного, взяла и апельсиновую дольку.

— Это точно, что купе Темелиса рядом с вами? — спросил Дронго.

— Конечно, — улыбнулся Геркус, — можете спросить у киприотов. Они были вместе с Темелисом.

— А наше купе — следующее, — вставил Борисов, — и мы были вместе с Пашковым и англичанкой. Они остались в купе, когда мы с Виржинией пошли обедать.

— Понятно, — Дронго пошел дальше.

За столиком на улице сидела Дубравка Угрешич. Она была родом из Хорватии, жила в Голландии, но в поездке представляла Германию. Известный критик и ученный, она свободно говорила по-русски. Он подошел к ее столику. Рядом под навесом, укрывшись от начинавшегося дождя, сидели Бондаренко, Вотанова и Микола Зинчук.

— Вы опять успели переодеться, — восхитилась Дубравка. — Думаю, вы самый элегантный мужчина в нашей группе.

— Вы, как всегда, очень любезны, — он сел рядом, думая о разговоре с Геркусом.

— Это все миф, — не унималась Дубравка. — Почему-то считают, что женщины должны любить небритых ковбоев. Но это не так. Мужчина должен хорошо пахнуть, у него должны быть чистые носки, чистое белье и чистые носовые платки.

— Конечно, — вставила Катя Вотанова, — целоваться с небритым мужчиной мало приятного.

— Никогда не целовался с небритым мужчиной, — засмеялся Дронго, — наверно это действительно не очень приятно.

Вотанова нахмурилась, но ничего не ответила. Дронго все еще думал о разговоре с Геркусом. Его смущало очевидное несоответствие в действиях погибшего Темелиса. Увидев, что к ним подошел официант, он машинально поднял руку:

— Принесите всем кофе, — попросил Дронго, — хотя нет, мне принесите чай, а остальным кофе.

Он заметил подошедшего Эужения. Тот стоял у стойки бара и что-то спрашивал у Геркуса. «Нужно поговорить и с ним», — подумал Дронго. И в этот момент услышал раздраженный голос Екатерины Вотановой:

— Почему вы не спросили, хотим ли мы кофе? Вам не кажется, что это неправильно — ставить нас перед фактом?

— Извините, — пробормотал Дронго. Он думал в этот момент совсем о другом.

Она возмущенно поднялась, взглянув на Дронго. Следом растерянно поднялся Андрей, очевидно, не ожидавший от жены подобной реакции.

— У нее тяжелый характер, — напомнил улыбающийся Микола. — Я, кажется, вас предупреждал.

— Можно отменить заказ, — сказал Дронго, отвлекаясь от своих размышлений, — просто неудобно, если мне принесут второй чай, а вам не дадут ничего. Извините, я меньше всего хотел вас обидеть.

— Возможно, — согласилась она, — но я не хочу кофе. И не люблю, когда мне навязывают чужие решения.

Она была явно раздражена. Неужели он сказал что-то лишнее?