Лев Гурский - Опасность Страница 40

На меня снова стала надвигаться какая-то темная бредятина.

— Подождите-ка, — быстро сказал я. — А кто именно передал эту телефонограмму? Это ведь документ, там обязаны быть исходящий номер и фамилия оператора.

— Да вроде правильная телефонограмма, по форме, — растерялся уже старший лейтенант. — Сейчас… один момент… у меня должна быть с собой копия. — Он лихорадочно зашарил по карманам. Делать это, сидя на заднем сиденье в окружении своих оперативников, было неудобно. Поэтому он снова выбрался из «волги», произвел тщательный самообыск и наконец извлек нужный листок. Сам развернул, сам перечитал внимательно, и на его мужественной физиономии отразилось глубочайшее недоумение. Словно вдруг выяснилось, что телефонограмма была на китайском языке.

Я принял бумажку из рук обалдевшего Коваленко и внимательно изучил. Отправлено из Москвы сие послание было сегодня рано утром — то есть в те часы, когда я еще мирно спал в одном купе с попом-расстригой Евгением.

Текст был стандартный. Московское управление Минбеза информировало саратовских коллег о возможной высадке в Саратове опасного сукина сына Нагеля. Указывалось, что Нагель вооружен, профессионален и что, в случае невозможности захвата, разрешается открывать огонь на поражение. Затем сообщались мой вагон и мое место.

Самым интересным, однако, был даже не текст послания. Самым интересным тут была подпись.

Оказывается, телефонограмму в Саратов отправил не кто иной, как капитан Минбеза М. А. Лаптев собственной персоной.

РЕТРОСПЕКТИВА-6

8 февраля 1950 года Москва

Кремль жил странной жизнью. Днем чиновники отсыпались, зато ночами чуть ли не до утра сидели по кабинетам, одинокие, как совы. Понять этот административный феномен было решительно невозможно. Голубоглазый херувим Валя Лебедев высказал, правда, в курилке оригинальное предположение, что начальство-де само тайком низкопоклонствует перед заграницей и уже перешло с московского времени на вашингтонское. Припомнив эту опасную шуточку, Курчатов с трудом подавил улыбку и тихонько взглянул на часы: половина четвертого. Боже, когда все это кончится?..

Малозаметный жест Курчатова между тем не укрылся от бдительного ока Большого Лаврентия. Он прервал свой угрожающий монолог на полуслове, хряснул кулаком по столу и визгливо крикнул, глядя прямо в глаза руководителю своего атомного Спецкомитета:

— В Лефортове на часы будешь смотреть! Понял, нет?

Крик Берии, отразившись от стен его огромного кабинета, отозвался глухим эхом в дальних полутемных углах и уже в виде шепота вернулся к письменному столу в круг света большой настольной лампы под зеленым абажуром. Курчатов чуть отклонил голову и дал возможность шепоту мирно умереть в лоне декоративного чернильного прибора. Когда-то, в самом начале работы над Проектом, подобные всплески эмоций Большого Лаврентия его нервировали. Потом он к ним привык и перестал обращать на них внимание. Он, Курчатов, был необходим Берии позарез. И потому Берия мог скорее засадить в Лефортово собственную жену, чем его, сорокасемилетнего шефа самого главного научного проекта в Советском Союзе. Любая неудача с бомбой могла автоматически прекратить и карьеру одного из самых влиятельных членов Политбюро… Тем не менее Курчатов сказал покладисто:

— Понял, Лаврентий Павлович. Если я уже арестован, распорядитесь, чтобы меня проводили в камеру. Уже поздно, я устал и хотел бы, если возможно, хотя бы часика четыре поработать над собой.

— Пора… чего-чего?! — поперхнулся Большой Лаврентий. — Ты что несешь? Спятил, что ли?

Курчатов потряс головой, отгоняя подступавшую дремоту. Он вдруг сообразил, что Берия — в отличие от всех сотрудников ЛФТИ, задействованных в Проекте, — не обучен ни одному из выражений особого полушутливого языка, распространенного на Объекте № 1. И, стало быть, он не знает, что «иди, отдохни» означает получение нового задания, а пожелание сотруднику поработать над собой значит всего-навсего разрешение пойти и выспаться. Однако объяснять сейчас все эти тонкости означало бы вызвать у Большого Лаврентия вспышку раздраженной подозрительности. Берия не любил шуток — если, конечно, не шутил сам.

— Я имею в виду — поспать, — быстро поправился Курчатов.

Берия успокоился.

— Успеешь! — сердито сказал он, правда, уже тоном ниже. — И в камеру — еще успеешь. Если страна сегодня нуждается в твоих профессорских мозгах, то не воображай, что ты господь Бог. У нас незаменимых нет, между прочим. Чуть что — запросто можешь загреметь на лесоповал.

«Только после вас, Лаврентий Павлович», — проговорил Курчатов. Правда, мысленно.

— И между прочим, — продолжил, между тем, Берия, — с успехами у вас, прямо скажем, негусто. Где водородная бомба, я тебя спрашиваю?

— Мы занимаемся этой проблемой, — спокойно ответил Курчатов. — Теоретически схема близка к завершению. Что касается практической стороны вопроса…

— Ты мне тут не крути! — злобно перебил Большой Лаврентий. — Ты мне брось ваши профессорские штучки. С одной стороны… с другой стороны… Знаем, слыхали. Ты лучше скажи прямо: к майским праздникам будет водородная бомба или нет?!

Эхо вяло пробежало по кабинету и вновь утонуло в чернильнице.

— К майским не будет, Лаврентий Павлович, — твердо ответил Курчатов. — Боюсь, что не будет и к ноябрьским. Новый технологический цикл…

Берия отмахнулся, даже не дослушав.

— Ци-икл, — передразнил он. — Пока наши соколы доставали вам американские секреты из самого Лос-Аламоса, цикл у вас был в порядке. А как только их контрразведка зацапала с потрохами этого Фукса — так сразу вы оказались в глубокой жопе… В жопе, — с удовольствием повторил Большой Лаврентий. — Нет, скажешь, что ли?

Курчатов уже знал эту историю. На самом деле Фукс не был агентом МГБ и никто его специально не вербовал. Данные о последних разработках лос-аламосской лаборатории он передавал нашим бесплатно, из идейных соображений. Месяц назад его арестовали в Санта-Фе, буквально на глазах у нашего связника — в тот момент, когда он закладывал очередное сообщение в специальную капсулу на автостоянке. По правде говоря, в информации Фукса нового, пригодного для советского Проекта, было немного: в основном, она подтверждала, что физики в США и в СССР идут в одинаковом направлении и примерно одинаковыми темпами. Хотя, конечно, и это было немаловажно, ибо гарантировало от явных и долгих ошибок. От того тупика, в который однажды попал великий Отто Ган со своей лабораторией — да так плотно, что лишил своего фюрера всяких надежд на атомную бомбу. Потому, кстати, завод тяжелой воды в Норвегии уничтожать английским десантникам было совсем не обязательно. Тоже, вероятно, английское начальство их дергало: мол, давай-давай, покажи результат. Наверняка Большой Уинстон ничем не лучше Большого Лаврентия. Разве что респектабельнее в манерах…

— Помощь разведки трудно переоценить, — осторожно сказал Курчатов. — Однако теперь мы уже движемся самостоятельно и прекрасно справимся собственными силами. Я полагаю, что года через полтора вторая модификация «изделия» будет завершена.

— Смотри у меня, — с нажимом произнес Берия. — Ох, смотри, Борода. Если ошибетесь или там обманете, то тебе первому несдобровать. Тебе, Сахарову твоему, Фролову этому настырному и всем твоим ученым евреям… не много ли их у тебя, кстати? Впору синагогу открывать. Говорят, они у тебя уже по субботам работать отказываются? — Большой Лаврентий визгливо засмеялся. Тоненькое эхо не стало кружить по комнате, а сразу прямой дорогой отправилось все в ту же злополучную чернильницу.

Курчатов вздохнул. Берия намекал на Мотю Агреста — рыжего, носатого и вполне безумного математического гения. Мотя был лучшим в группе расчетчиков, но, как назло, оказался правоверным иудеем и отказывался по субботам даже брать в руки мел. Сам вопрос с Мотей не стоил выеденного яйца: достаточно было сменить всей группе выходной с воскресенья на субботу. Однако пока утрясался новый график, кто-то из младшего персонала то ли проболтался, то ли намеренно стукнул о чудачествах Агреста. Кадровик полез в личное дело — и тут с ужасом обнаружил у гения, кроме математического, еще и религиозное образование. Оказывается, в свое время Мотя успел закончить ешиву… или как там называется это учебное заведение, готовящее раввинов. Агреста моментально выперли с Объекта Ne 1 и лишь благодаря заступничеству самого Курчатова не бросили за колючку. Так, на всякий случай, секретности ради.

— Если вас не устраивает мой подбор кадров для Проекта, — вежливо Проговорил Курчатов, — я готов передать свои функции генералу Серову. Или даже самому товарищу Абакумову. Не сомневаюсь, они прекрасно справятся и подберут мне физиков с безупречными анкетами.