Грэм Грин - Доверенное лицо Страница 41

Между баптистской церковью и соседним домом был узкий проход. Д. застыл, не сводя глаз с улицы, в ожидании Крики и автобуса. Единственный оставшийся в Бендиче полицейский дежурил, наверное, у дома Чарли Стоува, дожидаясь ордера на обыск. За спиной Д. высились горы пустой породы — где-то там в темноте мальчишки собирались у склада взрывчатки. Из церкви доносился нестройный хор женских голосов: «Слава всевышнему на небесах…»

Пошел мелкий дождь, принесенный ветром с севера. Он был пропитан угольной пылью и стекал по лицу, как разведенная краска, оставляя грязные полосы. Мужской голос, — басовитый, добрый и уверенный, где-то совсем рядом отчетливо произнес: «Помолимся все», и торжественно поплыла импровизированная молитва: «Источник всего добра и правды… благословляем тебя за дары твои…» Дождь просочился через плащ, и мокрая рубаха легла на грудь холодным компрессом. Что это — шум машины? Он услышал яростный треск мотора и осторожно высунулся на улицу, ожидая увидеть Крики.

И тут же отпрянул обратно во тьму — это был не автобус, а мотоцикл, на котором ехал полицейский, должно быть, привез ордер из Вулхэмптона. Значит, они вот-вот выяснят, что у Чарли Стоува его нет. Куда же запропастился автобус? Теперь они наверняка остановят и обыщут автобус, если только ребята и такой вариант не предусмотрели. Он распластался по церковной стене, стараясь хоть спину уберечь от секущего дождя, и, слыша молитву, представил себе светлый, облицованный деревянными панелями зал, стол вместо алтаря, теплые батареи, женщины в воскресных платьях… Среди них и миссис Беннет. «Мы молим тебя за наш истерзанный и измученный мир… Мы помянем перед тобой жертвы войны, бездомных и нищих». Он угрюмо улыбнулся и подумал: если бы они знали, что молятся за меня. Как бы им это понравилось? Они запели гимн, и торжественные слова поплыли в темноту: «В святой любви пребудем, да не убоится сердце перемен…»

Его бросило поперек прохода, и он упал, ударившись затылком о камень. Шрапнелью посыпалось стекло. Ему почудилось, что вся стена над ним накренилась и вот-вот повалится на него. Он закричал. Он кричал от страха, не от грохота — грохот был слишком сильный, чтобы его слышать. Звук взрыва осознаешь, когда он затихает и доносится только лай собак, крики людей, шипение осыпающегося кирпичного щебня. Он закрыл лицо руками, защищая глаза, и снова закричал. По улице бежали люди. Неподалеку раздавались бравурные звуки фисгармонии, но он уже их не слышал, он снова лежал под развалинами дома, снова мех мертвой кошки щекотал ему губы.

Чей-то голос произнес: «Вот он». Его откапывали, но он не мог даже пошевельнуться, чтобы увернуться от удара лопаты или лома… Он обливался потом от ужаса и звал кого-то на своем родном языке… Чья-то рука коснулась его, и тут что-то щелкнуло в его мозгу, и он снова оказался на Дуврском шоссе, и его касались грубые лапищи шофера. Он свирепо сказал:

— Уберите руки!

— У него пистолет?

— Нет.

— А отчего правый карман оттопыривается?

— Где? Ах, это… Смешно, смотрите — кокосовый орех.

— Ранен?

— Не думаю, — сказал кто-то из темноты. — Пожалуй, только испугался.

— Наденьте-ка наручники.

В одно мгновение он проделал обратный путь — от мертвой кошки через Дуврское шоссе к шахтерскому поселку Бендич. Он почувствовал, как на кистях рук защелкнулись наручники, как кто-то смахнул мусор с закрытых глаз. Стена все так же возвышалась над ним и все с тем же упорством моросил дождь: ничего не изменилось, если не считать кучи разбитого стекла. Над ним склонились два полицейских, а в нескольких шагах небольшая угрюмая толпа с жадностью следила за происходящим. Из церкви донесся голос: «Проповедь взята из…»

— Ладно, — сказал Д., — пошли.

Он с трудом поднялся на ноги — падая, он ушиб спину. Он сказал:

— Я бы посидел минуту, если вы не возражаете.

Полицейский усмехнулся:

— У вас для этого будет достаточно времени.

Один из них взял его за руку и вывел на тусклую улицу. В нескольких шагах от них стоял автобус с табличкой «Вулхэмптон». С его подножки за ним бесстрастно наблюдал парень с сумкой через плечо.

Д. спросил:

— В чем меня обвиняют?

— С вас хватит, — сказал полицейский, — не беспокойтесь.

— Мне кажется, — сказал Д., глядя на наручники, — что у меня есть право…

— Употребление выражений, ведущих к нарушению общественного порядка… и присутствие в огороженном частном владении с целью совершения грабежа. Этого вам достаточно?

Д. засмеялся. Он просто не мог удержаться:

— Два свеженьких пункта. Прейскурант растет…

В участке ему дали хлеба с маслом, чашку какао и заперли в камере. Такого покоя он не испытывал давно. Он слышал, как они звонили по телефону в Вулхэмптон, докладывали о нем, но не мог разобрать ни слова… Вскоре младший полицейский принес тарелку супа. Он сказал:

— Вы, оказывается, важная птица!

— Еще бы!

— Вас требуют доставить в Лондон и побыстрее. — И добавил уважительно: — Хотят допросить вас.

— О чем?

— Не имею права говорить вам, но вы, наверное, видели газету. Поедете ночным поездом. Со мной. Я, признаться, не возражаю — давненько не бывал в Лондоне.

Д. спросил:

— Не могли бы вы сказать… этот взрыв… кто-нибудь пострадал?

Полицейский с охотой стал разъяснять:

— Какие-то сопляки взорвали сарай с взрывчаткой около шахты. Но, вы не поверите, никто не пострадал. Кроме старого Джорджа Джарвиса. Что он там делал — непонятно. Жалуется, что его сильно контузило, но я-то знаю — старого Джорджа и землетрясение не растрясет.

— Значит, ущерб невелик?

— Никакого ущерба — конечно, если не считать самого склада и нескольких разбитых окон.

— Благодарю вас.

И последняя пуля — мимо.

Часть четвертая

Конец

I

У судьи были реденькие седые волосы, пенсне и глубокие морщины у рта, придававшие лицу выражение кислого добродушия. Он нетерпеливо постукивал авторучкой по столу. Похоже было, что бесконечное бормотание свидетелей-полицейских, в конце концов, начало действовать ему на нервы.

— Далее перейдем к тому-то и тому-то… Согласно полученной информации… — бубнили полицейские. — Короче, вы хотите сказать… — раздраженно обрывал судья.

Д. разрешили сесть на скамью. Со своего места он видел только несколько судебных чиновников, полицейских, судью и секретаря — все незнакомые лица. Но когда он стоял у входа в зал судебного заседания, ожидая, пока выкликнут его имя, он увидел в зале среди публики мистера Мукерджи, старого доктора Беллоуза и даже мисс Карпентер. Подходя к скамье подсудимых, он через силу им улыбнулся. Как, должно быть, они озадачены — все, кроме, конечно, мистера Мукерджи, у которого на все случаи жизни были припасены свои теории. Д. чувствовал невыразимую усталость.

Эти тридцать шесть часов тянулись бесконечно. Сначала путешествие в Лондон со словоохотливым полицейским, который не давал ему спать всю ночь своими разговорами о матче по боксу в Альберт-холле, куда он то ли попадет, то ли нет. Потом допрос в Скотланд-Ярде. Вначале это его забавляло — так они были не похожи на допросы с дубинкой, через которые он уже прошел у себя на родине. Допрашивали трое. Они сидели или прохаживались по комнате, стараясь быть щепетильно справедливыми. Время от времени один из них приносил ему на подносе чай и печенье — дешевый чай и вполне съедобное печенье. Иногда они угощали его сигаретами, а он предлагал им свои. Его крепкий черный табак пришелся им не по вкусу, и он усмехнулся про себя, заметив, как они украдкой записали марку сигарет — на всякий случай.

Очевидно, они пытались повесить на него смерть мистера К., и он гадал, что стало с остальными обвинениями: фальшивый паспорт, так называемое самоубийство Эльзы, не говоря уже о взрыве в Бендиче. — Что вы сделали с револьвером? — спросили они. Это был единственный вопрос, связанный с инцидентом в посольстве.

— Бросил в Темзу, — ответил он, усмехнувшись.

Они настаивали на деталях со всей возможной серьезностью — казалось, они готовы нанять водолазов и привезти землечерпалки.

Он пояснил:

— У одного из ваших мостов… Я все забываю их названия.

Они разузнали во всех подробностях о вечере на курсах энтернационо, где он был с мистером К. Они нашли человека, который слышал, как мистер К. устроил скандал из-за преследования. Свидетеля звали Хогпит.

— Я не преследовал его, — сказал Д. — Мы расстались на улице, недалеко от курсов.

— Свидетель по фамилии Фортескью видел вас и какую-то женщину…

— Я не знаю никого по фамилии Фортескью.

Допрос продолжался много часов. Однажды зазвонил телефон. Полицейский повернулся к Д. с телефонной трубкой в руке и спросил: