Владимир Катин - Тайна леса Рамбуйе Страница 5

— Постой, дядя Жан-Поль, а если бы я был не один?

— Тогда тебя моментально отправили бы восвояси.

Скомандовали бы: «Молодые люди, не задерживайтесь, проезжайте, мы ведем разбирательство дорожного происшествия». Ведь эти двое полицейских наверняка сидели поодаль в засаде и высматривали того, кто им подходил на роль «преступника». Далее. У тебя не было с собой документов — тоже плюс для них. Ты показался им некоей сомнительной личностью, беспаспортным бродягой. Совсем хорошо! К тому же и машина, как выяснилось, не твоя. Прекрасно! Ты буквально находка для них, как нельзя лучше вписался в их спектакль.

— Скажи, а эти двое в штатском, что приходили на меня посмотреть в комиссариате?

— Постой. Давай по порядку. Сначала обсудим капитана, этого щеголеватого капитана полиции… Он, похоже, главная пружина всей операции в лесу. Важная деталь — капитаны в патрульных обходах не участвуют. Это обязанность сержантского состава. А двое в штатском, посетившие тебя в участке, они, на мой взгляд, очень важные птицы в системе государственной безопасности. Они, судя по всему, и есть связующее или контролирующее звено между капитаном и теми, кому полосатый костюм почему-то встал поперек горла. Да, расправились с ним жестоко. Значит, было за что.

Послышался скрип калитки, и звонкий голос пропел:

— Месье Моран, почта!

— Ну, вот и почтальон прикатил. Пойдем в дом — читать прессу.

Жан-Поль побалагурил с сельским почтальоном и запер калитку. Протянув Клоду пачку бандеролей, перевязанных бечевкой, попросил найти «Франс-суар».

— Все шумные скандалы там на первой полосе. Так кто же убит?

— Гюстав Гаро, дядя.

Жан-Поль приподнялся было, но снова сел, шаря возле себя руками, словно что-то искал.

— Ты знал его, дядя? — спросил Клод, видя старика необычайно взволнованным. — Я много о нем слышал, он ведь издавал еженедельник «Точки над «i».

Жан-Поль молчал, сосредоточенно ощупывая камень, на котором сидел.

— Да, я знал Гюстава Гаро. Этот был человек крутой, решительный, но принципиальный. Не чета всем этим флюгерам в журналистике, не такой, как все. Считали его неуживчивым, своенравным. Может быть, это так. Врагов всегда имел уйму. Многим он не угодил, многих за свою жизнь вывел на чистую воду. Не взирать на лица, таков был его принцип. Что там еще?

Клод прочитал вслух полицейскую хронику: вчера после полудня в лесу Рамбуйе некий Симон Клиньянкур, будучи нетрезвым, на украденной им машине на большой скорости сбил издателя Г. Гаро, который скончался, не приходя в сознание. Преступник, судя но манере держаться и почерку, рецидивист — совершил поджог в комиссариате полиции, украл мотоцикл и скрылся… Возможны политические мотивы убийства или сведение личных счетов.

Жан-Поль, как бы подтверждая свои догадки, кивал головой.

— Видишь, Клод, как все у них ловко получается: на большой скорости, на украденной машине, в нетрезвом состоянии да еще на глазах у двух свидетелей! Все это — чтобы подальше отвести малейшее подозрение от настоящих убийц. И тут же подбрасывают мысль о том, что, возможно, это и преднамеренное убийство, что, мол, такое не исключено. Конечно, для широкой и узкой публики исчезновение преступника вносит нежелательные кривотолки. Это явный просчет полицейских. Жирный минус.

— Тут же сообщается, что всем сыскным службам в стране уже разослан портрет-робот, сделанный экспертами со слов капитана Курпе и следователя.

— Это плохо. И даже очень плохо. Что еще?

— Номер твоей машины. Это тоже плохо для нас?

— А, ерунда! Машину украли, и я всего лишь пострадавший. Украли, и все.

Наступили теплые сумерки. Пахло густым ароматом роз, яблонь, трав. В небе гудел самолет, и Жан-Поль, откинувшись назад, следил за ним, пока тот не скрылся и не пропал звук.

— Тебе, Клод, придется исчезнуть. — Он махнул рукой неопределенно в небо, вслед самолету. — Если они возьмутся серьезно, а я уверен, что так и будет, то тебя найдут. Выследят. Кстати, в гараже видели, как ты брал машину?

— Да. Сторож спросил, когда вернусь.

— Будут копать, рыть, выискивать по крупице и найдут. Наши слабые места: гаражный сторож, видевшие тебя люди — два полицейских, следователь и так далее. И наконец, Патриция. Они проскребут все окрестные поселки, чтобы узнать, к кому в воскресенье могла приехать синяя «рено-16» с парижским номером. И ничего не подозревающая Патриция честно назовет тебя. Все это против нас. Если тебя арестуют, то предъявят минимум два обвинения — убийство и поджог полицейского участка.

Стало уже совсем темно, а они все сидели на быстро остывающих каменных ступенях террасы и решали — как быть.

— Видишь ли, Клод, издатель Гаро — не сельский лавочник, не рядовой гражданин. Он личность известная, видная. Это раз. Концы с версией о его гибели не сходятся — судить некого. Убийца в бегах. Это два. Полиция оказалась не на высоте — преступник не только бежал, но еще и поджег канцелярию, то есть обвел всех вокруг пальца. Это уже три. Все, вместе взятое, дает крупные козыри левой оппозиции в парламенте, которая, вот увидишь, сделает запрос по таинственному убийству Гаро и попытается если не свалить, то сильно пошатнуть министра внутренних дел. Чтобы избежать неприятностей или как-то смягчить удар левых, наши славные органы безопасности просеют сквозь мелкое сито всю страну. Поэтому тебе надо исчезнуть, Клод. На время.

— Куда же мне податься, дядя Жан-Поль?

— В Иностранный легион.

Клод вздрогнул. Или в саду стало холодно? Или, словно электрический ток, прошел по нему никогда прежде не ведомый страх? Он чутко прислушивался к какому-то новому в себе состоянию. Что это такое — тревога, паника? Так вот, стало быть, как бывает, когда человек боится…

— Ты меня слышишь, Клод?

Жан-Поль положил руку ему на плечо. Стало уже настолько темно, что и деревья, и небо слились во мгле. Воздух сделался холодным и липким. Из глубины сада, как привидение, неторопливо полз, колыхаясь, туман.

В кромешной темноте они выбрались из развалин террасы и на ощупь направились в жилые комнаты.

На кухне зажгли свечи в старинных бронзовых канделябрах. Жан-Поль достал деревенскую снедь — яйца, творог, овощи и сварил на спиртовке кофе.

Но Клоду не хотелось есть. Его подташнивало от охватившей тревоги. Было ощущение, как будто он соскальзывает в пропасть — еще не разбился, но все к тому. Он понимал, что родной дядя плохого не пожелает, в преисподнюю не толкнет, но чувствовал себя словно бы обманутым.

— Неужели нет иного выхода?

Клод сказал это неожиданно для себя резко и зло.

Дядя ответил не сразу. Вытер салфеткой губы.

— Видишь ли, мой дорогой Клод, иные выходы, конечно, есть. Но куда они приведут? В тупик. Ты остался без документов. Тебя разыскивают и всюду могут опознать. Заграничный паспорт получить не удастся, а без него, куда бы ты ни уехал, везде будешь обреченный человек. Всюду станут тобой помыкать, шантажировать. И ты скатишься на самое мрачное и низкое дно. Ты будешь жить на четвереньках, боясь поднять лицо, страшась, чтобы тебя не узнали. Ничто не спасет — ни поддельный паспорт, ни дальние страны. Ты, без вины виноватый, будешь жить в вечном страхе. Даже во сне. Это ужасно.

Жан-Поль как бы распахивал перед Клодом двери тех выходов, о которых он смутно, не признаваясь себе, думал и даже намекнул своим вопросом.

— Я не хочу тебе такой жизни, Клод. В нее нельзя влезть на время и затем как ни в чем не бывало выйти сухим и чистым. Она засасывает до конца. Иностранный легион — единственный легальный путь для исчезновения Клода Сен-Бри. Там тебя уже никто не достанет. А время будет работать на нас.

Утром Жан-Поль объявил, что во Франции три вербовочных пункта в легион — в Страсбурге, Марселе и Фонтене-су-Буа. Ближайший — в Марселе. Позавтракав, они отправились на железнодорожную станцию. Прямого поезда на Марсель не было, предстояла пересадка в Лионе. И Клод поймал себя на том, что радуется задержке поезда, что дорога длинная и в Марсель приедут нескоро.

Сидя в вагоне, он смотрел на мелькающий в окне мир со щемящей тоской, сознавая, что расстается с той прекрасной жизнью, которая совсем недавно была для него настолько естественной, что даже не замечалась и воспринималась как должное…

Пролетали полустанки, мосты, розовая черепица крыш. По дорогам и эстакадам неслись разноцветные автомобили. Притиснувшись лбом к окну, Клод в который раз прокручивал ленту событий, задерживался на отдельных эпизодах, возвращался назад и все искал и никак не мог найти для себя четкий ответ — нелепая случайность или жестокая закономерность?

Почему все вдруг полетело кувырком в такой мирный майский день? Почему именно его обокрал бродячий фокусник, почему он поехал провожать Патрицию, почему, наконец, оказался он, Клод Сен-Бри, первым, кто увидел на дороге полосатый костюм и остановился, попав в засаду? Рок, судьба, стечение случайностей?