Олигарх - Татьяна Николаева Страница 5

Прохор в отчаянии разрыдался.

Он просил, он умолял, но не Бога, а другого – того, кто дал ему всё и теперь отнимает самое дорогое; того, чьё имя он умел произнести. Он стоял на коленях и просил, зная заранее, что его просьба не будет услышана. Он проливал горькие слёзы, зная, что они уйдут в землю и не будут увидены. Он знал, что всё напрасно.

Спустя неделю его младший сын Сёмочка, любимец семьи, так и не придя в сознание, скончался.

Супруга слегла в беспамятстве. Прохор поседел.

Одно за другим известия разрывали нависшую тишину:

«Вторая смерть в семье правителя за один месяц»;

«Неведомая болезнь уносит жизни в семье президента»;

«Господин Прохор отказывается от президентского кресла и удаляется в своё поместье, чтобы находиться возле больной супруги»;

«Ещё один ребёнок господина Прохора впал в кому. Его состояние оценивается, как критическое».

Глава 4

Всего месяц прошёл с момента последней встречи Прохора с посланником, а его самого было не узнать. Испарились былые шик и лоск, стёрты с лица самодовольная презрительная улыбка и взгляд свысока. Теперь это был просто человек, раздавленный потрясениями и горем, свалившимися на его семью; испуганный, растерянный, на грани безумия седой старец с поблекшими от слёз глазами, с трясущимися руками и дрожащими губами.

Он сидел у кроватей своих детей и помешавшейся супруги, смотрел остановившимся взглядом куда-то в стену и шептал. Он говорил с незримым гостем, он вновь и вновь просил пощадить его семью, он умолял забрать его жизнь, но оставить их.

Да, ещё совсем недавно он просил об обратном, трясясь за свою собственную жизнь. Теперь же он умолял забрать её взамен жизни его детей и супруги.

Но он не нашёл ответа на свои мольбы. Он понимал, что это конец. Он знал теперь, что надо делать. Он знал, что должен сделать, чтобы спасти свою семью.

Прохор ушёл в свой кабинет, закрылся, чтобы его никто не мог побеспокоить, и сел за стол.

– Я должен, – повторял он. – Я должен…

За окном звонко щебетали птички в его ухоженном королевском саду, успокаивающе журчали фонтаны. Солнечные лучи ласкали газонную зелень перед домом и проникали через окно в комнату, играя бликами на полу и стенах. Благоухали цветы, шелестели листвой деревья за окном. Жизнь так прекрасна…

Прохор открыл верхний ящик стола и достал телефон цвета крови. Он положил его перед собой. Он ждал звонка. Давно ждал. Но звонка не было. Телефон молчал.

Тогда он открыл другой ящик и достал пистолет с резной рукоятью и собственными инициалами на ней – подарок ему от друзей на сорокалетие. Эта игрушка пятнадцать лет лежала без надобности в ящике его стола. Теперь её черёд настал.

Прохор снял с предохранителя и проверил затвор.

Он никак не мог решиться. Уж очень ласково шелестела листва в саду, уж очень ярко светило весеннее солнце.

Он не заметил, как задремал. И во сне он увидел всю свою жизнь, как она была. Он увидел, впервые за эти годы, всё то, что он делал, будучи у власти, и ранее – все свои поступки и их последствия. Он увидел людей, которых погубил за это время. Они пришли к нему все разом, все те десятки тысяч ничего не стоивших ему жизней, загубленных, истерзанных жизней, разрушенных домов и семей. Они пришли и встали у его трона, и молча вопрошали.

– Отстаньте, отступите, уйдите прочь, – бормотал он, мотая головой.

Но они не уходили. Они показали ему все ужасы, которые им довелось увидеть и пережить перед смертью: огонь, стрельба, взрывы, пожары, разорванные снарядами тела, изнасилованные и замученные женщины и юные девочки, сожжённые заживо и забитые до смерти старики, расстрелянные дети. Земля залита кровью. И над всем этим – дым и зарево пожаров, и лицо того, кого он видел однажды здесь, в своём кабинете. Видел давно, почти два года назад.

– Полюбуйся на результат своей деятельности, – говорит он.

– Неправда, это не я, – кричит Прохор. – Это всё ты, не я. Это тебе нужна была кровь.

– Твоя, но не чужая, – отвечает тот. – Чужая кровь на твоих руках. Это целиком твой выбор.

– Нет, нет, нет! – кричит Прохор и просыпается.

Но видения не покидают его. Он продолжает видеть всех загубленных людей, продолжает слышать их плач и стоны. Куда деваться? Они везде. Всюду кровь, всё вокруг залито горячей алой кровью: и его кабинет, и коридор, и стены белоснежного особняка, и его великолепный сад.

– Пусть они все уйдут! – кричит обезумевший Прохор. – Пусть пропадут! Прочь!

– Они не уйдут, – услышал он в ответ. – Они теперь всегда будут рядом с тобой. Это твой ад. Твоя плата.

Раздался глухой смех, громом прокатившийся по комнате, а следом за ним – раскатистый удар выстрела.

* * *

Всё смолкло. Замерли звуки. Тёплый свет разлился вокруг и постепенно достиг всех комнат и помещений особняка-замка, даже самых отдалённых. В спальне открыла глаза хозяйка дома. В её взгляде больше не читалось безумие, а лишь горе, пустота и страх. Она поднялась с постели и, шатаясь, побрела в детскую, где вот уже несколько дней лежал десятилетний сын, увядая, словно нежный цветок без воды. Сейчас он сидел на кровати и слабо улыбался. Лёгкий румянец проступил на его бледных исхудавших щеках. Болезнь, как наступила, так же внезапно и отступила.

Мать, пережившая две утраты, сейчас плакала от счастья. Ей больше не придётся хоронить своих детей.

За окном всё так же приветливо и звонко щебетали птички в прекрасном саду, по-прежнему ласково журчали фонтаны и шелестели листвой деревья. Жизнь продолжалась.

… Продолжалась, но не для всех. Из кабинета вынесли тело мёртвого хозяина. Его седые волосы были всклокочены, глаза вытаращены от ужаса, а лицо перекошено судорогой неземного страха. У правого виска зияла кровавая рана.