Гюнтер Карау - Двойная игра Страница 50

28

Мистер Баум опасается за своего человека, который неожиданно исчез из эфира. Что означает радиомолчание, если оно не предусмотрено расписанием радиосеансов? Мистер Баум спрашивает себя, так ли уж далека бухта Свиней на Кубе от бухты Свиней на реке Хафель.

Шеф пригласил меня на ленч, за который он садился ровно в 12 но примеру колониальных английских офицеров-аристократов. С ними он познакомился во время войны с японцами в Малайзии. Сотрудники его штаба считали подобные приглашения поощрением. Для меня же они были скорее бременем. Больной желудок шефа часто восставал против его прожорливости, и тогда он становился совершенно невыносим.

Приехав заблаговременно, я оставил свой автомобиль охране и отправился к дежурному дешифровщику радиоцентра, так как считал: либо они прозевали последний сеанс радиосвязи с Мастером Глазом, либо мне самое время забеспокоиться.

За столом сидел протоколист — молодой человек с интеллигентным лицом. Подобные лица встречаются иногда в Вест-Пойнте в год хорошего выпуска. Во всяком случае, с людьми с такими лицами можно ужиться, несмотря на их военные привычки.

Он вопросительно посмотрел на меня, когда я попытался заглянуть ему через плечо, и мягко сказал:

— Это запрещено, сэр. Личное указание резидента.

Он не знал меня. Я назвал пароль, который после моего перехода на оперативную работу давал мне право в любое время просматривать радиограммы в пределах моей компетенции. Молодой человек сверил пароль по списку.

— Благодарю вас, сэр. Сами понимаете: инструкции!— Демонстрируя служебное рвение, он собрался было вручить мне ключ от сейфа, где хранились дела, но я остановил его!

— Только номер пять, и только самые последние данные.

Он порылся в полученных за последние дни бумагах, лежавших на столе для обработки, и с сожалением пожал плечами:

— Извините, в последнее время от Пятого ничего не поступало.

Я попросил просмотреть другие бумаги на тот случай, если вдруг что-то перепутано. Никакой путаницы не было. Запросили радистов, и те подтвердили, что от Глаза ничего не поступало. Безмолвствовал он в последний по расписанию день радиосвязи, не реагировал на позывные и по истечении контрольного срока. В служебном журнале узла связи об этом имелась соответствующая отметка. Возможность технических погрешностей или направленных помех контрольный офицер исключал. Ничего не оставалось, как считать, что молчание Глаза вызвано какими-то таинственными пертурбациями в эфире.

Как иначе можно было объяснить исчезновение Глаза? У всех, кто имел в нашей конторе отношение к радиосвязи, Пятый считался воплощением педантизма и пунктуальности, присущих «колбасникам». Эта оценка, конечно, свидетельствовала о незнании истории, поскольку презрительная кличка «колбасник» относится в основном к баварской разновидности немецкого характера, в то время как Пятый являл собой скорее образцового пруссака. Но по сути своей оценка была верна. Инструктор по радиоделу сержант Куки, который доводил Пятого до высшей кондиции, участник корейской войны, не знавший, что такое комплименты, предложил однажды сверять часы по первому сигналу выхода Глаза в эфир. Более высокой похвалы нельзя было придумать. У Мастера Глаза не было ни задержек, ни срывов в работе. Он выходил в эфир с точностью до секунды, подобно городской ласточке, просыпающейся с восходом солнца. Что же произошло? Что заставило его замолчать? 'Причин тому могло быть несколько, и не только пертурбации в эфире. При мысли об этом мне становилось не по себе.

У меня еще оставалось время до ленча, и я связался с людьми, отвечавшими за внутреннюю безопасность. Они слышали, что я думаю о них и об их детекторе лжи под названием «Лилли», который я окрестил «лилипуткой», поэтому рассчитывать на их добрые чувства не приходилось. Я решил держаться в рамках официальности, предполагая, что в таком случае им придется пошевелиться.

Я не знал, с какими индикаторами они работали. Результат, во всяком случае, оказался негативным. Короче говоря, дело заключалось в следующем: я передал Глазу радиостанцию самой последней конструкции для подобного рода работы. Ее компактность, достигнутая за счет использования транзисторов, позволяла проделывать с ней различные фокусы. Кроме того, она имела неизвестное ранее электронное защитное устройство. Это устройство ограждало от провала не столько самого радиста, сколько радиосвязь. Если бы радиостанция или радист вместе с радио» станцией попали в руки противника и тот попытался бы затеять с нами радиоигру, то радиостанция подала бы сигнал, ключ к которому был известен только сотрудникам резидентуры, отвечавшим за внутреннюю безопасность. Как все это действовало, мне было не совсем ясно. Насколько я усвоил, секрет состоял в хитроумном промежуточном соединении. Меня успокоил ответ «Лилли», что радиостанция Пятого никаких сигналов тревоги не подавала. И все же что-то вышло из-под контроля! Что могло случиться о Мастером Глазом? А что, если они выследили его вместе с радиостанцией и не долго думая подвели черту под этим делом?

Я возвратился в комнату, где сидел выпускник Вест-Пойнта.

— Послушайте, Джек, — сказал я.

— Саймон, сэр, — мягко поправил он.

— Хорошо, пусть будет Саймон. — Мне пришлось выдержать его недоверчивый взгляд. — С Пятым все закончено. Мы прекращаем с ним радиосвязь.

— У вас есть на это полномочия, сэр? — отреагировал он на удивление спокойно, хотя во взгляде оставался скептицизм. — Это многое упрощает. — Он взял радиоключ Мастера Глаза — серую перфокарту и убрал ее в сейф: — Меньше работы.

Затем мы обменялись обычными шутками по поводу ненадежности радио. Я угостил его кока-колой из автомата и удалился с чувством облегчения.

В приемной шефа после нелепого ритуала сдачи оружия дежурному мне пришлось прождать несколько минут. И все это время меня не покидала мысль о том, что электронное защитное устройство радиостанции срабатывает, разумеется, только в том случае, если радист, попав в руки противника, не соглашается работать на него. Я пытался представить себе Глаза в ситуации, когда ему пришлось бы спасать свою шкуру. Тщетно! Какая-то плоская, как медуза, рожа ухмылялась мне с двери. Лишь сама нелогичность мысли помогла мне освободиться от нее. Она просто-напросто не соответствовала ситуации, так как двойная игра предусматривала продолжение радиосвязи не позже установленного нами контрольного срока. Но чем в таком случае объяснить радиомолчание? Конечно, можно назвать целый ряд причин или каких-либо нелепых случайностей, которые срывают даже более тщательно продуманные планы. Пятый работал не вступая в контакт с прикрывавшими его людьми — на этом настоял шеф. Именно в этом заключалась наивысшая степень безопасности. Как теперь оказалось, это было сопряжено с большим риском. Причина молчания Глаза была пока необъяснима.

Мои раздумья прервал дежурный, пригласивший меня войти. В этот момент дверь распахнулась и из кабинета шефа вышел высокий стройный мужчина, который внимательно осмотрел меня. Потом он взял у дежурного оставленный на хранение «дипломат», раскрыл его и положил в него какие-то бумаги. Вышел он не прощаясь.

Шеф принялся за еду, не дожидаясь, пока ординарец закончит сервировку стола. Кроме сладкого подали запеченные клецки из форели. Я полагал, что за ленчем пользуются главным образом вилкой, но шеф предпочитал ложку. Ему, видимо, было трудно предаваться обжорству, орудуя одной вилкой. Он вооружился большой ложкой и черпал ею только что приготовленный соус. Клецки одна за другой исчезали у него в глотке. Аппетит у меня пропал, так и не успев появиться.

Во время еды разговоры исключались. Лишь закурив толстую сигару, шеф, казалось, вспомнил, что у него гость. Он пододвинул мне ящичек с сигарами:

— Угощайтесь, доктор Баум. Нечто совершенно восхитительное, прямо с Кубы!

Я не смог отказать себе в удовольствии и съязвил:

— Шеф, я не имею права лишать вас таких сигар. Из-за катастрофы в бухте Свиней эти сигары могут оказаться последними, которые вы получили с Кубы. Вы хоть успели сделать запас?

Его лицо перекосила злобная гримаса.

— Эти кретины из Вашингтона наложили полные штаны и уже не способны думать.

В таком же тоне он продолжал разглагольствовать еще некоторое время, очевидно полагая, что это улучшает пищеварение. Шеф представлял собой удивительный экземпляр. Меня каждый раз поражал его прямолинейный, что называется без затей, образ мышления. В данном случае он в определенном смысле был даже прав. Они заварили это грязное дело на Кубе, а потом вдруг испугались, что предстанут перед миром с руками, запачканными грязью. Шеф спросил меня, разглядел ли я вышедшего от него посетителя. Он затрясся от смеха:

— Германия всегда была гротескным зверинцем: волки, лисы, крысы, вороны…