Массимо Фелизатти - Агава Страница 50

Вдруг его осеняет счастливая мысль; и как же он раньше об этом не подумал? Фаис! Генерал Фаис. Вот человек, который сумеет это устроить. Нужно увидеться с ним, увидеться немедленно.

Генерал Эльвино Фаис долго обсуждал с капитаном, насколько уместно обращаться к самому премьер-министру, минуя все инстанции, но в конце концов признал, что Инчсрти прав.

Аудиенция с председателем совета министров назначена на девять утра — самое начало рабочего дня.

Эмануэле сидит у генерала Фаиса и все время нервно поглядывает на часы. Фаис тоже неспокоен. Он уже ознакомился с материалом, лежащим перед ним в папке, но делает вид, будто продолжает читать. Сестра генерала ставит перед ним на стол чашку чая с двумя кусочками поджаренного хлеба — его обычный завтрак.

— Еще только восемь, не волнуйся, придем точно к назначенному времени. Выпей хотя бы кофе, — предлагает генерал.

— Спасибо, генерал, я всю ночь только и делал, что пил кофе — скоро он польется у меня из ушей.

— Тогда, может, чаю?

Капитан отрицательно мотает головой. Оба замолкают и смотрят на лежащую перед ними папку. Обоих тревожат одни и те же мысли. С улицы доносится шум мотора. Капитан тут же вскакивает. Генерал спокойно допивает чай.

— Пошли.

Держа драгоценную папку под мышкой, Фаис на прощание целует сестру в лоб. В машине оба молчат.

— Стой! — кричит капитан шоферу. Они уже на пьяцца Колонна, рядом с дворцом Киджи. Шофер подруливает к правительственной стоянке, и тут взгляд капитана выхватывает газету, выставленную в ближайшем киоске. Шофер резко тормозит. Фаис с удивлением смотрит на Инчерти, который, выскакивает из машины и вскоре возвращается с пачкой газет. Капитан очень бледен. Вместе с генералом они листают газеты в поисках двух статей, упомянутых на первой полосе, и находят их где-то в самой середине. По иронии судьбы их поместил и рядом. Первая о генерале Страмбелли. Прошлой ночью он умер у себя дома от инфаркта.

Вторая посвящена инженеру Мауро Данелли де Мария: Он назначен президентом компании, которая объединит все предприятия с государственным участием, занимающиеся производством вооружения. Он завоевал всеобщее признание благодаря удачному ведению международных переговоров, в результате которых Италия заняла ведущее положение среди стран, выполняющих заказы НАТО. Наиболее крупными из этих сделок газета считает заказ на производство в Италии нового поколения современнейших боевых машин по западногерманской лицензии и военных самолетов многоцелевого назначения по лицензии США. Обе сделки обеспечат занятость рабочих военных заводов на целых десять лет.

Далее сообщается, что в ближайшее время инженер в качестве консультанта будет сопровождать премьер-министра в его поездке по США для заключения предварительных соглашений, которые увенчаются в ближайшие годы созданием крупных международных консорциумов в области производства вооружения. Далее газета расписывает заслуги инженера Данелли, но эта часть статьи для капитана и генерала не представляет особого интереса.

Фаис и Инчерти молча смотрят друг на друга. Слова не требуются: оба думают об одном и том же. Две ниточки, ведущие к мозгу организации, внезапно оказались оборванными. Страмбелли мертв, Данелли вознесся слишком высоко. Этот человек полезен властям; старому командующему корпусом карабинеров и молодому капитану слишком хорошо известны правила политической игры, чтобы у них могли остаться какие-то иллюзии. Зачем же им теперь спешить на встречу с председателем совета министров? Что они могут ему сказать?

Пожилой генерал с усталым вздохом закрывает глаза, плечи опускаются. Машина все еще стоит перед газетным киоском, в нескольких шагах от дворца Киджи. Шофер ждет. Капитан Инчерти сидит неподвижно, с каменным лицом. Он молчит и старается не смотреть на генерала. Фаис делает знак шоферу.

Паоло Алесси дежурит в редакции. Его вызвали — случай довольно редкий — в первую смену, так как директор хочет, чтобы в утренний выпуск поспел комментарий о новом назначении Данелли. А главный эксперт здесь, разумеется, Паоло.

— Пиши все, что полагается, но осторожно. Попробуем идти в ногу с событиями, но с окончательными выводами спешить не надо.

Паоло чертыхается. Осторожность, подождем, посмотрим… Насколько все было бы легче и проще, когда партия, финансирующая его газету, была просто в оппозиции. Вздохнув, Паоло принимается писать. Он уже обзвонил нескольких политических и профсоюзных деятелей. Те тоже считают, что необходима осторожность.

Коллеги Паоло, работающие в дневном выпуске, не привыкли видеть его в такое время: уже второй, проходя мимо, делает удивленное лицо, словно спрашивая: «Какого дьявола тебе здесь нужно?»

В ответ Паоло лишь пожимает плечами и продолжает строчить на машинке.

С беспокойством думает он о смерти генерала Страмбелли. Паоло говорил с Франкой, а та видела Аннабеллу. Да, вне всяких сомнений, он перенес инфаркт. Интересно, можно ли вызвать инфаркт? Паоло уверен, что генералу Фаису там, в Аспромонте, удалось спастись чудом, что это было настоящее покушение, к которому причастен и Страмбелли. Но как связаны Фаис и Страмбелли со скандалом из-за «гепардов»? За этой историей кроется что-то еще, но что именно? Он не находит ответа. Маринетти смяли, звезда прежнего министра обороны засияла вновь, Данелли добился всего, о чем он говорил ему тогда вечером у себя на вилле…

Оторвавшись от машинки минут через пятнадцать, он видит, что Бьонди с любопытством за ним наблюдает.

Паоло вырывает из машинки последнюю страницу.

— Кончил, кончил, на, держи, — с этими словами он протягивает статью главному редактору, но тот качает головой.

— Какие у тебя отношения с премьер-министром? спрашивает он в упор.

Журналист удивленно смотрит на Бьонди.

— У меня?..

— Он хочет тебя видеть. Только что его секретарь звонил нашему директору.

— Видеть? Меня?..

— Похоже, он собирается дать интервью нашей газете. И сам назвал твою фамилию.

— Интервью? Но я ведь никогда не занимался вопросами чистой политики, почему бы вам не послать… — Сначала Паоло хочет назвать фамилию их политического обозревателя, но потом передумывает и говорит: — Прости, но почему бы не пойти туда самому директору?

— Мне тоже пришла в голову эта мысль, но премьер-министр назвал тебя. Конечно, это было сделано очень дипломатично, но либо ты, либо никто.

Паоло всегда старался избегать «дворцовых» проблем, предпочитал искать факты.

— Но тему-то назвали? — добивается он хоть какой-то ясности,

Бьонди пожимает плечами. — Он ждет тебя в полдень, поторапливайся.

Перед дворцом Киджи дежурят несколько карабинеров и полицейских. На углу Корсо, как раз напротив подземного перехода, которым никто не пользуется — все предпочитают переходить улицу по верху, внося свою лепту в бешеную круговерть уличного движения, — стоит еще один полицейский с портативной рацией у пояса. Время от времени он вытягивает шею и смотрит на подъезд номер 436 — там, в сотне метров от его поста, находится центральный комитет социалистической партии.

У входа во дворец Киджи дежурит также регулировщик уличного движения: он должен следить, чтобы у паркующихся здесь машин номерные знаки были в порядке. Однажды во время заседания совета министров кто-то подложил бомбу в «фиат», на котором, разумеется, номерных знаков не было. Бомба взорвалась, и машина вспыхнула метрах в тридцати от главного входа. Карабинеры, полицейские и регулировщики стояли и смотрели, как она горит, пока не подъехали пожарные: есть приказ, запрещающий покидать пост и поддаваться на провокации.

Здание правительства чуть больше и чуть погрязнее обычного министерства. Внутренний двор всегда забит машинами — по большей части бронированными, поскольку во дворце Киджи собираются члены правительства; несколько здоровенных типов прохаживаются между баром и входной дверью, бросая ленивые взгляды на «женскую фауну», особенно — иностранного происхождения. Внутри самое сильное впечатление производят величественные бесконечно длинные коридоры, обширные темноватые холлы и атмосфера вечного ожидания.

Секретарь премьер-министра просит Паоло посидеть в маленькой гостиной: журналист пришел слишком рано. Стараясь не шуметь, Паоло ходит по комнате и озирается по сторонам. На стенах — три гравюры, пара больших картин. Он не очень разбирается в живописи, но понимает, что картины стоящие. В мрачноватой комнате, служащей приемной, пустовато: небольшие диваны и кресла темного дерева с инкрустацией. Паоло подходит к окну, выходящему во двор, смотрит на окна напротив. Не очень-то много отсюда увидишь. Вон за отдернутой занавеской промелькнул женский силуэт, чем-то напомнивший ему Франку.