Миклош Сабо - Тихая война Страница 58

Но зачем они, однако, приехали сюда? Оказалось, что все эти люди родом из этих мест. Узнав об этом, я сразу же потерял к ним всякий интерес.

Спустя какое-то время в Вену прибыл Ференц Надь. Каково же было мое изумление, когда он вдруг заявил, что хотел бы посетить Бургенланд, чтобы увидеть венгерскую границу.

Многие эмигранты говорили, что Ференц Надь уже несколько лет не появлялся в Австрии. И вдруг на тебе, объявился… Сначала Кишбарнаки, а затем Ференц Надь… Что это — случайность?

Меня всегда учили, что нельзя надеяться на случайности.

Вряд ли приезд в этот пограничный район двух столь важных персон — политика и военного — был случаен.

Чтобы найти этому какое-то объяснение, я отправился в Эйзенштадт. Мне без особого труда удалось выяснить, что генерал-полковник Кишбарнаки в своем родном городе не задержался, а отправился прямо в Вену.

Туда же вскоре приехал и Бакач-Бешшенеи, секретарь по иностранным делам «Венгерского национального комитета».

За ними последовал граф Бела Хадик. Он заинтересовал меня как родственник владельца концерна универмагов Вандербильда, ворочавшего миллиардами долларов, и как один из вождей легитимистов, стремящихся к реставрации власти дома Габсбургов.

Клерикалов среди прибывших представлял Йожеф Кези-Хорват, во времена коалиции — глава демократической (христианской) народной партии.

Тибор Экхард, бывший руководитель партии мелких сельских хозяев, платный агент ЦРУ, послал в Грац свою дочь на встречу с известным шпионом генерал-лейтенантом Лендьелом.

Прибыл в Вену и Карой Пейер, бывший министр так называемой рабочей партии, дорвавшийся до власти после свержения силами контрреволюции Венгерской советской республики, которого эмигранты из числа социал-демократов считали предателем интересов рабочих. Он вел переговоры с правыми социал-демократами.

Для чего же собрались в Вене эти люди? Очень непросто было разобраться в этом.

Работа разведчика в чем-то похожа на то, чем занимается археолог, который, обнаружив несколько древних черепков, начинает прилаживать их так и этак друг к другу, чтобы получить более полное представление о целом. Если он встанет на неверный путь, ему придется начинать с самого начала. И если он обладает необходимым для этой работы терпением и знаниями, если удача сопутствует ему, то рано или поздно ему все же посчастливится воспроизвести старую амфору, воссоздать вид древнего, давно разрушенного города или даже историю некогда жившего народа. Точно так же воспроизводит общую картину и разведчик, набравшись терпения, приложив все свои знания для этого, если ему, конечно, повезет. Только интересует его не далекое прошлое, а настоящее.

Так мы и сделали. Органы, несущие ответственность за безопасность государства, — в Будапеште, и я — в Вене сообща искали ответ на вопрос: что именно заинтересовало этих людей, заставило проявить столь большой интерес к границам Венгрии?

Вскоре мне удалось узнать, что генерал Зако от имени «Союза венгерских борцов» вызвал на так называемую конференцию взаимодействия большую часть руководителей венгерских эмигрантов. Согласно сведениям, которые я получил от своего информатора, на этой конференции должны были обсуждаться вопросы подрывной деятельности, направленной против социалистических стран. Руководители этого сборища считали, что настало время активизировать как агитационно-пропагандистскую, так и разведывательную деятельность (последнюю путем забрасывания все большего количества шпионов в Венгерскую Народную Республику).

Участники конференции возлагали большие надежды на планируемые ими подрывные акции.

То, о чем я узнал из вопросов, заданных Аурелем Абрани, показалось мне заслуживающим особого внимания.

— Ференц говорил тебе о том важном плане, который привез с собой? — однажды спросил он меня как бы ненароком.

— Мы с ним о многом говорили, — осторожно ответил я, чтобы он не понял, что мне ничего не известно.

— И об оружейном заводе тоже?

— Мельком и об этом тоже.

Я надеялся, что Релли тут же расскажет мне подробности, но он, напротив, замолчал и замкнулся. Через несколько дней, на очередной прогулке под парусом с майором Тепли, я тоже как бы случайно спросил его:

— Что вы скажете о плане с оружейным заводом?

Спросил я об этом так, как будто мне все было доподлинно известно. Делая это, я полагал, что если Тепли ни о чем не знает или же сделает вид, что ничего не знает, то он поступит как и Релли, то есть промолчит.

Однако о моих тесных контактах с Ференцем Надем было так хорошо известно всем, что даже такой опытный контрразведчик, как майор Тепли, ничего не заподозрил и раскрылся.

— А, и вы с тем же?! — раздраженно воскликнул он. — Оружейный завод им подавай! Склад оружия! О чем они только думают? Австрия должна сохранить свой нейтральный статус!

И тут меня осенило. Уж если он один раз попался на эту удочку, то почему бы мне не забросить ее снова?!

— Одного я только не понимаю… какое отношение имеет к этому господин Мандель?

(Мандель, по старой фамилии — Мандула, принадлежал к кругу наиболее верных друзей Ференца Надя.) Тепли с удивлением посмотрел на меня и спросил:

— Вы не знаете, кто такой Мандель?

— Слышал, но лично с ним никогда не встречался.

— А о некоем Захарове вы когда-нибудь слышали?

Теперь настала моя очередь удивляться, но и на этот раз я ответил, надеясь на удачу:

— Разумеется. В годы первой мировой войны Захаров был одним из известных торговцев оружием.

Тепли кивнул:

— Верно, а господин Мандель прославился тем же во время второй мировой войны и после ее окончания.

Теперь мне стало совершенно ясно, что Ференц Надь прибыл сюда по делам, связанным с оружейным заводом, а может, с созданием крупного склада оружия. Правда, завод можно было построить в какой-нибудь африканской, азиатской или даже южноамериканской стране, а крупный склад оружия целесообразно было организовать именно в Австрии, коль скоро объектом военного вмешательства оказывалось соседнее с ней государство, а именно — моя родина, Венгерская Народная Республика.

Да и сам факт проявления интересов западных разведок свидетельствовал о том, что целью контрреволюционного мятежа была выбрана Венгерская Народная Республика.

В этой связи нетрудно было понять, почему западные агентуры так рьяно бросились собирать секретные данные о военных объектах ВНР и ее военной промышленности, о взаимоотношениях солдат и офицеров, о складах вооружения и боеприпасов, о препятствиях, мешающих подлету к этим объектам, и тому подобном.

ВНЕШНЯЯ КОНТРРЕВОЛЮЦИЯ

Вопреки всему тому, что я узнал ранее, контрреволюционный мятеж в Венгрии все-таки и для меня разразился неожиданно. Не исключаю, с моей стороны такое заявление может показаться невероятным, но оно соответствует истине. Одно дело знать, что аппарат, располагающий мощными средствами, работает для того, чтобы осуществить свои черные планы, и совсем другое — убедиться на опыте в том, что наше государство оказалось слабым для предотвращения такого удара.

Я говорю искренне, что отнюдь не сожалел о падении клики Ракоши. Оно было обусловлено самим ходом исторических событий. Дни периода культа личности были сочтены. Однако совершенные в тот период ошибки не могли заставить венгерский народ свернуть с пути социализма. Наш сегодняшний строй родился в крови, но мирное развитие и расцвет были для него гораздо ближе и естественнее.

Однако империалисты жаждали, чтобы в одной из социалистических стран (в данном случае в Венгрии) вспыхнул вооруженный мятеж. Они мечтали не о локальном мятеже, а о его последствиях, которые затем сказались бы как на политике, так и на морали в самом широком плане. Империалисты хотели отпугнуть страны «третьего мира» от Советского Союза, от которого те получали поддержку в своей борьбе за независимость.

Разработкой планов психологической войны занималось ЦРУ. Были выработаны всевозможные стратегические и тактические варианты, направленные на подстрекательство к вооруженной борьбе и гражданской войне, так как только в этом случае империалисты могли добиться желаемого результата.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что начало контрреволюционного мятежа в Венгрии было встречено на Западе с ликованием как со стороны официальных политических кругов, так и со стороны эмиграции.

Я старался не потерять имевшиеся у меня связи, однако никто не смог дать мне разумного ответа на то, что же на самом деле происходит на моей родине. Я оказался предоставленным самому себе, и советоваться мне было не с кем. Однако, полагаю, я не погрешу против истины, если скажу, что руководители нашей разведки некоторое время и сами не знали, как поступать в сложившихся условиях.