След Полония - Никита Александрович Филатов Страница 63

о полномочиях полиции Великобритании и ранее предоставлял полиции права при наличии обоснованных подозрений задерживать, а также обыскивать автомашины и людей, включая детей старше десяти лет, а также снимать у них отпечатки пальцев. Разрешается производить арест, исходя из обоснованного подозрения в совершении преступления, которое влечет за собой наказание в виде тюремного заключения на срок более пяти лет. При определенных обстоятельствах арест может быть осуществлен и за любое другое правонарушение: до суток — без предъявления обвинения., свыше полутора суток — с санкции суда.

При этом магнитофонная запись допросов обязательна.

В середине восьмидесятых в новый закон о полиции Великобритании были введены поправки, расширяющие права и обязанности полиции и уточняющие статус задержанных лиц. В частности, в законе довольно подробно была изложена суть следующих положений: задержание и обыск, проверка на дорогах, обыск с целью обнаружения улик, арест, задержание в полицейском участке, личный обыск, снятие отпечатков пальцев, опознание и получение юридической консультации.

Спустя восемь лет парламент Великобритании принял новый, значительно более жесткий закон об уголовном судопроизводстве, в котором среди прочего предусматривается использование при расследовании любого преступления генетического метода, то есть анализа ДНК, для получения необходимых доказательств. Раньше это касалось только тяжких преступлений. Согласно закону, полиции разрешсно по собственному усмотрению брать образцы слюны у заключенных, на что до последнего времени требовалось их разрешение. Жертвам преступлений также придется теперь давать образцы биоматериала на проверку.

Примерно тогда же был внесен ряд изменений в Уголовно-процессуальный кодекс.

Так, было отменено право обвиняемого на молчание; создан новый орган по расследованию ошибок правосудия; ужесточены ограничения на право брать на поруки; вдвое увеличен максимальный срок наказания для малолетних преступников в возрасте двенадцати-четырнадцати лет; расширен перечень преступлений, подпадающих под обвинение в террористической деятельности; полиции предоставлены новые полномочия на взятие под стражу лиц, занимающихся запугиванием и шантажом свидетелей.

Кроме того, был расширен круг преступлений, по которым коронованные особы имеют право обращаться в суд с просьбой о проявлении снисхождения к лицам, совершившим тяжкие преступления.

И наконец, в 1998 году после длительных проволочек был принят новый закон по борьбе с терроризмом, согласно которому наказание за совершение актов насилия было ужесточено. Помимо террористической деятельности закон устанавливает уголовную ответственность британских граждан за совершение или содействие в совершении тяжких преступлений за рубежом, к которым, в частности, отнесены незаконный оборот наркотиков и детская порнография.

По новому закону сотрудники полиции, таможни и спецслужб наделяются иммунитетом от уголовного преследования в тех случаях, когда они по оперативной необходимости внедряются в террористические и криминальные группировки и вынуждены участвовать в их деятельности. Этот иммунитет позволяет устранить возможные препятствия юридического характера, возникающие при проведении подобных острых оперативных мероприятий за рубежом. Согласно закону, суды обязаны учитывать в качестве объективных доказательств свидетельские показания сотрудников полиции по делам лиц, причастных к деятельности террористических организаций.

Отказ обвиняемых в терроризме отвечать на вопросы при наличии показаний сотрудников полиции не является препятствием для вынесения обвинительного приговора.

— Вы полагаете, Виноградов все еще в Англии?

— Во всяком случае, у нас не имеется сведений, которые бы это опровергали…

* * *

Ноль информации, как его ни умножай, все равно дает в итоге ноль.

— Имею же я право знать хотя бы…

В голосе Виноградова звучала плохо скрываемая обида.

Конечно, конспирация — великая вещь, и в этом отношении Генерал не имел себе равных, но Владимир Александрович замечал, особенно в последнее время, что их замкнутая на очень узкий круг профессионалов организация буквально на глазах превращалась в некое подобие масонской ложи.

Работа в глубоком подполье здорово деформирует психику — постепенно даже к собственному народу начинаешь относиться как к населению враждебного государства. Высокие, благородные цели все меньше оправдывают выбранные для их достижения средства и незаметно вытесняются сугубо тактическими задачами.

— Послушайте, все, что можно, я уже вам рассказала.

— Да вы мне ничего не объяснили толком!

— Но в конце концов, вы ведь сами…

— Что я? Что? Нет, голубушка, вы уж, пожалуйста, объясните, что именно я сделал не так!

— Опять начинается, — вздохнула Соболевская. — Главное, я вас все-таки нашла.

— Еще неизвестно, кто кого нашел…

— Да ладно вам! Теперь-то уж чего скандал устраивать?

Владимир Александрович и телевизионная журналистка сидели в ее маленькой японской машине, марку и номер которой Виноградов так и не успел разглядеть.

В салоне машины было тепло и уютно. Снаружи, напротив, накрапывал мелкий, холодный ноябрьский дождик, так что время от времени Ирине Соболевской приходилось включать дворники, чтобы хоть что-нибудь разглядеть через лобовое стекло.

Дорога, на которой она припарковалась, представляла собой обыкновенный грунтовый проселок, выбирающийся в этом месте из леса к асфальтированному широкому шоссе.

Несмотря на середину ночи, движение по шоссе было достаточно оживленное.

— Ладно, еще раз… моя задача?

— Садитесь в грузовик, к нашему человеку. Получаете новые документы. На английской границе изображаете из себя сменного водителя. Оказавшись во Франции, обращаетесь к человеку, которого я назвала, и подаете официальное заявление в консульство об утрате…

— Нет, дальше мне все более-менее ясно, — перебил журналистку Владимир Александрович. — Но ведь здешние пограничники проверят меня по компьютеру?

— Документы для вас приготовлены подлинные. — заверила его Соболевская. — Человек, вместо которого вы будете выезжать из страны, уже несколько лет работает водителем-дальнобойщиком, и оказался он в Великобритании вполне легально, на этом же рефрижераторе.

— Хорошо. Посмотрим.

Можно было, конечно, поинтересоваться, куда же денется настоящий водитель, когда Виноградов займет его место в кабине. Однако задавать дурацкие вопросы только для того, чтобы выслушать на них не менее дурацкие ответы, было не в правилах Владимира Александровича.

Поэтому он предпочел сменить тему:

— Опаздывают?

— Сейчас, уже должны быть. С минуты на минуту… Вы, кстати, уже знаете, что Литвинчук умер в больнице?

— Нет. Когда?

— Вчера вечером.

— Какой диагноз?

— Отравление. — Соболевская сделала паузу и добавила: — Отравление полонием.

— Смешно. У кого-то, значит, еще осталось чувство юмора… — Виноградов протер рукавом запотевшее изнутри боковое стекло. — Кто его все-таки отравил? Как вы думаете?

— Честно говоря, я была уверена, что это сделали вы, — дернула плечиком Ирина Соболевская.

— Нет, не я.

Алексея Литвинчука было жалко.

По-настоящему жалко.

Олигарх — совсем другое дело. Это человек коммерческий, и подходить к оценке его поступков с такими отвлеченными критериями, как человеколюбие или патриотизм, не имело никакого смысла.

По наблюдениям Виноградова, Олигарх всегда прекрасно сознавал, что делает, и отдавал себе отчет в последствиях любых своих поступков. Наверное, в случае необходимости он легко пойдет на любую сделку с дьяволом, и еще неизвестно, кто в результате