Гюнтер Карау - Двойная игра Страница 70

Одной из таких дат является 13 августа 1961 года. Бойцам были розданы боевые патроны, но не прозвучало ни единого выстрела. Нам объявили войну, а мы объявили мир. Это была вооруженная акция, предпринятая ради того, чтобы не заговорили орудия. После этого мир стал выглядеть иначе. Наткнувшись на закрытую границу, противник — пусть с зубовным скрежетом — наконец осознал пределы своих возможностей. Порочный круг был разорван. Не война, а предотвращение войны привело к тому, что радикальные изменения, происшедшие в соотношении сил на мировой арене, стали очевидны даже для тех, кто страдает политической слепотой. Мир пришел в равновесие.

Когда я распрощался с генералом, все было ясно, осталось только доработать нюансы. Обманный маневр, на который нас подтолкнуло честолюбие доктора Баума, представлял собой лишь часть общего плана. Но он имел большое значение для обеспечения и усиления эффекта внезапности. В чем заключалась его суть — легко объяснить. Кабель, к которому предстояло подсоединиться Йохену, являлся важной линией связи в военной инфраструктуре приграничной зоны. Перспектива черпать оттуда сведения должна была привести противника чуть ли не в телячий восторг.

Лишь несколько офицеров связи были посвящены в задуманную операцию. Их задача состояла в том, чтобы после того, как господа из ЦРУ приложат ухо к другому концу кабеля, характер связи не изменился, то есть передавать сообщения шифром. Но затем в какой-то момент один из автоматических датчиков выходил из строя и передача велась открытым текстом. Очень важно было, чтобы противник не усомнился в естественности хода событий. Поэтому датчик после ошибки делал самокоррекцию и сразу же передавал тот же текст шифром. Это должно было выглядеть как самая что ни на есть нормальная техническая неисправность. Мы подсчитали, что аналитикам из целендорфского бункера потребуется около десяти часов, чтобы с помощью новой системы компьютеров раскрыть код. Вот тут-то господа и оказывались в приготовленной для них ловушке. Поскольку они наверняка вообразили бы, что сами себе создали такую возможность, мы могли им рассказать, что у нас на елках растут апельсины, и они поверили бы. Молодым офицерам связи доставляло удовольствие составлять соответствующие сообщения — в связи с предстоящим полковым праздником музыкантам отменили увольнения; несколько танковых батальонов отправлены в мастерские на профилактический ремонт; вертолетные подразделения перебазированы за Одер, чтобы принять участие в командно-штабном учении на территории Польши; командир корпуса отправился на лечение в Крым; призыв резервистов отменен, так как поступил доклад о том, что истек срок хранения продуктов на продовольственных складах; 2 тысячи новобранцев откомандированы в сельское хозяйство на уборку урожая. Противник должен был поверить, что мы пребываем в неведении и что у него еще есть время.

Странное это чувство — сознавать, что тебя обманывают, и> будучи обманутым, знать, что обман приносит пользу. Идея Мастера Глаза с подводным кабелем была блестящей. Шеф все еще грезил о тех временах, когда одному из его предшественников в районе Альтглинике удалось подключиться в подземном туннеле к кабелю, который вел прямо в вюнсдорфскую штаб-квартиру советских войск. Со своим новым подводным вариантом он войдет в анналы фирмы — старый служака, ушедший из жизни стоя. Хотя он нередко возбуждал во мне отвращение, я считал, что надо дать ему порадоваться. Но поначалу я не стал посвящать его в операцию. Положение было взрывоопасным. В то время я еще испытывал своеобразное чувство гордости за то, что принадлежу к избранным сотрудникам фирмы. Я рискнул провести операцию на свой страх и риск. Если бы она провалилась, я был готов к тому, что они согласно своему кодексу бросили бы меня на произвол судьбы, так как я действовал в одиночку. Но в случае успеха я бы оказался первым у источника информации. Мое недоверие росло, определенные силы в наших собственных рядах (сюда я относил и шефа) стремились довести всеобщее безумие до апогея. Мне нужно было разобраться во всем и сориентироваться. Политики, если у них оставалась хотя бы крупица разума, не имели права допустить, чтобы их оттерли на задний план те, кто был лишь их инструментом.

Операция проходила не без осложнений приключенческого характера. На нашей стороне Хафеля все было спокойно. Но тысячи лягушек в предвкушении брачного блаженства устроили в камышовых зарослях вдоль границы такой концерт, что он заглушал все другие звуки. Я не слышал приближения пограничного катера, который шел с притушенными бортовыми огнями. Мастер Глаз должен был давным-давно появиться. Трижды я сигналил фарами машины, и каждый раз в ответ над водой поднималась осветительная ракета, а по воде, будто перст привидения, начинал шарить мощный луч прожектора. Словно приземистая жаба, неподалеку от моста застыл на воде катер. Время ожидания в автомобиле тянулось ужасно медленно, но я знал, что для Мастера Глаза оно тянется еще медленнее. Если он более или менее выдерживал курс и укладывался по времени, то сейчас он лежал с катушкой кабеля на дне между мостом и катером и ему не оставалось ничего другого, как притаиться и ждать. Даже вдоль фарватера глубина не была особенно большой. Если командир катера решит предпринять поиск по кругу, то Мастера Глаза может затянуть под винт судна. Когда снова заработал мощный дизель, я уже не мог усидеть в машине и побежал вниз к воде. Взлетела еще одна осветительная ракета, и катер наконец-то пошел — к счастью, на небольшой скорости — к противоположному берегу и стал обшаривать его прожектором.

Для Мастера Глаза, если все у него складывалось благополучно, путь теперь был открыт. Я побежал к месту его выхода на сушу, ориентиром для которого служил старый причал. Там произошел еще один инцидент. Где-то в камышах раздался плеск. И в тот же миг в той стороне вскрикнула женщина. Затем я услышал обмен репликами между двумя мужчинами. Один из голосов принадлежал Мастеру Глазу. Он ошибся и вышел из воды на добрую сотню метров дальше запланированного места. Я снял на ходу пистолет с предохранителя и сжимал его в одной руке, а в другой держал наготове карманный фонарик.

Ситуация была не лишена комизма. Мастер Глаз, совершенно измучившись в результате длительного пребывания под водой и потеряв способность хорошо ориентироваться, выбрался на берег как раз в том месте, где предавалась любви какая-то парочка. По плеску ласт на мелководье можно было определить, что он пытался отступить назад, в глубину. Но невидимый мужчина крикнул ему с берега:

— Стой! Вернись назад! Пограничная зона!

Женщина ноющим голосом просила:

— Да оставь его, Эрвин!

И вновь мужской голос:

— Это мы еще посмотрим! Назад или я применю оружие!

Я подоспел как раз вовремя и включил фонарик. В руке у этого типа действительно был крупнокалиберный кольт. На свои голые плечи он накинул форменную тужурку западноберлинского полицейского. А на женщине была лишь маленькая косыночка, повязанная вокруг шеи. Когда на нее упал луч света, она отреагировала удивительно неженственно: не попыталась прикрыть свои прелести, а лишь загородила руками глаза от света. Это была опытная шлюха.

— Марш отсюда! — приказал я.

Полицейский, которому помешали, попытался было воспротивиться. Я направил луч света на свое оружие и с нарочитым американским акцентом произнес:

— Союзническое контрольное мероприятие. В последний раз говорю — убирайтесь! Вы мешаете проведению операции.

Это их убедило. Я подождал до тех пор, пока в лесу хлопнули дверцы автомашины, заработал мотор и шум его начал медленно удаляться. Тогда я тихонько позвал:

— Йохен?

Он лежал на мелководье рядом с катушкой кабеля. Я помог ему добраться туда, где намечалось сделать подсоединение. В ластах, которые ему на каждом шагу приходилось вытаскивать из воды, с кислородным баллоном на спине, походившим на горб, он напоминал морское чудовище, которое никак не могло решиться выбраться на сушу.

В его поведении я не заметил ничего особенного, кроме того, что он избегал близко подходить ко мне. Однажды я уже просмотрел нечто подобное. Это было, когда он остановился, вместо того чтобы ударить кинжалом чучело, одетое в форму советского летчика, и застыл в изнеможении, уставившись в небо. На этот раз он не решался выйти с концом кабеля на сушу. Я страшно желал только одного — заполучить этот кабель. Может, этим и объясняется то обстоятельство, что моя бдительность притупилась и я стал обманутым победителем. Когда он бросил катушку с кабелем на землю, я еще раз включил фонарик. Йохен дрожал от переохлаждения. На поясе его водолазного костюма висел большой нож, и я почувствовал, что с этим ножом что-то не в порядке, но когда я схватил кабель, то забыл обо всем на свете. Сегодня-то я знаю, что они допустили ошибку, не обратив внимания на одну мелочь. Я где-то видел такой нож, а именно на фотографии, которую один из наших людей снял с помощью сверхсильного телеобъектива у горы Хафельберг, скрытно наблюдая за учениями боевых пловцов Национальной народной армии.